Второй раз Хаустов выступал уже с капота автомашины. Около этой машины (кажется, именно на ней приехал к месту событий еще один участник волнений — 36-летний семейный шофер автохозяйства № 3 Айрапетян) формировался второй центр стихийного митинга. Эмоциональный армянин рассказывал, что «его машина, следовавшая под погрузку по заданному маршруту, была остановлена хулиганствующей толпой на площади у заводоуправления, и он, поддавшись общему настроению, одобрил действия хулиганствующих элементов и высказался за расправу над «толстопузыми», имея в виду руководителей завода, не умеющих руководить».[780] Все эти призывы он выкрикивал с крыла своей машины, а вслед за ним появились, очевидно, и другие желающие высказаться с возвышенного места. Однако, никаких «программных» заявлений с автомашины Айрапетяна не прозвучало. Дело ограничилось «словесным экстремизмом» и заурядным матом.
Прибытие и изгнание войск с завода.
Около 8 часов вечера, когда на козырьке пешеходного перехода уже вовсю шел стихийный митинг, на завод прибыли 5 автомашин с солдатами и 3 бронетранспортера. Как уже было сказано выше, их задачей было не подавление беспорядков силой оружия, а освобождение «заложников» — заблокированных в здании заводоуправления «начальников».[781] Поэтому так странно выглядят в большинстве рассказов и даже в информациях КГБ действия военнослужащих: приехали, потоптались у ворот, выслушали оскорбления, развернулись и уехали. Между тем войска выполнили основную задачу (отвлекли на себя внимание и помогли переодетым в штатское армейским разведчикам и сотрудникам КГБ освободить «заложников»). А разгонять забастовщиков силой оружия им в то время никто и не приказывал.
Был, наверное, и какой-то расчет на психологический эффект: увидит, мол, толпа вооруженных солдат и разбежится. Но из этого-то как раз ничего и не получилось. Не верил никто, что «родная Советская армия» может стрелять в свой народ. Слишком долго подобные действия ассоциировались в советской пропаганде исключительно с преступлениями царского режима (Кровавое воскресенье 1905 г., Ленский расстрел 1912 г.). Никому из воспитанных советскими мифами людей, особенно молодых, и в голову не могло прийти что-либо подобное. Убеждение, что в безоружных людей стрелять не посмеют, не раз подводило участников беспорядков прямо под пули тех, кто обязан был выполнять приказ. И не только в Новочеркасске. Поведение армии вечером 1 июня сработало в пользу привычного мифа, поэтому таким неожиданным оказался для толпы расстрел безоружных людей на следующий день.
Толпа у заводоуправления восприняла отвлекающие маневры как колебания военнослужащих и прониклась „уверенностью в собственных силах. Собравшимся рабочим действия военных казались хаотическим перемещением людей и техники, а для того, чтобы придать осмысленность собственным, тоже довольно бессмысленным поступкам, забастовщики постоянно нуждались в своеобразной «опорной точке» — ближайшей и очевидной цели. В первый момент конфронтации с военными такой «опорной точкой» стала баррикада у западных ворот завода — на контрольно-пропускном пункте № 7.
На короткий миг и в силу случайного стечения обстоятельств в роли лидера оказался типичный «человек толпы» — 30-летний электромонтер В. А. Матяш (образование семь классов, семейный, ранее несудимый). Он как бы возник из безликой толпы, персонифицировал ее волю и желания, озвучил ее программу-минимум (не пускать солдат на завод, чтобы не мешали продолжению забастовки), а затем снова растворился в массе. К проходной № 7, куда, увидев войска, бросились многие, Матяш прибежал одним из первых. Со словами «ты, батя, стой здесь и не командуй, здесь будет командовать народ» он отодвинул стрелка военизированной охраны Иванова и принялся закручивать створки ворот проволокой.
После того, как забастовщики забаррикадировали ворота, несколько человек залезли на деревянный забор, повалили его, потом побежали к другим воротам. Там тоже преградили дорогу войскам. Одновременно с этими событиями разворачивались дискуссии с солдатами. Некоторым офицерам угрожали насилием. Войска медленно проникали на территорию завода, отвлекая на себя внимание толпы и попадая на какое-то время в центр людского возмущения. Около сталелитейного цеха судьба свела стропальщика Фетисова и полковника с солдатами. Фетисов тряс полковника за ремень, кричал: «Фашистские переродки, убери своих выродков», а призвавшую его к порядку свидетельницу обругал.[782] Подобные сцены происходили везде, где военнослужащие соприкасались с народом.
В общем-то баррикада у ворот мало что изменила в ситуации. Войска, в сопровождении бунтовщиков, под их крики, призывы и угрозы, вошли на завод через другие ворота. По некоторым воспоминаниям, бронетранспортер просто сделал пролом в стене. В него и прошли солдаты. Попытки остановить военнослужащих, преградить им путь уже на внутренней территории казались толпе успешными. Внешне все это вообще производило впечатление настоящего сражения: перевернутые машины, баррикада и т. д. В действительности же «заложников» из заводоуправления все-таки вывели. После этого войска покинули «поле боя», оставив толпу в прекрасном боевом настроении, полной опьяняющей уверенности в собственных силах.
Завершающий этап «сражения» с войсками в описании КГБ выглядел так: «На один из бронетранспортеров беспрепятственно влез один из преступников и призывал продолжать беспорядки, а солдат — присоединяться к ним. После этого под свист, выкрики и насмешки толпы машины с солдатами развернулись и уехали обратно.
На площади началось сборище. Выступавшие предлагали продолжать волынку, не расходиться, выделить делегацию к органам власти, которая предъявила бы требования о снижении цен на мясо, мясопродукты и масло и о повышении зарплаты.
Беспорядки все время продолжались. Посланную на завод для выяснения обстановки военную автомашину с рацией толпа перевернула, при этом у одного из солдат была сломана рука.
Через некоторое время к месту сборища вновь было направлено усиленное воинское подразделение, которое толпой было окружено, а затем под свист и хулиганские выкрики отправлено обратно.
Сборища и бесчинства возле завода продолжались. Наиболее активные участники беспорядков призывали направить делегации на другие заводы города с призывом прекратить работу».[783]
Фактически, после перерыва на «изгнание» войск стихийный митинг у козырька пешеходного перехода продолжился. Суть выступлений не изменилась, программа дальнейших действий была уже многократно озвучена — у нее не было конкретного автора. По устным воспоминаниям, собранным И. Мардарь, когда стало темнеть «из портретов Хрущева, изъятых из кабинета заводоуправления, был устроен большой костер». Очевидцы митинга рассказывают, что выступающих было много. Запомнился мужчина, со словами: «Я, пользуясь темнотой, хочу сказать, что не желаю состоять в такой партии» и разорвал свой партийный билет.[784] Скорее всего, история о сожженном партбилете всего лишь красивая легенда. Подтверждений в других источниках найти не удалось. Продолжавшееся «осквернение» портретов Хрущева — действительный факт,[785] но, по всей вероятности, тоже разукрашенный молвой. Я, например, совсем не уверен, что в здании заводоуправления было достаточно портретов Хрущева даже для маленького костра, не говоря уже о большом!
«Поход» Сергея Сотникова на газораспределительную станцию и электродный завод.
Прокурор Шубин в своей предварительной справке о волнениях в Новочеркасске попытался придать событиям более логичный и целенаправленный характер, чем это было на самом деле. По его мнению, на стихийном митинге «было принято решение продолжать забастовку, послать делегации на другие заводы и утром 2 июня организованным порядком идти в город, к горкому партии, с предъявлением своих требований».[786] Все это, конечно, сильное преувеличение. Действительно установленным фактом можно считать только то, что один из, «аранжировщиков» волнений, Сергей Сотников, сумел не только «озвучить» спонтанные желания толпы, сформулировать «программу» (распространить забастовку на другие предприятия города), но и попытался организовать выполнение этой программы.
В обвинительном заключении по делу № 22 действия Сотникова вечером 1 июня описаны подробно и очень предвзято:
«Сотников организовал группу хулиганов (150 человек, организовать которых за полчаса не удалось бы никому. — В. К.), во главе которой отправился к газораспределительной станции. Там они ворвались в операторскую и под угрозой расправы потребовали от оператора Федорова отключить подачу газа на промышленные предприятия города. При этом Сотников лично проверил, перекрыты ли вентиля подачи газа».
