А рядом под навесом небольшой лавчонки уличный певец Или старик-сказочник нараспев говорит свои сказки. Его окружают присевшие на корточки слушатели. На таком базаре в большом городе встречаются люди из разных мест. Приезжая, из далёких путешествий, моряки рассказывают о новых, неведомых землях, о чужих людях и невиданных зверях, о необычайных приключениях.
Ещё одну картину представим себе: далёкие горы Сирии, через которые царь Тутмос III ведёт в очередной поход свои войска. Ночь. Затихает египетский лагерь. В центре его в царском шатре, отпустив после совещания своих военачальников, спит фараон. У костров расположились воины. Они жарят мясо горных коз, пьют вино, захваченное в разграбленном сирийском селении, делят добычу. Одни точат мечи, другие проверяют стрелы и приготовляют новые тетивы на большие луки. Слышно фырканье лошадей, приглушённый говор множества голосов, изредка — звон оружия.
Постепенно лагерь стихает, люди и кони засыпают, и теперь уже только голоса перекликающихся часовых нарушают тишину: «Крепитесь! Крепитесь! Бодрствуйте! Бодрствуйте!»
У догорающего костра сидят сменившиеся часовые. Их вьющиеся густые волосы подстрижены в круг на затылке, у каждого воткнуто в кудри страусовое перо. В середине всей группы, освещённый пламенем костра, сидит пожилой воин, с сильной проседью в волосах, с рубцами от прежних ран на лбу и груди. Это ветеран, ходивший в Сирию ещё с Тутмосом I и проделавший все походы с Тутмосом III. Об этих-то походах он и рассказывает молодым солдатам. Быль сплетается с небылицей, известным полководцам приписываются невероятные подвиги, и молодёжь, затаив дыхание, ждёт конца хитроумных приключений полководца Тхутия, покорителя Яффы.
Египетская сказка возникала и у походного костра, и тихим сельским вечером в кругу отдыхающих крестьян, и в шуме базарной суеты, и у колыбели ребёнка, и на пронизанном солёным морским ветром портовом берегу.
Часть сказок явилась отражением религиозных оказаний, возникших в древнейшие времена истории египетского общества, когда первобытный египтянин, не понимая окружавших его явлений, объяснял их так, как умел.
Представляя себе небо то в виде огромной коровы, то в виде согнувшейся женщины, которая кончиками пальцев ног и рук касается земли; считая, что солнце каждое утро рождается в виде младенца, а к вечеру закатывается уже в образе старца, — древнейший обитатель Нильской долины слагал многочисленные легенды об окружавшей его природе.
Есть сказки, в основе которых лежит определённое историческое событие — победоносный поход, крупное сражение, смена династии фараонов. В таких сказках мы встречаем имена прославленных полководцев или почему-либо запомнившихся царей. Такова, например, сказка о том, как полководец Тхутий хитростью взял город Яффу.
Начало папируса, на котором написана эта сказка, не сохранилось, но из всего дальнейшего содержания видно, что речь шла о том, как египетское войско, во главе которого был один из военачальников фараона Тутмоса III, полководец Тхутий, осаждало палестинский город Яффу. Тхутий — лицо историческое, известна его гробница, в ряде музеев имеются лично ему принадлежавшие вещи и — в том числе золотое блюдо, которым наградил его Тутмос III. Однако вся обстановка взятия Яффы, изображённая в папирусе, — явно сказочная. Тхутий, видя, что ему не взять города силой, решается на хитрость. Он посылает сказать князю Яффы о своём желании перейти на его сторону и приглашает князя к себе в лагерь на пир:
«И вот после того, как прошло время пирования, сказал Тхутий князю Яффы: „Вот, я скроюсь вместе с женой и детьми в твоём собственном городе. Прикажи же, чтобы вошли мои конники со своими лошадьми, и пусть дадут им корм“».
И ввели их, и стреножили лошадей, и дали им корм.
И захотел князь Яффы увидеть булаву [28] царя Тутмоса, и пришли, и сообщили об этом Тхутию.
И вот после этого князь Яффы сказал Тхутию: «Моё желание — посмотреть великую булаву царя Тутмоса. Клянусь царём Тутмосом! Она ведь сегодня у тебя, сделай милость, принеси её мне». Он сделал это и принёс булаву даря Тутмоса. Он схватил князя Яффы за одежду и встал перед ним и сказал: «Взгляни сюда, о князь Яффы! Вот великая булава царя Тутмоса, льва свирепого, сына Сохмет».
И он поразил князя Яффы в висок, и тот упал без сознания перед ним.
И он связал кожаными ремнями, и заковал цепями медными князя Яффы, и надели на его ноги оковы в четыре кольца.
И велел он (т. е. Тхутий) принести 500 вместилищ, которые он приказал сделать, и велел он опуститься в них двумстам воинам. И наполнили другие триста вместилищ верёвками и колодками; и запечатали их печатью, и снабдили их плетёнками и носилками… И погрузили их на крепких воинов, числом 500 человек.
И сказали им: «Когда вы войдёте в город, выпустите ваших товарищей и схватите всех людей в городе и перевяжите их тотчас же».
И вышли и сказали колесничему князя Яффы: «Приказал господин твой: „Иди и скажи твоей владычице: радуйся, ибо Сутех[29] дал нам Тхутия вместе с женой его и детьми его. Смотри, вот их вещи“, разумея под этим 200[30] вместилищ, наполненных людьми, верёвками и колодками. И он пошёл во главе их, чтобы приветствовать свою владычицу и сказать: „Схватили мы Тхутия!“
И открыли ворота города, перед воинами. И вошли они в город, и выпустили они своих товарищей.
И овладели они городом, и малыми и великими, и связали их, и надели колодки тотчас же».
Отразились в египетских сказках также походы и экспедиции в далёкие страны. Направлялись ли египтяне вверх по Нилу в богатую золотом и слоновой костью Нубию, или через горы Синая и Ливана в плодородные равнины Сирии, или же в длительные морские странствия в славившуюся благовониями страну Пунт, откуда привозили ладан, мирру и различные породы душистых растений, — отовсюду путешественники возвращались с рассказами о всём виденном и слышанном. Истина тем легче перемешивалась с фантастикой; что и сами рассказчики и их слушатели одинаково верили в существование бесчисленных богов и духов, умеющих принимать любой вид, появляться повсюду, даже в самых необитаемых местах.
Вот, например, что рассказывается о приключениях потерпевшего кораблекрушение египтянина в папирусе, написанном 4000 лет назад и хранящемся в Ленинграде, в Государственном Эрмитаже:
«Сказал дружинник верный:
„Да успокоится сердце твоё, князь мой. Вот, достигли мы родины: взята колотушка, вбит столб, носовой канат брошен на землю. Воздают хвалы, благодаря бога, все люди обнимают друг друга.
Отряд наш пришёл целым, нет убыли в нашем войске. Расскажу же я тебе нечто подобное, случившееся со мной самим, когда я отправился к руднику царя, когда я спустился к морю в корабле ста двадцати локтей длиной и сорока шириной. И было сто двадцать, матросов в нём из отборнейших Египта: видали они небо, видали они землю, И храбры были сердца их более, чем у львов. Предсказывали они ветер раньше, чем он вышел, и бурю раньше, чем она случилась. Но ветер вышел, когда ещё мы были в море, прежде чем коснулись мы земли. Поднялся ветер, повторился он, и волна восьми локтей была в нём. Вот бревно, схватил я его.
Корабль погиб, и из бывших на нём не осталось никого.
Я был выброшен морской волной на остров. Провёл я на нём три дня в одиночестве, и только сердце моё было моим товарищем. Заснул я под сенью дерева, обнял я тень. Затем, проснувшись, отправился я поискать себе пищи.
Нашёл я смоквы и виноград там, чеснок всякий, прекрасные плоды, „кау“ и „некут“, огурцы, какие только бывают, рыбы там и птицы, и нет ничего такого, чего бы не было на этом острове.
Насытился я и положил ещё на землю, ибо слишком много было на руках моих. Добил я огниво, сделал я огонь. Сотворил жертву всесожжения богам. Я услышал громкий голос и я подумал, что это морская волна. Деревья закачались, земля затряслась. Я открыл своё лицо и увидел, что это — змей, который шёл. Он был тридцати локтей, а его борода больше двух локтей. Его тело было украшено золотом, а брови — из настоящего лазурита, и извивался он вперёд.
Открыл он уста свои ко мне, в то время как я был на моём животе перед ним. Сказал он мне:
„Кто принёс тебя, кто принёс тебя, малый, кто принёс тебя?
Если ты будешь медлить, говоря, мне, кто принёс тебя на этот остров, то я дам тебе почувствовать, кто ты такой; ты превратишься в пепел и станешь, как нечто невидимое. Ты говоришь мне, но я не слышу этого и хотя я пред тобою, я не понимаю““.
Он взял меня в свой рот, отнёс меня к месту отдыха своего, положил меня, не повредив мне, был я цел, не было ничего отнято от меня.
И открыл он уста свои ко мне, а я был на животе перед ним. И сказал он мне:
„Кто принёс тебя, кто принёс тебя, малый, кто принёс тебя на этот морской остров, берега которого в волнах?“.
