Через четыре месяца после начала нового тысячелетия симптомы неблагоприятного развития появились и у нас. Начало положил крах акций корпораций, связанных с высокими технологиями. В самом начале нового тысячелетия фондовая биржа, конечный барометр экономики, достигла максимального за все время своего существования уровня. Комплексный индекс NASDAQ, в который входят, главным образом, акции корпораций высоких технологий, взлетел с 500 в апреле 1991 г. До 1000 — в июле 1995 г., превысив уровень 2000 в июле 1998 г. и, наконец, достигнув максимума в 5132 в марте 2000 г. Бум на фондовом рынке способствовал росту доверия потребителя, которое также достигло новых высот и обеспечило мощный импульс инвестиционной деятельности, особенно в бурно развивавшихся секторах телекоммуникаций и высоких технологий.
Последующие несколько лет подтвердили подозрения, что цифры были дутыми, и фондовый рынок начал ставить новые рекорды, но теперь уже по темпам спада. В первые же два года только на Американской фондовой бирже капитализация фирм снизилась на 8,5 трлн долларов — сумму, превышающую годовой национальный доход любой страны в мире, за исключением США. Только одна из крупных корпораций Америка-он-лайн Тайм Уорнер (AOL Time Warner)[9] списала 100 млрд долларов — признавая тем самым, что сделанные ей инвестиции колоссально обесценились. В начале девяностых не было ни одной фирмы с капитализацией в 100 млрд долларов, не говоря уже о том, что никто не мог себе позволить списание подобных сумм и продолжать существование.
После того, как лопнул высокотехнологический мыльный пузырь, не замедлил совершиться и поворот в судьбах реальной экономики. Америка вступила в свою первую рецессию за последнее десятилетие. Выяснилось, что Новая экономика отнюдь не положила конец деловому циклу. Если бум был наибольшим за весь послевоенный период, то и спад стал также самым глубоким. Во времена бума мы с Клинтоном гордились поставленными новыми рекордами: было создано беспрецедентно большое количество рабочих мест — 10 млн с 1993 по 1997 г. и еще 8 млн между 1997 и 2000 годами. К 1994 г. уровень безработицы впервые за четыре года упал ниже 6 процентов, а к апрелю 2000 г. — ниже 4 процентов впервые за последние три десятилетия. Хотя большая часть экономического выигрыша досталась богатым, казалось, что в выигрыше были все и каждый. В первый раз за четверть века самые низкодоходные группы обнаружили, что их доходы начали расти, несмотря на самое большое в истории сокращение числа получающих социальные пособия (более, чем на 50 процентов за шесть лет). Но в то же время было достигнуто и самое большое сокращение бедности — с тех пор, как этот показатель начали регистрировать.
Два первых года нового тысячелетия были свидетелями падения других рекордов, но не таких, которыми принято хвастаться. Банкротство корпорации Энрон (Enron)[10] было самым крупным в истории США — но только до тех пор, пока не обанкротилась в июле 2002 г. корпорация УорлдКом (WorldCom)[11]. Курсы акций падали темпами наиболее высокими за много лет — индекс Стэндард энд Пурз 500 (S&P 500), обеспечивающий наиболее представительскую меру результативности рынка ценных бумаг демонстрировал самые низкие годовые результаты за четверть века. Американцы доверчиво вкладывали свои сбережения в корпоративный капитал, теперь в результате (7) 8,5-триллионного снижения рыночной капитализации, они потеряли примерно треть своих индивидуальных сбережений на старость. Такие индивидуальные пенсионные счета, как схемы IRA и пенсионный план 401(k)[12], попросту испарились. Даже бум в области недвижимости — весьма сомнительного характера, вовсе не обязательно благоприятствующий обеспечению будущего людей, вылился в потерю более, чем 1,6 трлн долларов, исчезнувших с балансов домашних хозяйств. Человек, проработавший всю жизнь, вдруг очнулся от иллюзий для того, чтобы убедиться, что его расчеты на обеспеченную старость не оправдались.
Фондовая биржа, разумеется, далеко не всегда отражает более широкие аспекты экономической реальности. Но, на этот раз она, к несчастью, их отражала. Между июлем 2000 г. и декабрем 2001 г. наша страна пережила самый длительный спад промышленного производства со времени первого кризиса. В течение всех двенадцати месяцев было потеряно два миллиона рабочих мест. Застойная безработица увеличилась более чем вдвое. Уровень безработицы подскочил с 3,8 процента до 6,0 процентов, причем еще 1,3 млн американцев опустились ниже черты бедности, и дополнительные 1,4 млн — оказались вне страховой медицины.
Прежде чем экономика смогла оправиться от рецессии, Америку потрясли самые тяжкие за более чем семьдесят лет, корпоративные скандалы, в ходе которых были низведены с пьедесталов такие фирмы, как Энрон и Артур Андерсен[13] и которые затронули почти все важнейшие финансовые институты. Со временем выяснилось, что проблемы не ограничиваются телекоммуникационным сектором, ни даже сферой высоких технологий. Проблемы возникли в секторе здравоохранения и даже в тривиальном бакалейно-гастрономическом бизнесе.
* * *
Как могло случиться, что ситуация изменилась столь быстро, и Американский капитализм из символа триумфатора, шествующего по всему миру, превратился в символ всего порочного, что только есть в рыночной экономике? Как мир перешел от глобализации, несущей неслыханные благодеяния всем, к первой рецессии новой эры глобализации, когда экономические спады в Европе, Соединенных Штатах и Японии взаимодействуя друг с другом, затягивали друг друга все глубже вниз? Как Новая экономика, обещавшая положить конец деловому циклу, сделалась Новой экономикой, означающей даже гораздо большие потери, чем потери от обычного цикла?
Поворот событий вызывает и другие вопросы в годы бума, заслуга в равной степени приписывалась как Совету управляющих Федеральной Резервной Системы во главе с его многолетним председателем Аланом Гринспеном (Alan Greenspan), так и администрации Клинтона. Многие политические аутсайдеры, и в особенности на Уолл-Стрите, склонялись к тому, что больше заслуг на стороне Гринспена. Однако он оказался не только не в состоянии предотвратить спад, но когда спад продолжал все больше распространяться вширь, он был бессилен способствовать переходу его обратно в оживление. Потерял ли Гринспен свою волшебную палочку? Или изначально ему приписывалось больше, чем он на самом деле заслужил?
Время наступления спада, следовавшее по пятам смены президентской администрации, провоцирует на слишком простой ответ на загадку внезапного изменения обстоятельств: Клинтон и его команда экономистов умели управлять экономикой, Джордж У. Буш и его команда не умеют этого. Но после смены администрации спад наступил настолько быстро, что такое объяснение не выдерживает критики.
С другой стороны, мы можем несколько утешиться тем, что подъемы и спады являются постоянными спутниками рыночной экономики. Каждый «мыльный пузырь» когда-нибудь лопается; причем обычно существуют внутренние механизмы, ведущие к его саморазрушению. Например, в случае «пузырей» в жилищном строительстве, высокие цены ведут к росту инвестиций в недвижимость, и в конце концов возникает неустранимое несоответствие между выросшим предложением и сократившимся под влиянием быстро растущих цен спросом. «Пузыри» в недвижимости, образовавшиеся в начале восьмидесятых годов, лопнули, когда доля нереализованного жилья в Хьюстоне достигла примерно 30 процентов. По мере того, как цены взлетали все выше и выше, становилось все менее вероятно, что темпы роста могут сохраниться. То же самое произошло и с нынешним «мыльным пузырем»: все более высокие цены вели к росту числа фирм в системе Интернет-коммерции, и к росту инвестиций в телекоммуникацию. Когда «пузырь» лопнул, оказалось, что 97 процентов оптико-волоконных кабелей никогда не видели светового луча — они просто никогда не использовались. Мы можем даже гордиться тем, что если бум в среднем за полстолетия после Второй мировой войны длился менее пяти лет, наш бум длился дольше, гораздо дольше.
Но американцы должны признать тот факт, что в самом буме были посеяны семена краха, не дававшие своих ядовитых плодов в течение нескольких лет. Мы не намеревались сеять эти семена — мы даже не ведали, что творили. Напротив, мы верили, что сеем семена длительного процветания в будущем. И действительно, мы посеяли многие их этих семян. Некоторые из них были семена медленно растущих растений — например, инвестиции в дошкольное образование инвалидов, или в фундаментальную науку — их плодами воспользуется следующее поколение. Некоторые из этих семян, однако, такие как триллионные бюджетные профициты вместо дефицитов в годы администраций Буша и Рейгана, оказались более уязвимыми, чем мы предполагали, ибо Джордж У. Буш сумел в мгновение ока обратить их в нарастающие дефициты. Но становится все более ясным, что мы посеяли некоторые семена краха, лежавшие в основе рецессии, начавшейся в марте 2001 г. Если бы экономика хорошо управлялась, рецессия была бы короткой и неглубокой, но у президента Буша была другая программа, и ее последствия оказались очень серьезными для Америки и всего мира.
