Наши чиновники и дворяне перестали понимать собственный народ, откололись от него в своих пышных балах на французский манер, в своём презрении к крестьянству, не знанию народной традиции. Они приняли в себя романо-германский тип и тем самым перечеркнули напрочь всю славную историю и культуру допетровской Руси.
Большевики же, заимствовав ту же европейскую культуру в виде воинствующего материализма и нигилизма в марксизме, поднимая пролетариат на восстание против буржуазии, сами того не осознавая подняли бунт против засилья либерального западничества, утверждая самобытные корни цветущего национального многообразия империи. Русский народ – народ не европейский, но и не азиатский, имея славянские корни на него активно воздействовала восточная туранская культура. Поэтому благодаря своему географическому положению, восприятию монгольского наследия, взаимодействию с народами Азии, мы сумели создать уникальную евразийскую цивилизацию. Это первый ключевой пункт евразийского учения.
Николай Трубецкой демонстрирует нам, что культура романогерманцев отнюдь не совершеннее всех прочих культур, а все притязания на универсальность европейского пути развития беспочвенны. Каждый народ идёт по своему уникальному пути.
Без антропологического смешения с европейцами чужой им народ не сможет в полной мере усвоить их культуру. Усваивается лишь «суррогат» и «статика» культуры, но не ее "динамика", т. е. народ, усвоив современное состояние европейской культуры, оказывается неспособным к дальнейшему развитию ее и каждое новое изменение элементов этой культуры должен вновь заимствовать у романогерманцев. Поэтому Трубецкой делает вывод, что при таких условиях этому народу приходится совершенно отказаться от самостоятельного культурного творчества, жить отраженным светом Европы, обратиться в обезьяну, непрерывно подражающую романогерманцам; что вследствие этого данный народ всегда будет "отставать" от романогерманцев, т.е. усваивать и воспроизводить различные этапы их культурного развития всегда с известным запозданием и окажется, по отношению к природным европейцам, в невыгодном, подчиненном положении, в материальной и духовной зависимости от них; что, таким образом, европеизация является безусловным злом для всякого не-романогерманского народа; что с этим злом можно, а следовательно, и надо бороться всеми силами.
Все это надо сознать не внешним образом, а внутренне; не только сознать, но прочувствовать, пережить, выстрадать. Надо, чтобы истина предстала во всей своей наготе, без всяких прикрас, без остатков того великого обмана, от которого ее предстоит очистить. Надо, чтобы ясной и очевидной сделалась невозможность каких бы то ни было компромиссов: борьба, так борьба.
Пафос отвержения романогерманской культуры и вытекающей из неё буржуазной модели государства в евразийстве сравним с критикой капитализма большевиками. Однако евразийцы строго придерживаются православного державного строительства, утверждая на вершине ценностей духовный приоритет идеологии, а не материалистический.
В следующих своих работах Н. С. Трубецкой пишет, что демократический строй современности должен смениться строем идеократическим. Либеральная демократия, не имея своих собственных убеждений, подвержена безответственному влиянию частного капитала и прессы.
В противоположность этой бессодержательности, отбирающийся правящий класс (пусть и демократическим методом), должен быть носителем «идеи-правительницы», т. е. иметь не только чёткую стратегию действий и план, но и главную идею, ради которой живёт и строится новое государство. Общество, заболевшее индивидуализмом и эгоизмом, непременно будет дробиться на группы, обосновывающие необходимость борьбы за тот или иной класс, расу или народ. Подобные группы не смогут стать полноценной качественной идеей. Люди, защищающие отдельные элементы целого, защищают анахронизмы.
Может ли стать в таком случае идеей-правительницей благо человечеству? Нет, потому что человечество неоднородно. Абстрактное человечество не имеет индивидуального бытия, единой исторической судьбы, свойств живой личности. Поэтому служить абстрактному человечеству невозможно. Зато можно служить «конкретному человечеству», т. е. совокупности народов, населяющих хозяйственно самодовлеющее (автаркическое) месторазвитие и связанных друг с другом не расой, а общностью исторической судьбы, совместной работой над созданием одной и той же культуры или одного и того же государства. Таким образом, идеократическое государство служить особому автаркическому миру, т. е. цивилизации. А в рамках нашей русско-евразийской православной цивилизации наивысшим идеалом является служение Богу.
В своей статье «Общеевразийский национализм» князь предсказывает распад Советского Союза на том основании, что тот субстрат, из которого большевики объединили части бывшей Российской империи, строится на классовой ненависти и идеи диктатуры пролетариата. Недостаток подобной системы проявляется в её временности. Борьба пролетариата со своим врагом не может быть вечной, поэтому необходимо постоянно поддерживать чувство опасности, что всегда может вылиться в кризис. Диктатура пролетариата эффективна в борьбе сепаратизмом, но не с ростом национализма, который относится марксистами к буржуазным идеологиям. Пролетарий на практике, оказавшийся во власти социалистического государства, продолжает при этом являться носителем глубинных националистических интересов своего народа.
Национальный объединяющий субстрат в марксизме подменён классовым, но он не решает основной проблемы. Поэтому Трубецкой предлагает вариант общеевразийского национализма, который по своему характеру близок советскому интернационализму. Наряду с диктатурой пролетариата национальным субстратом может стать многонародная нация, т. е. полиэтнос, в котором каждый отдельный народ осознает себя частью одного большого национального образования.
Национальная гордость каждого гражданина должна находить удовлетворении как в сознании принадлежности к своему народу, т. е. национальности, так и в сознании принадлежности к евразийской нации: «Нужно, чтобы братство народов Евразии стало фактом сознания и притом, существенным фактом. Нужно, чтобы каждый из народов Евразии, сознавая самого себя, сознавал себя именно, прежде всего, как члена этого братства, занимающего в этом братстве определенное место. И нужно, чтобы это сознание своей принадлежности именно к евразийскому братству народов стало для каждого из этих народов сильнее и ярче, чем сознание его принадлежности к какой бы то ни было группе народов».
Исторические судьбы евразийских народов переплелись к один большой клубок на основе симпатий и антипатий. Комплементарные связи и образовали ту дружбу народов степей и леса, о которых говорит философ. Межнациональная дружба ключевой момент интернационализма, он привязан к конкретной местности России-Евразии, что даёт существенный положительный сдвиг в сторону единства и державности государства.
Полемизируя с крайними русскими националистами, Трубецкой обвиняет их в великорусском сепаратизме, при котором начнётся отделение всех «окраин». Они не ценят Большую Россию и, следовательно, им не место в евразийском дискурсе.
Другой стороной проработки евразийской концепции стал взгляд на русскую историю с Востока. Если всмотреться в территорию Советского Союза, то можно распознать, что большинство земель досталось ему через Российскую Империю от монгольской монархии Чингисхана. После падения орды России оставалось только восстановить утраченные территории с новым центром в Москве. Не стоит ставить знак равенства между строем Монгольской империи и Московским царством, но и игнорировать существенное влияние первого было бы необдуманным шагом.
Российское евразийское пространство сформировалось не от севера к югу как это было при Киевской Руси, но горизонтально – от запада к востоку. Причиной является то факт, что с севера берут своё начало крупнейшие реки, расположенные сетью по всей протяженности материка. Степные кочевники контролировали
