По этой причине полковник Виганд просил руководство о создании нового отдела специально для борьбы против контрабандных операций, осуществляющихся дипломатами, и международной преступной деятельности иностранцев, проживавших в ГДР.
В последней письменной оценке своего агента Штухли заявил следующее: «Хассан настолько фанатично верит в предписания Корана, что приходит в ярость от известий о том, что прибывшие в ГДР арабы нарушают нормы исламской морали, предаваясь употреблению наркотиков, сексуальным оргиям и пьянству».
Прочитав эти записи, Виганд почувствовал, что разгадал еще одну загадку. Теперь он был уверен в том, что Хассан действительно является подручным Абу Нидала. Виганду было достаточно много известно о последнем — тот был таким же фанатичным, как и Хассан, в том, что касалось учений Корана. Оба ненавидели тот греховный, по их мнению, образ жизни, который вели некоторые арабы. В результате этого, размышлял Виганд, Абу Нидал и разделявшие его взгляды арабы прибегнут к услугам Штази в тех случаях, когда они сами не смогут решить проблемы поведения и должной дисциплины своих соотечественников.
К досаде Виганда, МГБ «косвенно работало на руку группировке Абу Нидала, в то время когда сотрудники разведслужб ГДР высылали из страны дипломатов или сажали в тюрьму тех, у кого нет дипломатического статуса».
Для Штази Хассан представлял собой настолько важное значение, что Штухли в течение долгого времени контролировал его деятельность и на тайные встречи с ним приходил сам лично. «О господи, я так часто говорил ему, что проявляю интерес к терроризму и информации, касающейся разведывательной деятельности. Но он сообщал лишь о контрабанде, валютных спекуляциях, о поступках, нарушающих положения Корана».
Штухли с трудом верилось в то, что его могли так искусно дурачить, и он воспринимал случившееся весьма скептически. По той же самой причине Виганд сильно обрадовался, получив первое позитивное донесение от своего агента «Берга» и его друга Аль Химми. Оба араба встретились с Хассаном в субботу в восточноберлинском отеле «Беролина». Скорее всего, Хассан мог приезжать в Восточный Берлин только в выходные дни, когда у него не было занятий в университете. «Берг» сказал ему, что не может принять его предложение, и Хассан спокойно отреагировал на его отказ, сказав, что ему в его организации нужны лишь бойцы, а не трусы. Прежде чем расстаться, он предупредил «Берга», что в том случае, если «Берг» проболтается кому-нибудь о сегодняшнем разговоре, то его, «Берга», ликвидируют. Аль Химми остался для дальнейшего разговора с Хассаном и позднее рассказал своему товарищу о том, что во время этой встречи подписал письменное обязательство о сотрудничестве. При этом ему пришлось от руки переписать необычно большой текст на арабском языке. Один только этот факт Виганд воспринял как свидетельство серьезной конспиративной структуры и значительных ресурсов этой операции. Хассан, скорее всего, чувствовал себя в полнейшей безопасности, если не боялся хранить документы подобного компрометирующего характера. Более важным было то, что он мог спокойно переправлять их за пределы ГДР без опасения возможной перлюстрации. По словам «Берга», в документе, который подписал его друг, говорилось о том, что он обязуется принимать участие в вооруженной борьбе — слово «терроризм» не упоминалось — и что он согласен отправиться на учебу в Ливан во время очередных каникул.
Владея этой свежей информацией, Штухли вместе с Вигандом засел за написание служебной записки генералу Гюнтеру Кратчу. Кроме описания сложившейся ситуации, контрразведчики также порекомендовали задержать и допросить Хассана. Амбициозный и эгоистичный Кратч оказался в неловкой и щекотливой ситуации. Он не мог отправиться к Мильке и похвастаться тем, что его управление раскрыло опасного вражеского агента, которому другое управление вполне доверяло. Хассан не слишком долго находился под «опекой» его, Кратча, управления — агентом управления контрразведки он был дольше, а кроме того, завербован был другим ведомством. Таким образом, Виганду пришлось приложить немалые усилия, чтобы убедить Кратча в том, что организация Абу Нидала на самом деле действует на территории ГДР. Подчиненные Виганда получили приказ произвести тщательную повторную проверку всей имеющейся информации, прежде чем состоится встреча Кратча и Мильке. Когда глава МГБ ГДР ознакомился с рекомендацией задержать арабов, лицо его сделалось багровым, он воздел над головой руки и разразился гневной тирадой: «Что? Абу Нидал… ужас! Он же не сделал ничего плохого на территории ГДР. Поэтому не трогайте его!».
Вполне понятно, что Мильке был осведомлен о масштабе трагедии, произошедшей в дискотеке «Ла Белль». Да и почему Мильке должен был отреагировать теперь иначе? Еще 9 мая 1986 года Мильке получил меморандум, в котором утверждалось, что группа Абу Нидала планирует проведение «террористического акта» во время Международной книжной ярмарки в западногерманском городе Дюссельдорфе. Эта информация поступила из управления внешней разведки ГДР, которое в свою очередь утверждало, что эти сведения получены от американцев, указывавших на то, что «ярмарку посетит ряд высокопоставленных лиц Запада, в том числе и бывший госсекретарь США Генри Киссинджер». Далее в меморандуме говорилось:
«Согласно сведениям, переданным американцами, Абу Нидал в прошлом году несколько раз появлялся в странах Варшавского Договора. Неизвестно, является ли все это плодом фантазии американцев или же все-таки правдой. Тем не менее мы считаем необходимым проинформировать об этом лидеров нескольких арабских стран, а также Я. Арафата. Следует отметить, что любой новый террористический акт, какими бы ни были его мотивы, сыграет на руку рейгановской администрации и даст Вашингтону повод применить силу против суверенных государств и национально-освободительных движений под лозунгом борьбы против терроризма».
Кроме того, в меморандуме говорилось о том, что, информируя об этом руководство ГДР, следует также принять во внимание тот факт, что «будет в наших общих интересах, если «друзья» окажут давление на различные палестинские группировки, с которыми они контактируют, в целях предотвращения любых террористических актов в Европе». В МГБ ГДР под словом «друзья» неизменно подразумевались русские, Советский Союз. Таким образом предлагалось попросить русских помочь своим коллегам из ГДР.
Мильке отреагировал незамедлительно. Он обсудил ситуацию со своим высокопоставленным коллегой из КГБ, который, скорее всего, был согласен с тем, что Абу Нидала нужно оставить в покое. Затем Мильке отдал приказ генералу Вольфу и генералу Найберу (своему заму) заняться осуществлением положений вышеупомянутого меморандума. Никаких происшествий на Дюссельдорфской книжной ярмарке не произошло.
Виганд понял, что в отношении Хассана Мильке уже принял решение — будет предпочтительнее предоставить арабу свободу действий в ГДР, чтобы не вызвать недовольства у организации Абу Нидала. Мильке не одобрил продолжения слежки за доцентом.
Во время своего посещения ГДР в 1985 году Абу Нидал пообещал не показываться на территории Восточной Германии в обмен на внушительные поставки оружия в Ливию. Александр Шальк-Голодковски, полковник МГБ ГДР, действовавший под дипломатическим прикрытием в качестве государственного секретаря министерства внешней торговли, продал Муамару Каддафи более четырех тысяч автоматов марки «скорпион» и миллион единиц боеприпасов. Он совершил эту сделку через одну коммерческую фирму, которая являлась тайной собственностью СЕПГ. Поставку в целях конспирации осуществили через Польшу. За оружие Ливия заплатила 470 500 долларов. Посредником в сделке выступил Абу Нидал, получивший от восточных немцев солидные комиссионные.
Летом 1988 года офицеры МГБ из группы наружного наблюдения в очередной раз дали Виганду повод изумиться. Хассана сфотографировали во время нескольких встреч с Ясером Храиди — одним из организаторов взрыва в дискотеке «Ла Белль». Кроме того, были документально подтверждены тесные связи Хассана с дипломатами ливийского посольства, на самом деле являвшихся сотрудниками разведслужб Ливии.
Теперь Виганду стала понятна стратегия ливийцев: они контролировали восточногерманское подразделение группировки Абу Нидала, но в то же время держали их на коротком поводке и до поры не использовали их в каких-либо террористических актах. Однако то оружие, которым террористы воспользовались в декабре 1986 года при налетах на аэропорты Рима и Вены, явно было из числа закупленного за год до этого Ливией у ГДР.
Под давлением того факта, что к этому делу причастен Храиди, Мильке дал добро на арест ливийского убийцы. 20 июня 1988 года Виганд и несколько его подчиненных задержали Храиди и поместили его в неприметный домик на окраине Восточного Берлина. В течение шести дней ливийца подвергали интенсивным допросам. Офицерам Штази удалось добиться от него подробного признания. Храиди сознался в том, что в 1984 году нанял проживавшего в Западном Берлине палестинца по имени Гассан Айюб для убийства в Бонне Мустафы Элашека, а также рассказал о своей роли в осуществлении взрыва в дискотеке «Ла Белль» и других террористических актах. Кроме того, он сообщил и о будущих террористических акциях, готовящихся и контролирующихся разведслужбами различных арабских стран.
