Послезавтра мы снова увидимся в Берлине. Мне хочется плакать! Дорога домой, трагическая дорога домой! Без сомнения, одно из серьезнейших разочарований моей жизни. Я уже не верю столь безоговорочно Гитлеру. Это самое чудовищное: я лишился внутреннего стержня.
«Призыв к ненависти» (листовка «Стального шлема», сентябрь 1928 г.).
Мы ненавидим всей душой нынешнюю государственную систему, ее форму и ее содержание, ее происхождение и ее существо. Мы ненавидим эту государственную систему не потому, что ею руководят не лучшие немцы, а потому, что в ней господствует парламентаризм, который делает невозможным какое-либо ответственное руководство. Мы ненавидим эту государственную систему, ибо в ней самоцелью и правом стала классовая и партийная борьба. Мы ненавидим эту государственную систему за то, что она, вопреки всем широковещательным обещаниям, ставит немецким рабочим препятствия в их справедливых требованиях подъема. Мы ненавидим эту государственную систему, ибо она закрывает перспективу на освобождение нашего порабощенного отечества и снятие с немецкого народа вымышленной вины за войну, приобретение необходимого немецкого жизненного пространства на востоке, защиту сельского хозяйства, промышленности, ремесла от вражеской экономической войны и возвращение им жизнеспособности. Мы нуждаемся в сильном государстве, в котором ответственное руководство принадлежало бы лучшим, а не безответственным бюрократам и болтунам.
Мы требуем от наших христианских церковных общин придерживаться соответствующего немецкому духу воинствующего христианства, чтобы проложить путь к свободе немецкого народа. Мы ставим эти требования в ясном сознании того, что освободительная борьба может увенчаться успехом только в том случае, если борющейся церкви удастся вернуть массу немецкого народа к высшим принципам Бога и христианства.
Беседа Гитлера с О. Штрассером (21–22 мая 1930 г.).
Штрассер: Г-н Гитлер, если Вы намерены сохранить капиталистическую систему, то Вы не должны говорить о социализме! Ибо приверженцы нашей партии в первую очередь социалисты, и они ссылаются при этом на программу партии, где идет речь о социализации предприятий, перешедших в общественную собственность.
Гитлер: Термин «социализм» сам по себе плох, соответствующие предприятия не могут быть социализированы, если они не нарушают интересы нации. Если же нарушений нет, то было бы преступлением разрушать хозяйство.
Штрассер: Еще никогда не видел капиталиста, который бы не заявил, что он «делает все для блага нации». Каким образом Вы намереваетесь определять это объективно? Как Вы собираетесь закрепить право вмешательства со стороны государства без того, чтобы установить в экономике безграничный произвол чиновников, что принесет с собой гораздо большую степень беспокойства, чем любой социализм?
Гитлер: Ведь мы имеем здесь образец, который можем сразу же принять: фашизм! Точно так же, как фашисты уже осуществили это, и в нашем национал-социалистическом государстве будет равноправно соседствовать, а в случаях конфликтов государство примет решение и позаботится о том, чтобы экономические споры не нарушали жизнь нации.
Штрассер: Фашизм, однако, вообще не нашел решения противоречия между трудом и капиталом, даже не пробовал сделать это, он довольствуется сдерживанием борьбы между ними, и при этом преобладание капитала над рабочими остается в силе. Фашизм ни в малейшей степени не является преодолением капитализма, наоборот, он оставил капиталистическую систему нетронутой — точно так же, как собираетесь это сделать Вы.
Гитлер: Это все теория. На практике в действительности в экономике есть лишь одна система: ответственность перед более высокими структурами, авторитет по отношению к нижестоящим.
Генерал К. Шлейхер о позиции рейхсвера по отношению к НСДАП (октябрь 1930 г.)
Что касается социальной части программы НСДАП, то здесь какой-либо оптимизм, вообще говоря, неприемлем. Следует отвергнуть точку зрения, будто социалистические требования нацистов «выдвинуты не всерьез». Они конечно вполне серьезны, и их смысл не представляет собой ничего иного, кроме чистого коммунизма (уравнивание заработков, конфискация всех доходов, полученных за время с 1914 г., огосударствление банков и т.п.).
Нет сомнения, что Москва уже давно обнаружила свою духовную, идейную близость с нацистами и поддерживает их.
Свою позицию по отношению к армии Гитлер на Ульмском процессе определил так: «Мы хотим, чтобы армия находилась в порядке», это ново. До сих пор они целеустремленно и планомерно действовали с целью политизирования армии и при этом постоянно пытались создать пропасть между командирами и подчиненными, между старшими и младшими офицерами.
Не подлежит сомнению, что Москва, чьи попытки разложения вермахта при помощи коммунизма на данный момент безнадежно провалились, пытается добиться того же при посредстве национал-социализма.
Воспоминания бывшего президента Рейхсбанка Я. Шахта о его первых встречах с Герингом и Гитлером (декабрь 1930 — январь 1931 гг.)
В декабре 1930 г. мой давний друг фон Штраус, который с 1915 г. входил в правление Немецкого банка, пригласил меня на ужин с участием и Германа Геринга. Само собой разумеется, что я принял приглашение с одним из главных вождей национал-социалистического движения. Этот ужин на троих сопровождался разговорами на горячо обсуждавшиеся тогда темы об экономической ситуации, о росте безработицы, о пассивности внешней политики Германии во всех связанных с этим вопросах. Геринг показал себя как сведущий, приятный собеседник.
Когда спустя короткое время я получил приглашение на ужин от Геринга и его супруги, у меня не возникло никаких сомнений в вопросе, принимать ли приглашение, тем более что оно сопровождалось сообщением, что приглашен и Адольф Гитлер.
Он появился после ужина. Наш разговор очень скоро обратился к политическим и экономическим проблемам.
Под впечатлением этого вечера я в последующие недели обратился к рейхсканцлеру и другим политикам, с которыми был связан, чтобы побудить их как можно скорее включить национал-социалистов в правительственную коалицию. Мне казалось, что лишь таким способом можно предотвратить тотальный переход власти в руки этого радикального правого движения. В подобной коалиции, как представлялось, национал-социализм еще мог быть направлен в необходимое русло. Когда спустя год наконец восприняли эту идею, время было уже упущено.
Из бесед Гитлера с редактором газеты «Ляйпцигер Нойесте Нахрихтен» Брайтингом (май — июнь 1931 г.)
Марксизм будет искоренен. Вы думаете, что во время революции я пойду на компромисс с марксизмом? Никаких компромиссов не будет, никаких. Если я пойду на компромисс, то марксизм в течение 30 лет возродится вновь. Марксизм должен быть уничтожен. Это зародыш большевизма.
В тот день, когда консервативные силы Германии поймут, что только я со своей партией могу завоевать немецкий пролетариат для государства и что нельзя вступать с марксистскими партиями в парламентские игры, Германия будет спасена на все времена и мы сможем основать немецкое народное государство. Убедите в этом, пожалуйста, господ Гугенберга, фон Папена, также д-ра Гуго, особенно же президента республики.
Я не являюсь другом «массы». Я противопоставляю ей личность. Историю делают только личности, не массы. Массу необходимо вести. Без строгого руководства массами невозможны крупные исторические достижения. Народ необходимо включить в авторитарную систему.
Диктатура? (В ответ на замечание собеседника, что это неизбежно приведет к диктатуре.) Называйте это, как хотите. Я не знаю, следует ли так обозначать это, но я — не поклонник аморфной массы, я смертельный враг демократии, которая ввергла нас в несчастье. Я также не сторонник избирательного права для женщин; я противник всеобщего, равного и тайного избирательного права. Если и придерживаться этой чепухи, то мы обязаны получить выгоду от демагогии. Можете не сомневаться, женщины будут всегда голосовать за порядок и (военную) форму. Какая глупость: у избирательной урны профессор и уборщица конюшни имеют равные права!
Из речи главы электротехнической фирмы К. Сименса, произнесенной на завтраке в офисе компании «Дженерал моторе» в Нью-Йорке 17 октября 1931 г.
Коммунизм и движение Гитлера быстро растут, но между ними имеется следующее принципиальное различие: первый стремится добиться своих целей революционными методами, т.е. при помощи баррикад и гражданской войны, второй намеревается достичь своей цели при помощи законных средств, т.е. избирательного бюллетеня. В то же время это движение хочет предотвратить повторение ноябрьских событий 1918 г., когда революционеры не встречали на улицах никакого сопротивления.
