10 апреля, уступая настояниям своего окружения, Гитлер решил перенести штаб-квартиру в «Бергхоф» («Орлиное гнездо»), а штабная военная канцелярия выехала в Берхтесгаден, куда позднее должен был перебраться и он сам. 12 апреля рейхсканцелярия подверглась бомбардировке с воздуха, и в ней начался пожар. 16 апреля советские войска прорвали немецкий фронт на Одере и в Лозице и устремились на Берлин. Но Гитлер так и не выехал из Берлина. Выезд, намеченный на 20 апреля (день его рождения — 56 лет), в последнюю минуту пришлось отменить. Красная армия уже достигла Луббена в 70 километрах к югу от Берлина и двигалась к городу через область Шпревальд. На севере советские войска взяли Ораниенбург и оказались в 30 километрах от Берлина.
С согласия Гитлера в ночь с 20 на 21 апреля три человека — Риббентроп, Геринг и Гиммлер — покинули разрушенную рейхсканцелярию. Гитлер же отказался выехать в Берхтесгаден. Теперь он понимал, что его замысел закрепиться на «баварском выступе» был неосуществимым. В своем последнем выступлении по радио 20 апреля, в день его рождения, он объявил о своем решении оставаться в Берлине до конца. Передача осуществлялась одним из запасных передатчиков, еще работавшим, несмотря на почти непрерывную бомбардировку Геринг, услышав эти слова, задрожал. День рождения фюрера он провел вместе с ним, в окружении старых соратников нацизма, которые в тот момент еще находились в Берлине: Гиммлера, Геббельса, Риббентропа и вездесущего Бормана. Но Герман отнюдь не собирался умирать. Считая, что не заслуживает неприглядного конца в глубине бункера под советскими бомбами и снарядами, он уже принял все необходимые меры для выезда из города. Время поджимало. Геринг выскользнул из бункера и в темноте наступавшей ночи добрался до своей резиденции, где его ждали машины, готовые двинуться в путь.
Еще в начале апреля Геринг приказал разместить в надежном месте его коллекцию, состоящую из произведений искусства, украденных во всей Европе. Ему потребовались два железнодорожных состава, чтобы перевезти краденое в Берхтесгаден, где укрылись его вторая жена, актриса Эмми Зоннеман со своей дочерью. Геринг отправлялся на юг в сопровождении нескольких грузовиков, груженных последними ящиками имущества, и легковой машины с сотрудниками его штаба. Вечером 21 апреля караван «верного сподвижника фюрера», двигаясь по узкому коридору, еще отделявшему советские войска от американских, смог без помех прибыть в Берхтесгаден. Геринг не знал еще, что в тот же самый час Гиммлер также пустился, в бегство, а несколько позже за ним двинулся Риббентроп. Оба они, как и сам Геринг, рассчитывали пустить в ход свои козыри, надеясь сесть в освобождаемое Гитлером кресло.
Геринг мог считаться законным наследником. После создания гестапо он стал безупречным нацистом, оказывая неизменную поддержку своему фюреру. В соответствии с законом от 29 июня 1941 года Геринг становился фюрером в случае смерти Гитлера, или если он по какойто причине оказывался не в состоянии выполнять свои обязанности «даже короткий срок».
Исходя из текста этого закона 23 апреля Геринг решил, что есть все условия для наследования власти, так как Гитлер не мог более осуществлять управление армией, и заявил Кейтелю и Йодлю, что, когда настанет время мирных переговоров, наиболее подходящей фигурой для этого будет Геринг. Генерал ВВС Коллер, прибывший в Берхтесгаден 23 апреля, передал Герингу эти высказывания фюрера. Геринг рассудил, что такой момент наступил: американцы и Красная армия соединились на Эльбе, и советские войска завершили окружение Берлина. Наконец пробил для него час взять на себя всю полноту власти в стране. Несмотря на обстоятельства, Геринг испытывал невероятную гордость.
Он собрал всех нацистов, которые находились в тот момент в Берхтесгадене: начальника рейхсканцелярии доктора Ламмерса, рейхслейтера и заведующего личным секретариатом Гитлера Филиппа Боухлера, генерала Коллера и полковника ВВС, адъютанта Геринга Бернда фон Браухича, сына маршала Браухича. Все сочли, что решение фюрера остаться в Берлине лишало его возможности руководить и командовать. Заручившись одобрением присутствовавших, Геринг по радио обратился к Гитлеру, прося его согласия на выполнение им функций руководителя правительства рейха «с полной свободой действий по делам внутренней и внешней политики». Геринг объявил, что в случае отсутствия ответа к 22 часам он «будет действовать» ради общего блага.
Геринг отправлял свое послание, движимый оставшимся страхом перед представителем абсолютной власти. В складывавшейся обстановке казалось маловероятным, что адресат получит послание, а тем более что на него придет ответ. Таким образом, к 22 часам 23 апреля 1945 года Геринг мог бы считать себя единственным уполномоченным на проведение мирных переговоров, тактику которых уже разработал. Однако, вопреки ожиданиям, послание, доверенное радиоволнам, дошло по назначению. Борман получил его и преподнес Гитлеру как яркое доказательство нелояльности и стремления захватить власть. Установленный в тексте предельный срок получения ответа следовало понимать, по словам Бормана, как настоящий ультиматум. Как того и желал Борман, Гитлер впал в ужасную ярость, изрыгая в адрес Геринга ругательства: «этот наркоман, проворовавшийся торгаш» и в этом же духе.
Незадолго до 22 часов Геринг получил короткое послание от Гитлера, запрещавшее ему предпринимать какие-либо действия. В тот же момент к нему явился целый отряд эсэсовцев под командованием оберштурмбаннфюрера Франка и арестовал его. Это было последнее, что предпринял Борман, чтобы свести счеты со своим старым врагом. На свой страх и риск он направил Франку, командовавшему эсэсовской охраной Берхтесгадена, радиограмму, в которой предписывалось немедленно схватить «маршала Великого рейха», обвиняемого в государственной измене. Так, в момент, когда он почти достиг вершины своей карьеры, Геринг вдруг очутился в ненадежном положении кандидата на виселицу.
На следующий день 24 апреля он уже считал, что пришел его смертный час, когда Кальтенбруннер пришел взглянуть на арестованных (вместе с Герингом были взяты под стражу его адъютанты) и ушел, не сказав ни слова. В тот же день Эйгрубер — рейхсштатгальтер Обердонау — объявил, что все, кто на руководимой им территории станет противиться воле фюрера, будут расстреляны на месте.
Не задержанный генерал Коллер предпринимал все возможное и невозможное, пытаясь освободить Геринга. Но его 29 апреля под усиленной охраной препроводили в находившийся поблизости средневековый замок.
1 мая Борман, решив воспользоваться тем, что накануне Гитлер покончил с собой, направил начальнику эсэсовской охраны указание строго следить за тем, чтобы «апрельские изменники не смогли сбежать». Такой приказ был равносилен смертному приговору; именно это Борман имел в виду, отдавая его. Однако ситуация час от часа менялась, скоро должны были подойти американцы, и начальник охраны замка не осмелился взять на себя ответственность и расстрелять рейхсмаршала. И 5 мая охрана с радостью избавилась от Геринга, сдав своего обременительного пленника проходившему мимо замка отряду люфтваффе, который вскоре скрылся в лесу. Геринг был свободен и тут же воспользовался этим, предложив принявшему власть адмиралу Дёницу свои услуги для переговоров с Эйзенхауэром. Судя по тексту письма, адресованного Дёницу, Геринг не сомневался в благотворности «прямой беседы между двумя маршалами». Даже подписание перемирия в мае не лишило его надежды еще сыграть свою роль. Когда 8 мая он стал пленником американских войск, занявших Берхтесгаден, он потребовал встречи с генералом Эйзенхауэром, для чего подготовил письмо. Он был просто поражен, узнав, что вместе с другими нацистскими руководителями предстанет перед Международным трибуналом как военный преступник.
Сменивший Геринга во главе гестапо Гиммлер, этот «честный Генрих», также выбрался из Берлина вечером 21 апреля. Но если Геринг держал путь на юг со своими грузовиками, нагруженными картинами, то Гиммлер направился к датской границе. Там он надеялся разыграть свою личную козырную карту, вступив без одобрения фюрера в переговоры с западными союзниками.
Это не было случайным решением. Шелленберг уже давно понял, что участь кампании необратимо решена и судьба Германии (в особенности нацистских правителей) может быть смягчена лишь при условии безотлагательных переговоров с победителями. Начиная с августа 1944 года Шелленберг властвовал безраздельно над всеми разведслужбами Германии, получая обширную информацию из всех концов Европы. Его агенты, действовавшие в нейтральных странах, держали его в курсе всех намерений союзников, информировали о предпринимаемых ими шагах. Естественно, собственное будущее и будущее его коллег не виделось ему в радужных красках. Однако эта агентура могла облегчить установление нужных контактов и проведение обмена мнениями, а затем и секретных переговоров. Шелленберг решился «спасать свою шкуру»; чтобы обеспечить себе прикрытие на крайний случай, он посвятил в свои планы Гиммлера, оставив неумного Кальтенбруннера в полном неведении.