Эта замутненность универсалистской гуманистической перспективы сказалась и на судьбах бывшего СССР. Теоретически было возможным превращение тоталитарного суперэтнического синтеза в демократический, в целом сохраняющийся в прежних границах. Но новые лидеры России прониклись новыми "открытиями" культурологического пессимизма, обосновывающего неравные шансы представителей различных культур на демократизацию, модернизацию и "возвращение в европейский дом". На этом основании решено было оставить "азиатов", вывести Российскую Федерацию из состава СССР и войти в "европейский дом" на сепаратной основе.
Этот частный пример показателен: речь идет о тенденции подмены универсалистской просвещенческой перспективы селекционистской и сегрегационной. Проявление этой тенденции мы видим в практике двойных стандартов, порождающей новые трещины в здании глобализма. С одной стороны, говорят об открытом глобальном пространстве, в котором неуместны протекционизм и прежние национальные суверенитеты; с другой — не стесняются защищать благополучное пространство интегрированного Севера от пришельцев с Юга, всякого рода "мигрантов" (пример тому — Шенгенские соглашения 1993 г. стран ЕС). Двойственность поведения обнаруживается даже у признанных носителей процесса глобализаци. Так, транснациональные корпорации, требуя либерализации пространства, куда они стремятся проникнуть, внутри себя и в зонах своего влияния нередко создают не либеральный, а протекционистский или монополистический порядок.
Если оценить действующую в настоящее время "рыночную модель" глобального мира по ряду классических либеральных критериев, мы сразу же обнаружим ее парадоксы. Вместо того чтобы порождать на экономическом, политическом и социокультурном уровнях ситуацию беспрепятственного вхождения новых субъектов в конкурентное мировое поле, она, напротив, драматически сужает число участников этого поля, превращая пространство глобального мира в зону привилегированной активности элитарного "клуба избранных".
В экономическом отношении такими избранниками становятся наиболее развитые страны, которые нередко стремятся закрепить свое монопольное положение и предотвратить появление новых конкурентов. Характерно, что новый "план Маршалла" для Восточной Европы так и не состоялся. Вместо этого действуют противоположные доктрины деиндустриализации пространств, не попавших в круг избранных, и тем самым глобализующийся мир пока что тяготеет не к конкурентной, а к олигопольной модели.
В политическом отношении также наблюдается олигополистическая тенденция ограничить действие конкурентных, демократических и плюралистических процедур пространством привилегированных стран. В отношении остальных применяются практики, ведущие от модерна в варварскую архаику. Дисгармонии нынешнего глобализма связаны с тем, что он, вместо расширения числа ответственных участников принятия мироустроительных решений, породил тенденцию его сужения — за счет представителей "второго мира", выталкиваемых в "третий мир", а также за счет выхолащивания потенциала представительных международных организаций.
Преимущества классической "рыночной модели мира" (в широком, сверхэкономическом значении этого слова) должны были заключаться в непрерывном расширении участников мировых конкурентных игр, посредством которых обычно совершенствуются экономические, политические и информационные процессы. Рыночная модель означает одновременно и систему генерирования все новых рынков как поля приложения сил потенциальных субъектов действия, и систему формирования все новых субъектов — контрагентов на этих рынках.
В этом, собственно, и заключается значение рыночной конкуренции как процедуры открытия новых факторов конструктивной активности. Приходится признать, что международная система, складывающаяся по итогам "холодной войны", направлена скорее на то, чтобы закрепить преимущества уже сложившихся экономических и политических лидеров и предотвратить появление их конкурентов, выводя из системы модерна те страны, которые формировались вне западной системы, но успели войти в число индустриальных держав. Так возникает угроза создания в мировом масштабе того "блокированного общества", о последствиях которого предупреждали создатели современной теории модернизации { См.: Сroziеr М. Lа sосiete biоquе. Раris: 1971. } .
Современная глобализация, генерируя все новые всеохватные планетарные поля и системы коммуникаций, открывает возможность разблокировать международную систему, создать принципиально новые "рынки активности", в которых преимущества прежних гегемонов и монополистов, привязанных к старым правилам игры, автоматически не срабатывают. Всякий новый рынок — это новые шансы для тех, кто не успел реализовать себя в прошлом. В этом смысле наш глобальный мир ни в коем случае не должен быть интерпретирован и организован как экстраполяция уже сложившихся тенденций и балансов сил и возможностей. По-видимому, именно так его стремятся истолковать адепты теории "конца истории", полагающие, что западная модель мироустройства — не только высшее, но и последнее слово прогресса.
Нам следует истолковать будущее прямо противоположным образом: как процедуру открытия качественно новых рынков — полей приложения сил и конкурентных игр, в которых прежние победители не имеют решающих преимуществ. Вместо концепции "открытого общества" — в смысле открытости для беспрепятственной экспансии уже сложившихся гегемонов,— нам надо разработать концепцию "открытого будущего", в котором получат новый шанс те, кто оказался обделенным в настоящем.
Демократически понятая глобализация означает демонополизацию прежних систем и подключение новых участников принятия решений. Эти новые участники привнесут в копилку глобального мира свою инициативу и свои ресурсы и тем самым сделают его и более гибким и динамичным, и более оснащенным. Применительно к разным сферам деятельности и подсистемам глобального мира предстоит разработать свои антимонопольные механизмы и процедуры, исключающие возможность присвоения преимуществ глобализации теми, кто сегодня самоутверждается в роли гегемонов.
Здесь особое значение обретает различие кибернетических и синергетических моделей мироустройства. Согласно принципу необходимого разнообразия (У. Эшби), уровень разнообразия управляющей подсистемы не должен быть ниже, чем у управляемого ею объекта. Этот императив кибернетических моделей приводит к тому, что субъекты управления (в том числе и мировые) стремятся снизить меру разнообразия управляемых ими объектов, по возможности упростить их. Возможно, именно этим в первую очередь объясняются неожиданные инволюционные эффекты и тенденции вымывания сложных моделей более примитивными и варварскими, в особенности в управляемой "периферии мира".
Синергетическая модель связана с переходом от организации сверху (по логике управленческой "вертикали") к самоорганизации. Самоорганизация означает перевод энергии и информации из вертикальных каналов управленческой коммуникации в горизонтальные, соответствующие принципу самодеятельности.
Вероятно, в нашем осмыслении конструктивных моделей грядущего глобального мира нам предстоит заново сопоставить эти альтернативные модели вертикальной организации и горизонтальной самоорганизации. Применительно к глобальному миру первая означает концентрацию управленческого потенциала на верхних этажах мировой пирамиды. Эту тенденцию выражает, в частности, концепция однополярного мира. Такой мир глобализуется, структурируется и интегрируется сверху, на уровне стран-гегемонов, оставаясь рыхлым, фрагментарным и разобщенным снизу.
Вторая, синергетическая модель, предполагающая активное генерирование горизонтальных связей всевозможного уровня и профиля, глобализует мир снизу, а не сверху, не по инициативе заинтересованных монополистов и гегемонистов, а по почину тех, кто заинтересован в разблокировке монополистических структур и открытии возможностей для новых участников стратегической "рыночной" игры.
Идеологией глобализма первого типа является высокомерное избранничество, социал-дарвинизм, деление мира на центр и периферию, на принимающих решения и пассивно следующих им. Идеологией глобализма второго типа является гуманистический универсализм, солидарность и кооперация.
Одно дело — глобализация, выступающая под нажимом сверху, как перераспределение полномочий в пользу "гегемонов", решающих мироустроительные вопросы на заседании "клуба избранных". Такая глобализация не только сузит творческий потенциал глобального мира, но и наверняка породит стихийное сопротивление ей со стороны дискриминируемых, активизирует реакцию нового национализма, изоляционизма и фундаментализма. Другое дело — демократическая глобализация по горизонтали, на основе бесчисленно разнообразных самодеятельных инициатив, связывающих народы узами кооперации и интеграции перед лицом общих проблем и вызовов.
