За этим вопросом Бен-Гуриона стояла его озабоченность, что новые акценты в египетской политике могут еще в большей степени расположить к «Свободным офицерам» Соединенные Штаты, которые уже и без этого показывали свое стремление поддержать египетское руководство.
Контакты, установленные Египтом и Израилем, пробуксовывали. Бен-Гурион требовал встречу на высшем уровне — Насер от этого уходил. Повредили и бесконечные утечки.
Секретные контакты Насера с Моше Шаретом
Разговор Наттинга с Бен-Гурионом состоялся незадолго до того, как премьер-министром Израиля стал Моше Шарет (Бен-Гурион сначала ушел в пятимесячный отпуск, сказав коллегам, что это вызвано «необходимостью перезарядить умственные батареи», а затем — в декабре 1953 года — в отставку). Шарет отличался от своего предшественника. Он не имел такой поддержки в Израиле, как Бен-Гурион, но и не был таким, как тот, ястребом. Шарет делал ставку на «вживаемость» Израиля в Ближневосточный регион. Он говорил по-арабски, слыл знатоком арабской культуры. В арабском мире Шарета считали, пожалуй, наиболее реалистически мыслящим израильским деятелем. Судя по ряду высказываний самого Насера и его собеседников, президент Египта был лично расположен к Шарету.
Началась переписка Насера с Шаретом. Послания были сухими, но корректными. Характерно, что послания не подписывались, но каждый из адресатов знал, от кого он их получает. Шарет хотел, чтобы Насер снял блокаду с прохождения израильских судов через Суэцкий канал и залив Акаба. Насер сосредоточился, что весьма показательно, на проблеме палестинских беженцев. При этом он не исключал компромисса по поводу числа беженцев, которые должны быть репатриированы.
Серьезность такого обмена подтверждается, как мне кажется, тремя обстоятельствами. Во-первых, с этими контактами были связаны США — в их интересах было, как уже говорилось, поставить под свой контроль новое египетское руководство. В организации контактов приняли участие Государственный департамент и ЦРУ. Прямые встречи египтян с израильтянами после прихода к власти Шарета происходили в Вашингтоне. Израильскую сторону представлял будущий президент Израиля Хаим Герцог и дипломат Гидеон Рафаэль. Египетскую сторону — полковник Абдель Хамид Галеб. Во-вторых, в период переговоров вообще не было серьезных инцидентов на границе — Насер сдерживал федаинов, а Шарет не осуществлял так называемые акции возмездия. В-третьих, испортились отношения Насера с муфтием Иерусалима Мухаммедом Ахмедом Хусейни — руководителем Высшего арабского комитета, который, будучи настроен крайне жестко в отношении Израиля, не скрывал своего негативного отношения к контактам, о которых он прослышал, между Каиром и Тель-Авивом. Были основания считать, что муфтий в это время начал взаимодействовать с «Братьями-мусульманами», чтобы создать серьезную оппозицию Насеру в Египте.
Предпринимались попытки целого ряда посредников организовать личную встречу Насера и Шарета. Это намеревался сделать посол Индии в Каире историк К.М. Паникар, известный связями с Джавахарлалом Неру. Паникар вел переговоры о подготовке такой встречи до весны 1955 года, до рейда израильской армии в Газу. Ставший впоследствии премьер-министром Мальты Д. Минтофф тоже пытался быть посредником между Насером и Шаретом, но тоже потерпел неудачу.
Еще одна посредническая миссия была связана с именем Иры Хиршмана, эмиссара Рузвельта, который во время Второй мировой войны вел переговоры о выкупе тысяч евреев из нацистских лагерей. Встретившись с Насером, этот тесно связанный с сионистскими кругами человек, которого трудно заподозрить в симпатиях к «Свободным офицерам», позже написал, что руководитель нового египетского режима произвел на него очень большое впечатление своей конструктивностью. После беседы с Насером в тот же день Хиршман вылетел в Тель-Авив, где вместе с Шаретом на встрече присутствовал Бен-Гурион. В ответ на предложение Хиршмана о контактах Насера с израильскими руководителями Бен-Гурион, вмешавшись в беседу, сказал: «Насеру осталось недолго сидеть в седле».
К этому времени никто уже не сомневался в том, кто в Израиле дирижирует оркестром. Перед уходом из правительства Бен-Гурион успел поставить на пост министра обороны Лавона, а начальником Генерального штаба назначил Моше Даяна. Действуя через них, он, находясь в своем кибуце Зде-Бокер в пустыне Негев, продолжал, по сути, руководить страной. В то время в Израиле говорили, что Шарет каждое утро трясущимися руками раскрывает газеты в ожидании каких-либо «ночных художеств» Даяна и Лавона. Может быть, такое представление о Шарете преувеличивает его полную отстраненность от антиарабских акций, но многие исследователи пишут, что эти два израильских военачальника, кстати тихо ненавидевшие друг друга, совместно и бесконтрольно определяли программы антиарабских действий и даже не снабжали премьер-министра военно-стратегической информацией.
А тревоги были не напрасны. 15 мая о готовящейся израильской атаке против Египта сообщила лондонская «Таймс». 7 июня такую же информацию опубликовал Сульцбергер в газете «Нью-Йорк таймс». 12 июня Соединенные Штаты сделали официальное заявление, в котором содержалась угроза прекратить всякую военную помощь стране, отказавшейся от соглашений о перемирии на Ближнем Востоке, заключенных после первой арабо-израильской войны. Возможно, это заявление охладило страсти израильских ястребов.
Контрудар: спецоперация «Сусанна»
Именно в этот период 30 июня 1954 года началась операция израильских спецслужб в Египте под кодовым названием «Сусанна», после срыва которой возник скандал — так называемое «дело Лавона». Это был, пожалуй, самый крупный политический скандал в истории Израиля.
Шпионской сети, созданной в Египте израильским разведчиком Абрахамом Дара, обосновавшимся в Египте под фамилией Джон Дарлинг — представителя английской электронной компании, было дано задание взорвать бомбы в американских и английских учреждениях, расположенных в Каире и Александрии. Цель операции заключалась в том, чтобы вызвать напряженность в отношениях между Египтом, с одной стороны, Соединенными Штатами и Великобританией — с другой. Проводило операцию «подразделение 131» (ведающее делами диверсий) военной разведки Израиля АМАН.
Эта напряженность, как рассчитывали позже организаторы операции, могла быть использована «суэцким лобби» в английском парламенте для того, чтобы сорвать с одной стороны уже намеченное подписание соглашения об эвакуации английской базы в Египте и с другой — помощи тем произраильским кругам в Соединенных Штатах, которые боролись против тенденции на заигрывание Вашингтона с новым египетским режимом. Были произведены взрывы в американских информационных центрах в Каире и Александрии. При попытке внести бомбу в каирский кинотеатр в декабре 1954 года были арестованы два израильских агента. После их признания были схвачены и другие члены шпионской сети. Начался процесс, во время которого обвинение доказало, что провокация направлялась и осуществлялась Тель-Авивом. Двое были приговорены к смерти, один покончил жизнь самоубийством в камере, а остальные были обменены после Шестидневной войны на египетских военнопленных.
В Израиле объявили весь процесс «инсценированным», но тем не менее в 1955 году в результате провала и разоблачения операции израильской разведки министр обороны Лавон подал в отставку. Его сделали козлом отпущения, приписав ему единоличное решение об организации антиамериканских акций в Каире. Лавон отрицал этот факт, но, не имея тогда возможности доказать фальсификацию своей подписи под документом, ушел в отставку, уступив пост министра обороны Бен-Гуриону. Возвращение на этот ключевой пост в правительстве через некоторое время предопределило переход к Бен-Гуриону и кресла премьер-министра, сначала фактически, а затем и официально[7].
«Дело Лавона» поставило в центр дискуссии, которая велась на всех уровнях несколько лет в Израиле, многочисленные вопросы: кто отдал приказ? Кто несет ответственность за операцию? Лжет ли директор военной разведки, когда утверждает, что получил соответствующее распоряжение от министра обороны во время разговора с ним в середине июля с глазу на глаз, без свидетелей? Лжет ли министр обороны, когда утверждает, что такого разговора не было? Были ли фальсифицированы задним числом соответствующие документы? Участвовал ли в этой фальсификации лично Моше Даян, который почему-то вызвал к себе одного из главных свидетелей до его официального допроса и имел с ним конфиденциальную беседу? И так далее и тому подобное. Но во время этих публичных дискуссий внимание отводилось от главного — от провокационных целей операции.