Авторы научных трудов практически никогда гонораров не получают. Научные издательства у нас немногочисленны и существуют за счет дотаций от государства, влача жалкое, как правило, существование. Научная информация готовится в виде монографий, из которых читатель черпает 10 % поступающей к нему научной информации. Научные журналы приносят этому заинтересованному читателю 40 % информации. Еще 40 % информации научный работник получает из совсем уж малотиражных ведомственных научных отчетов, материалов семинаров и конференций. Оставшиеся 10 % приходятся на переписку, устные сообщения и другие источники. При этом монографии приносят информацию с опозданием на 5–7 лет, научные журналы на 2–3 года, а тезисы докладов и репринты на полгода-год. С учетом нищенского состояния наших научных библиотек общий результат получается плачевным. По данным Всесоюзного института научной и технической информации ГКНТ СССР (газета «Радикал», 12.4.1991), информированность отечественных ученых в сто (!!!) раз меньше, чем ученых США и других промышленно развитых стран.
Большинство советских книг написаны и изданы так, что ни брать их в руки, ни читать совсем не хочется. «Литература и макулатура. Портрет читателя на фоне книжного развала» — под таким названием одна из новых московских еженедельных газет «Мегаполис-Экспресс» (20.12.1990) опубликовала короткое интервью:
«Что советский народ — самый читающий в мире, мы знали с детства так же твердо, как и то, что наше метро — самое лучшее. А на самом деле — что, как, сколько мы читаем? Как сегодня меняется структура книжного спроса и предложения с переходом на рыночную экономику? Об этом обозреватель „М-Э“ беседовала с директором Московского института книги профессором Анатолием Соловьевым.
„М-Э“: Анатолий Иванович, это правда, что мы больше всех читаем?
А.С.: Нет, сегодня это далеко не так. По выпуску печатной продукции на душу населения мы находимся, по одним данным, на 42-м, по другим — на 50-м месте в мире, за нами следуют такие страны, как Бенин и Занзибар. Подчеркиваю, что имеется в виду вся печатная продукция, вся бумага, израсходованная в печатном деле. Вообще определить, сколько читает народ, довольно трудно. Еще несколько лет назад мы считали, что в личных библиотеках советских людей более 50 миллиардов книг, а сегодня, по уточненным данным, оказалось, что их всего около 14 миллиардов. Это очень мало.
„М-Э“: Есть еще показатели, характеризующие количество „потребления“ книжной продукции?
А.С.: Конечно. Например, количество книг, выпускающихся в год, на душу населения у нас в стране составляет 8–9 экземпляров. Впрочем, в это число входят и различные брошюры, методички, учебники. Доля художественной литературы составляет примерно одну четверть. Однако в мировой практике принято оценивать книгообеспечение читателя не по количеству книг, а по количеству названий. В СССР в год на один миллион человек приходится 280–290 названий книг и брошюр. Эта цифра показывает наше значительное отставание от других стран Европы, где в среднем издается 700 различных книг на один миллион человек в год.
„М-Э“: Но есть, наверное, и такие, которые совсем не читают книг, предпочитая проводить свое свободное время у экранов телевизоров, в дискотеках?
А.С.: По данным Института книги и Госкомстата СССР, в целом по стране число не читающих равно 13,6 %, или около 40 миллионов человек. Если к этому добавить тех, кто книги читает крайне редко (а таких 92 миллиона), то в итоге у нас получается „не читателей“ 132 миллиона человек, т. е. почти половина населения страны.
„М-Э“: Какая книга в этом году была самой популярной?
А.С.: Библия. Это понятно и правильно сегодня, когда многие впервые открывают для себя эту вечную книгу. На втором месте по популярности — „Архипелаг ГУЛАГ“ Александра Солженицына.
„М-Э“: Значит, согласно читательскому спросу, Солженицын оказался лидером этого года среди писателей?
А.С.: Да. Вместе с Андреем Сахаровым. Здесь, на наш взгляд, свою роль сыграл не только высокий художественный уровень их произведений, но и интерес к этим двум незаурядным личностям, борцам за права человека.
„М-Э“: А мне казалось, что сегодня охотнее всего читают детективы. Интерес к этому жанру сегодня тоже закономерен?
А.С.: Конечно. Я думаю, народ устал от политической драки, от полуголодной, полунищей жизни, от нашей страшной истории и безысходности настоящего. Людям хочется отвлечься.
„М-Э“: Может быть, переход к рыночной экономике избавит нас от книжного голода и приохотит к книге многих людей?
А.С.: Суть проблемы как раз в том и состоит, что рынок (высокие договорные цены) раскалывает общество на читающую элиту и не читающий народ. Он отчуждает от книги 60 миллионов пенсионеров, 30 миллионов инвалидов, 45 миллионов детей и учащихся. Это настоящая трагедия. Она заключается в том, что подрастает целое поколение, оторванное от книжной культуры. Отсюда — и вандализм, и растущая агрессивность в обществе, и неуважение к личности. Конечно, причин подобных явлений много, но одна из них — нехватка книг.
„М-Э“: Неужели рыночная экономика не несет ничего отрадного для читателя?
А.С.: Я этого не говорил. Рынок несет известное насыщение массового спроса. Прежде всего на художественную литературу. Вспомните, еще 5 лет назад невозможно было достать книги Булгакова, Гроссмана, Платонова, а сейчас они издаются ежегодно общими тиражами 10–15 миллионов экземпляров. Цена их на „черном“ рынке падает».
У нас все не как у людей, но некоторый прогресс наблюдается. В СССР не было профсоюза журналистов и исследовательского института по проблемам прессы. Правозащитник Сергей Григорьянц создал недавно независимый профсоюз журналистов. Центра изучения проблем средств массовой информации и коммуникации у нас и сегодня нет.
А вот научно-исследовательский институт книги у нас создали, подчинив его Государственному комитету СССР по делам печати. Интервью директора института, вышецитировавшегося доктора философских наук Анатолия Соловьева, представляет интерес как информация из первых рук (газета «Советская культура», 9.6.1990):
«В среде советской интеллигенции нередко встречаются люди, которые не чувствуют необходимости знать и культивировать идеи, принципы, идеалы, рожденные творчеством Гомера и Сократа, Соловьева и Флоренского, Бехтерева и А. Богданова, Платонова и Булгакова, Бухарина и Вавилова, Вернадского… Сегодня журналам и газетам приходится заново открывать для читателей многие имена. Небезынтересно знать, что из 86 лауреатов Нобелевской премии по литературе в центральных издательствах СССР никогда не публиковались (отдельной книгой) 25 человек.
— Считается, что у нас очень мощные личные и государственные собрания.
— Можно прозондировать проблему с точки зрения количества названий выпускаемой литературы. Как показывает статистика, количество изданий, как в зеркале, отражает периоды подъема или спада в духовной жизни. Рост приходится на период нэпа — с 1925 до 1931 года (от 32,3 тысячи до 54,6 тысячи) и годы хрущевской оттепели в 1955–1962 годах (от 54,7 тысячи до 79,1 тысячи). А резкий спад числа изданий приходится на годы нарастания сталинских репрессий — от 54,6 тысячи в 1931 году до 37,6 тысячи в 1937 году.
— А в годы перестройки?
— В 70-е годы мы в лучшем случае топтались на месте. Был, правда, отмечен и небольшой рост. Но затем книжную политику вплоть до настоящего времени определяло неуклонное медленное сползание. Вот цифры: 1985 г. — 84 тысячи наименований в год, 1986-м — 83,5, 1987-м — 83,0, 1988-м — 81,6.
Я не могу понять того безмятежного спокойствия, с которым общество, почивающее на лаврах „самого читающего“, взирает на нищенский рацион и издательскую полиграфическую базу, на которые нас обрекла командно-административная система. Напомню еще раз, что по объему производства бумаги наша великая страна, занимающая 1-е место в мире по территории, обладающая самыми большими лесными массивами, находится лишь где-то в пятом десятке. По некоторым данным, имеющиеся мощности в СССР позволяют перерабатывать лишь 12 процентов заготовляемой древесины, в то время как в развитых странах Запада — до 50 — 70 процентов. Планируемые же темпы прироста составляют порядка 5 процентов в год. С этим никак нельзя мириться».
Для представителя советской элиты одним из показателей руководящего положения, одной из вожделенных привилегий всегда была возможность регулярного получения «книжного списка». Причем вероятность обладания персональной государственной машиной с водителем или государственной бесплатной квартирой, или бесплатной на всю семью путевкой на курорт зачастую оказывалась выше, чем получение раз в месяц заветного списка книжных новинок. Достаточно было лишь отметить на полях желаемые книги и передать куда следует список с нужной, действительно символической суммой денег — и все в порядке.
