23 сентября 1979 года, в предрассветных сумерках, к дому на Эндовер роуд в Хартсдейле подошел огромный автофургон. Он забрал все имущество проживающей здесь семьи. Впрочем, она уже тут не жила. Руди Герман перестал существовать. Глава семьи, его жена и двое сыновей живут теперь под другими именами далеко от Нью-Йорка и еще дальше от Москвы.
1 декабря «центр» обеспокоенно радировал: «Возможно, за вами установлено наблюдение. Примите необходимые меры предосторожности. Ждем вас в Вене, где вы получите новое назначение».
Ответа не последовало.
* * *
У нас тоже возникло несколько вопросов, остающихся пока без ответа.
Когда и каким образом ФБР обнаружило, что Рудольф Герман — советский шпион? Судя по тому, как много ФБР успело узнать о нем, Руди мог заключить, что это произошло еще в начале 1975 года или даже раньше. Если он сам не допустил никаких профессиональных ошибок, — следовательно, его выдал кто-то из агентов Запада, занимающий ответственную должность в недрах КГБ. Или же он стал жертвой промаха, допущенного тем или иным гебистом, который, скажем, мог пользоваться общим с Руди тайником.
Почему ФБР решило войти в открытый контакт с Германом именно в мае 1977 года? Сам Руди дает этому факту вполне убедительное объяснение. Как раз перед этим он вернулся из Москвы крайне возбужденным и разочарованным. У него начались ссоры с Ингой, требовавшей, чтобы он беспрекословно исполнял все требования КГБ, даже заведомо нелепые. По-видимому, ФБР пришло к выводу, что это состояние делает его особенно уязвимым и настало время использовать возникшим шанс.
Почему ФБР внезапно сняло осаду Далгрена? Из опасения огласки? Но ведь единственное сообщение в прессе было, по всем данным, инспирировано самим ФБР. Возможно, ФБР обнаружило искомого советского агента, но по каким-то соображениям решило убедить КГБ в обратном.
Что выиграли Соединенные Штаты, выследив Германа и склонив его к сотрудничеству с ФБР?
Безусловно, ФБР установило постоянное наблюдение за всеми тайниками, к которым он так или иначе был причастен. Значит, были выявлены все советские агенты и сотрудники КГБ, пользовавшиеся этими тайниками. Возможно, некоторые из них были тайно перевербованы и сделались агентами-двойниками. Заодно ФБР существенно пополнило свои знания по части тактики, применяемой КГБ в Соединенных Штатах.
Но главный выигрыш состоит не в том, что удалось раскрыть и узнать, а в том, что удалось предупредить. Если бы ФБР оказалось не в состоянии выловить такого опытного и глубоко законспирированного агента, каким был Герман, его замечательный сын сейчас прокладывал бы себе дорогу в высшие американские сферы, информируя КГБ обо всем, что он видит и слышит.
Глава девятая
Шпион по призванию
Вплоть до 1950-х годов важнейшими советскими агентами на Западе были левые интеллектуалы, считавшие коммунизм надеждой человечества.
Однако разоблачение ужасов советского режима в сталинскую эпоху заставило многих из них отшатнуться от коммунизма. Чем более полно выяснялись результаты советского эксперимента, тем труднее становилось Советам вербовать эту публику, пользуясь чисто идеологической приманкой. Пришлось разработать систему иных соблазнов.
В частности, в Северной Америке КГБ охотился за молодыми людьми, родители которых были коммунистами или симпатизировали Советскому Союзу. Одним из них и оказался Хью Джордж Гэмблтон.
Он родился в Оттаве в 1922 году. Его отец, по происхождению англичанин, был видным журналистом, и в 1930 году Канадская ассоциация печати поручила ему представлять ее в Европе в качестве первого постоянного корреспондента. Человек энергичный, общительный, свободно владевший немецким и французским, он легко нашел доступ к выдающимся политическим фигурам тогдашней Европы, среди которых были и нацистские главари — Риббентроп и Геббельс. Благодаря таким знакомствам Гэмблтону-старшему нетрудно было сориентироваться в ходе событий и почувствовать, что в ближайшие годы начнется общеевропейская война.
Пока он колесил по Европе, его семья — жена, дочь и сын — жили во Франции, Миссис Гэмблтон обладала исключительной памятью, которую принято называть фотографической и которая позволила ей накопить обширный запас знаний в разных областях. Она к тому же была ирландкой, а ирландцы, как известно, славятся разговорчивостью. Ничего удивительного, что эту даму с распростертыми объятиями принимали во многих европейских салонах. Ей удалось так очаровать одного богатого французского аристократа и его жену, что те вскоре стали почитать миссис Гэмблтон и ее детей чуть ли не за членов собственной семьи. Поэтому Гэмблтон-младший провел отроческие годы в роскошном нормандском поместье с сонмом слуг, среди классически распланированного и подстриженного сада. К его услугам были первоклассные репетиторы, а затем — и элитарные частные школы.
Живя во Франции, миссис Гэмблтон испытывала жадный интерес к Советской России и революционному эксперименту, поставленному в этой стране. Она овладела русским языком, усиленно изучала российскую историю и вращалась среди российских эмигрантов. Хотя эти эмигрантские массы отличались в основном явной неприязнью к коммунизму, среди них кишели советские агенты.
Будучи убежден, что пожар войны в ближайшее время охватит Европу, Гэмблтон-старший отправил в конце 1937 года семью обратно в Оттаву. Здесь, в Канаде, его супруга бывала на приемах, устраиваемых советским представительством, и в знак взаимности принимала работников представительства у себя дома. В дальнейшем она стала давать кое-кому из них уроки английского. Таким образом, ее сын с детства привык к мысли, что нет ничего необычного в дружбе с советскими.
В 1940 году он окончил среднюю школу и года полтора провел в Соединенных Штатах, знакомясь со страной и изучая в Калифорнии испанский язык. После того, как японцы в декабре 1941 года атаковали Перл Харбор и США вступили в войну на стороне антигитлеровской коалиции, Гэмблтон-младший вернулся в Канаду. Здесь вооруженные силы Свободной Франции, возглавляемые Шарлем де Галлем, объявили набор добровольцев. Тяга к приключениям и симпатии, которые Гэмблтон-младший испытывал к Франции;, побудили его вступить в ряды этих воинских формирований.
Во французском тренировочном лагере, в штате Небраска, он оказался среди разношерстной публики, собранной сюда со всех концов земли. Юный Гэмблтон, которому едва исполнилось 19 лет, был сразу же назначен сержантом, так как выяснилось, что он способен отдавать приказания сразу на четырех языках. Затем французы направили его в Алжир, в распоряжение Главного управления разведки — переводить донесения, поступающие от их агентов в Испании.
Во французских штабах в Алжире молодой Гэмблтон познакомился с закулисной политической жизнью. Все интриговали против всех — голлисты, сторонники вишийского режима, роялисты, все стремились одержать верх друг над другом. Хотя наш молодой канадец и не был вовлечен в эти происки, они захватывали его воображение и кое-чему научили по части конспирации.
После освобождения Парижа Гэмблтон сначала работал здесь в Управлении французской разведки, а затем был прикомандирован в качестве офицера связи к 103-й дивизии американской армии и отправлен в Баварию. Связь с Францией была затруднена и из-за отсутствия указаний, которые должны были бы поступать из Парижа, Гэмблтон полностью подчинялся американским офицерам и получал разведывательные задания от них.
Вернувшись в конце 1945 года в Париж, он заметил, что французы начали относиться к нему с некоторым недоверием, — возможно, из-за его тесного сотрудничества с американцами. Используя связи отца, он добился перевода в армию Канады. Командование канадских вооруженных сил направило его в Страсбург, где он допрашивал бывших пленных, анализировал и обобщал разведдонесения.
Получилось так, что ко времени своей демобилизации Гэмблтон успел послужить на поприще разведки трем государствам — Соединенным Штатам, Франции и Канаде. Правда, его обязанности пока что нельзя было назвать ни сколько-нибудь ответственными, ни необычными. Но они запомнились ему соблазнительным вкусом острых приключений, легкой, но вполне реальной опасности. Ему нравилось быть причастным к тайнам и возможностям заранее предугадывать ход мировых событий. Став после демобилизации студентом Оттавскогого университета, Гэмблтон ежегодно уезжал на летние занятия в Мехико-сити, в Национальный независимый институт. Ему здесь так нравилось, что свой последний академический год он провел именно в этом университете, где и получил в 1950 году степень магистра экономических наук.
Вернувшись в Оттаву, он устроился работать в Национальное управление кинематографии, которому для распространения его продукции в странах Латинской Америки как раз требовался агент, говорящий по-испански.
