Ознакомительная версия.
На эту подстрекательскую пропаганду клюнуло множество людей — приятно было, что их пожалели. Здесь уж нет Сомнений— все эти философы и академики совершали идеологическую диверсию. Они прекрасно знали, что вся эта перестройка замысливалась в высших эшелонах самой номенклатуры — той ее части, которая посчитала выгодным действительно захватить народную собственность и вынырнуть уж в виде «буржуазии». И социологи это знали: все опросы показывали, как представляли себе итог этой революции разные категории граждан. Вот результат опросов на промышленных предприятиях с января по май 1991 г., когда в Верховных Советах СССР и РСФСР утверждались законы о реформе. Вот какая доля опрошенных (%) считала, что при переходе к рынку их личные доходы возрастут: неквалифицированные рабочие— 21,7; квалифицированные рабочие— 27,6; специалисты с высшим образованием— 32,5; директора предприятий — 62,8 [122].
К тематике социальных интересов относилась и кампания по поводу «дефицита продуктов» в СССР. Объективно, в СССР был обеспечен достаточный и сбалансированный рацион питания, и он непрерывно улучшался (при всех известных дефектах в системе переработки и распределения). По оценкам ФАО, СССР входил в десятку стран в мире с наилучшим уровнем питания (7-е место в 1990 г., 40-е в 1996 г.). Имея 6 % населения Земли, СССР производил, по разным оценкам, 13–16 % продовольствия.
Во время перестройки государство подвергалось жесткой критике за то, что СССР импортировал мясо. Да, улучшали рацион импортом, до реформы из 70 кг потребляемого на душу мяса импортировали 2 кг (зато экспортировали 10 кг рыбы). И во всем импорте СССР мясо составляло всего 1 %. Импорт продовольствия может быть и признаком кризиса, и признаком достатка, хозяйственного благополучия. И почему это ставится в вину только СССР? На душу населения ФРГ ввозила в 4 раза больше мяса, чем СССР, а Италия в 7 раз больше. Почему же никто не призывал разгонять там фермы, как у нас колхозы? Эта критика была нелогична — ведь для того и существует торговля, чтобы дополнять отечественное производство, выгодно используя разделение труда. Но перестройка была войной на уничтожение, и огневые точки логики были подавлены.
И ведь тоже было надежно предсказано, что произойдет, когда разгонят колхозы и приватизируют землю. В 1990 г. в РСФСР уже было импортировано из-за рубежа СССР 787 тыс. т мяса и мясопродуктов (за вычетом экспорта), т. е. 5,3 кг на душу населения, или около 7,6 % потребления. В 2005 г. из стран вне СНГ было импортировано 2543 тыс. т. — 35,8 % потребления (которое на душу населения было на 27,5 % меньше, чем в 1990 г.). Это Действительно зависимость от импорта. Но об этом почетные идеологи перестройки на ее юбилеях — ни гу-гу.
Целый блок обвинений в адрес советского государства, поданных под прикрытием заботы о социальных интересах населения, на деле был отрицанием всей геополитической линии СССР. Эта линия исходила из тех же представлений о месте России в мироустройстве, которые сложились уже в XIX в.: Россия (СССР) есть особая локальная цивилизация и великая держава, которая выстраивает и защищает свою независимость и культурную идентичность.
Современная государственная власть вырабатывает доктрину своей политики и принимает стратегические решения исходя из цивилизационных представлений о своей стране. В XX в, было уже невозможно представить себе рациональные действия власти большой страны без того, чтобы определить ее цивилизационную принадлежность и траекторию развития. В переломные моменты именно здесь возникают главные противоречия и конфликты. Лозунгом перестройки стало «вернуться в лоно цивилизации!». — СССР был представлен страной, которая уклонилась «со столбовой дороги развития человечества». Эта атака на государство была очень серьезной.
В условиях современного мирового кризиса понятие цивилизации стало исключительно актуально. Мир вступает в длительный период «переформатирования» индустриального общества в «постиндустриальное». В этот переходный период возрастает значение информационно-психологических войн, причем «войн цивилизаций». В таких войнах одной из главных целей является убедить население противника и мировое общественное мнение в том, что другая воюющая сторона не является цивилизацией.
Если это достигается, эта сторона теряет очень большую часть своих символических ресурсов. В обычном праве, а сейчас все больше и в формальном международном праве, страна, лишенная статуса цивилизации, практически перестает быть субъектом права. На деле до сих пор действует разработанная еще Дж. Локком презумпция естественного права цивилизованного государства вести войну с варварской страной, захватывать ее территорию, экспроприировать ее достояние (в уплату за военные расходы) и обращать в рабство ее жителей.
Крайней степенью лишения страны статуса цивилизованной является ее квалификация как «страны-изгоя» или, как в случае СССР, «империи зла». Такие кампании достигают успеха в том случае, когда в стране возникает влиятельная общественная группа, воюющая на стороне противника, а-в редких удачных случаях, когда такая сила возникает в лоне власти. Это и произошло в СССР.
Весь XIX в., а потом и в XX в. в России (СССР). споры шли в основном о проекте модернизации, т..е. о развитии во взаимодействии с Западом; но уже у большевиков в картине мироустройства на арену выходят цивилизации Востока. Цивилизационное строительство СССР шло под влиянием концепции евразийства — учения, в котором был систематизирован и «онаучен» длительный опыт формирования и развития Российской империи как евразийской цивилизации.
A.C. Панарин в своей последней книге сделал вывод, что и в основе кризиса последних двух десятилетий лежит цивилизационный конфликт. Он писал: «Народ по некоторым признакам является природным или стихийным социалистом, сквозь века и тысячелетия пронесшим крамольную идею социальной справедливости… А следовательно, и «советская империя» есть не просто империя, а способ мобилизации всех явных и тайных сил, не принявших буржуазную цивилизацию и взбунтовавшихся против нее… Именно совпадение коммунистического этоса советского типа с народным этосом как таковым вызвало величайшую тревогу Запада перед «русским вызовом» Были в прошлом и возможны в будущем и более могущественные в военном отношении и при этом враждебные Западу империи. Но они не вызывали и не вызывают такой тревоги на Западе» [136, с. 156].
Как же определялись в вопросах цивилизационной идентичности России во время перестройки? Среди идеологов антисоветского проекта бытовали три версии.
Первая из них гласила, что Россия не является ни самостоятельной цивилизацией, ни частью иной большой цивилизации, она выпала из мирового цивилизационного развития и осталась в состоянии варварства.
Эту мысль проводил А.Н. Яковлев. Он писал: «На Руси никогда не было нормальной, вольной частной собственности… Частная собственность— материя и дух цивилизации… На Руси никогда не было нормальной частной собственности, и поэтому здесь всегда правили люди, а не законы».
Никогда не было… Значит, речь не о «большевиках». А.Н. Яковлев представлял реформу как «Реформацию России»— попытку политическими средствами превратить ее в цивилизованное общество. Не было никогда в России «материи и духа цивилизации»— а теперь будет! При этом речь здесь уже не идет о выпадении из цивилизации на период советского строя, а именно о том, что «духа цивилизации» здесь не было никогда.
Философ В.М. Межуев писал в важной книге времен перестройки («Освобождение духа»): «Согласование нашей культурной традиции с тем цивилизационным путем развития общества, на который мы все-таки должны вступить, но пока еще никак вступить не можем, и есть, видимо, та главная проблема, которая сегодня встала перед нами в своем полном объеме и во всей своей сложности…
Современная цивилизация опирается на традиции, идущие, как известно, от европейской средневековой «бюргерской» (городской) культуры с ее цеховой автономией ремесел, торговли, финансов, образования, науки, постепенно отделившейся от традиционной культуры земледельческих обществ с их натуральным хозяйством, патриархальным образом жизни, государственным патернализмом и обособленной духовной Жизнью господствующих слоев общества… Мышление, психология товарного производителя — нечто совсем иное, чем мышление крестьянина, занятого натуральным производством. Одно дело видеть в хлебе — каравай, в корове — Зорьку, в козе — Машку; совсем другое — видеть в них и стоимость, измеряемую денежными знаками… И такое меркантильное, прагматическое, расчетливое отношение к земле намного полезнее для той же земли, чем простое чувство естественной сращенности с ней, якобы генетически врожденное каждому крестьянину» [111].
Ознакомительная версия.
