Думаю, ты бы знатно повеселился, глядя, как мы втроем рассматривали проходящих мимо красавчиков. Дорри все шутит, что я всегда ведусь на один и тот же типаж, но это неправда – нет у меня никакого типажа. Помню, ты говорил, что все женщины любят мужчин с крепким задом, но дело же не только в этом! Мы с Алом расстались спустя пару месяцев после твоей смерти. Грустно, но познавательно. Не знаю, научусь ли я хоть когда-нибудь “правильно” любить мужчину. Жалко, что мы с тобой были не так уж и близки. Жалко, что я не научилась любить тебя хотя бы чуточку сильнее.
Как бы то ни было, первый день 1991 года выдался очень даже неплохим. На пляже было особенно хорошо. Пять твоих женщин и один маленький мальчик по имени Джек – в твою честь.
С любовью,
Дайан
Дорогой Джек,
Хочу поговорить с тобой о вещах, которые поняла слишком поздно. Знаю, ты бы не хотел, чтобы я о чем-либо жалела. Но кое-какие мелочи меня все же тревожат. Если бы я знала, что время не стоит тратить на глупые ссоры и переживания. Надо быть счастливыми в компании друг друга, пока это возможно.
Мне до сих пор кажется, что ты где-то рядом. Когда кажется особенно сильно, смотрю в небо (как будто бы ты там) и ощущаю тебя близко-близко. Наверное, я стала совсем старая. Горько признавать, но и голова у меня соображает уже не так, как прежде. Меня это беспокоит. Я до сих пор храню красное сердечко, которое ты мне подарил на День Святого Валентина, – то, с шоколадками внутри. Или это было два года назад? Видишь, о чем я, Джек? Память меня подводит.
Хотела тебя кое о чем попросить. Пожалуйста, не покидай меня. Ты мне нужен. Попробуй пробиться с небес ко мне, хорошо? Прошу тебя. Мне так без тебя одиноко. Не знаю, почему я не говорила, как сильно люблю тебя, когда ты сидел за столом напротив меня? Ты пил, играла музыка, шкворчал ужин на плите. Может, ты знаешь ответы на все мои вопросы? А я знаю только то, что обнимала тебя, когда ты умирал. А кто будет обнимать меня, Джек? Кто будет держать меня в объятиях теперь, когда тебя нет?
Я люблю тебя.
Твоя ДоротиЦена красоты, март 1991 года
Иногда дождь начинается как будто из ниоткуда. Потоки мутной воды поломали желтые крокусы у меня в саду. Даже отправившись ужинать с Даной Дилэйни и Лидией Вудворд, двумя моими потрясающими одинокими подругами, я никак не могла прекратить думать о погибших цветах. Дана заказала себе бокал каберне и спросила, не встречаюсь ли я с кем-нибудь. Я сказала, что есть один мужчина в Ньюпорт-Бич, но так, ничего серьезного.
– Вы с ним спите?
– Нет, не спим.
Я спала в полном одиночестве. Мне хотелось сказать подругам, что мои легкие до сих пор заполнены пылью прошлого. Меня совершенно не интересовал какой-то гот с татуировками на шее – с куда большим удовольствием я смотрела на счастливые лица семей, поедающих мороженое в музее восковых фигур. Почему-то одиночество Лидии казалось мне куда привлекательнее бесконечных побед Даны на сердечном фронте.
После Ала я растеряла всякую уверенность в собственной сексуальной привлекательности. Честно говоря, у меня и раньше ее немного было, но не в этом дело. Я настроила себя на неудачи и провалы, я даже не сомневалась, что меня ждут именно они. Наверное, я для Ала была недостаточно красивой. Наверное, Алу, также как и Ронни Макнили в школе, не понравилось мое лицо. Все дело в нем.
Иногда очень сложно разделить красоту и привлекательность. Это все-таки очень разные вещи. Красота – изменчива, она приходит и уходит. Например, бабушка Холл была красивой всего раз в жизни – в тот год, когда она умерла. Натали Вуд в “Великолепии в траве” дошла от симпатичной до красивой в течение фильма. Анна Маньяни была уродливо красива. Все эти женщины были красивы, но красота ничего им не обещала. Она не была вечной.
Чтобы стать привлекательной, мне достаточно было сделать подтяжку, чуть подправить опущенные веки и форму носа. Пластические хирурги с радостью бы взялись за мое лицо. Но что бы это изменило? В моем возрасте с внешностью экспериментировать уже поздно. И, кроме того, привлекательность уже не играла для меня такой роли. В конце концов, что такое совершенство, как не смерть творческого порыва? А перемены – необходимая составляющая рождения новых идей. И вот новых идей мне катастрофически и не хватало.
Разница между привлекательностью и красотой заключается в том, что привлекательность (как у женщин из секты “Эйвон”, которые стучатся в двери и предлагают наборы аккуратно упакованных кремов) – это тупик. Красота, выраженная в женщинах вроде Анны Маньяни, – живая, постоянно меняющаяся субстанция. Я бы без всякого сожаления избавилась от своей привлекательности, если бы была уверена, что она вообще мне присуща. От красоты так просто не избавишься. Красота – это как жизнь, полная вопросов, на которые нет ответов. Красота – в глазах смотрящего. Значит ли это, что от зеркал нет никакой пользы? Не знаю, достанет ли мне смелости жить без ответов. Или просто перестать смотреть на свое отражение.
Канал HBO предложил мне роль Хедды Нуссбаум, жертвы домашнего насилия, любовник которой избил до смерти удочеренную ею девочку Лизу. Я отказалась. Хватит с меня жертв. Вместо этого занялась реставрацией дома Райта, который папа уговаривал меня не покупать.
Мы с Дорри съездили в Каньон де Шелли. Я сняла клип “Рай – это место на Земле” для Белинды Карлайл. Прослушала курс лекций для сценаристов в Южно-Калифорнийском университете, который вел Дэвид Говард. Он рассказывал о подготовке и постфинальной обработке сценариев.
– Учиться никогда не поздно, да? – сказал мне один из студентов во время перерыва.
– Да, верно, – ответила я.
Познакомилась с продюсером Джуди Полон, она доверила мне режиссуру телевизионного фильма “Дикий цветок”. Мы позвали в команду оператора Януша Камински, который снимал “Список Шиндлера” для Спилберга. Главные роли будут играть Патриция Аркетт и Риз Уизерспун – обе очень красивые и талантливые.
Рэнди переехал в Лагуну. У Ала родился ребенок. Уоррен женился на Аннетт Бенинг. Дорри купила дом. У Робин двое детей, один муж и три собаки. Я постоянно переезжаю с места на место.
На блошином рынке “Роуз-Боул” ко мне подошла Кэролин Коул, которая ведет коллекцию фотографий газеты Herald Examiner в центральной библиотеке Лос-Анджелеса, и предложила взглянуть на кое-какие снимки. В подвальном здании библиотеки я открыла папку с простым названием “А”, и моему взору предстали два миллиона фотографий: найденные собаки, пропавшие дети, подозреваемые в совершении преступлений, приговоренные преступники, трансвеститы – короче говоря, самый полный срез жизненных персонажей, истории которых интересуют читателей Herald Examiner. Нашла снимок некоей миссис Андерсон, которую застукали за выпиской фальшивого чека в кафе, – на момент съемки она была беременна своим семнадцатым ребенком. Следом шло фото ее мужа – в тюрьме, куда его посадили после похищения одной из их дочерей. Бывший солдат Альтман, ослепший на войне, был запечатлен в момент воссоединения со своей собакой-поводырем Трампом. Глэдис Арчер, освобожденная из тюрьмы, куда ее посадили за то, что она пришла на вечеринку в форме служащей ВМФ. Бабушка Холл очень любила такие газеты, полные мрачных историй и чужих неудач.
В той же папке я нашла снимок торжествующей Дороти Холл, коронованной Артом Линклеттером “Миссис Лос-Анджелес”. Но среди фотографий на букву “Б” не нашлось “Брошенной” Болы Китон, намывающей туалеты в школе. А как же ее мрачная история? История женщины, которая проснулась в одно прекрасное утро, только чтобы обнаружить, что ее муж спустя двадцать пять лет совместной жизни укатил в Юту на единственной машине да прихватил с собой любовницу, чтобы быстренько на ней жениться. Не было в папке и фотографии маленького Джека Холла, который смотрел, как его мать Мэри Элис играет в блекджек на одном из плавучих казино. Собственно, ни Холлы, ни Китоны в анналах газеты больше не упоминались.
У меня в голове постепенно складывалось понимание того, что делает историю достойной попадания в новости. Я решила написать про это книгу – историю одного человека через призму таблоидов. Я назвала ее “Местные новости”.
Когда Вуди предложил мне заменить Миа Фэрроу на съемках “Загадочного убийства в Манхэттене”, я согласилась. Пресса сходила по этому поводу с ума. Не успевала я выйти на улицу, как мне в лицо тыкали микрофоном и спрашивали, что я думаю по поводу развода Вуди и Миа. На самой съемочной площадке царила такая же атмосфера, как при съемках “Энни Холл”, – может, даже более расслабленная, если такое вообще возможно. Карло ди Пальма снимал все на ручную камеру, и порой дубли шли один за другим без пересъемки. В семь утра мы заканчивали гримироваться, а в половине третьего дня уже могли идти домой. Я не могла поверить своим глазам – съемки шли, как по маслу.
