Ознакомительная версия.
В том же году полиция сформировала бригаду следователей для нового изучения дела об убийстве Рэйчел Никелл. Эксперты обследовали одежду Рэйчел и составили ДНК-профиль убийцы с помощью новой высокоточной техники (см. главу 7). Следы ДНК не принадлежали Колину Стэггу. Они принадлежали Роберту Нэпперу, параноидальному шизофренику, который изнасиловал 86 женщин в Лондоне, а потом был схвачен и заперт в Бродмуре. В ноябре 1993 года, через 16 месяцев после убийства Никелл, Нэппер жестоко расправился с Самантой Биссет и ее четырехлетней дочерью Жасмин в их квартире в Пламстеде. 18 декабря 2008 года Нэппера осудили и за убийство Рэйчел.
Судебный патологоанатом Дик Шеперд проводил вскрытия тел как Рэйчел Никелл, так Саманты и Жасмин Биссет. По его словам, в последних двух случаях он даже высказался: «Да ведь все это уже было. Кто бы это ни был, он сделал такое не впервые. Как насчет убийцы Никелл? Ведь то же самое, только сейчас хуже». Но все отвечали: «Нет, там явно виноват Стэгг, а мы с него круглые сутки глаз не спускаем». Пола Бриттона спрашивали, есть ли связь между этими убийствами, но он отвечал, что «сценарии совершенно различны».
Полиция провела обыск в доме Нэппера еще в мае 1994 года и обнаружила пару кроссовок Adidas Phantom (достаточно редкая модель). Но лишь через 10 лет эти кроссовки сопоставили с отпечатком обуви, оставленным возле тела Рэйчел Никелл в Уимблдон-Коммон. И в декабре 2008 года передовица The Times резюмировала: «Нежелание проверить связь Нэппера с убийством Никелл можно объяснить лишь убежденностью полиции, Пола Бриттона и Службы уголовного преследования, что они уже нашли виновного. Сочтя Колина Стэгга виновным, они проигнорировали материалы по делу Нэппера». Стэгг же был одиноким человеком, мечтавшим потерять девственность с прекрасной женщиной. А откровенный сексуальный рассказ, написанный им, так походил на убийство Рэйчел, поскольку, желая угодить Лиззи Джеймс с ее жаждой жесткого секса, он вдохновлялся известной ему историей.
Неумелое расследование не только обернулось трагедией для семьи Никелл (да и Биссет), но и стало дорогим «удовольствием» для лондонской полиции. Мало того, что расходов потребовало само следствие, еще и Колину Стэггу присудили 706 000 фунтов компенсации (отчасти потому, что его опозорили и он не мог найти работу). В наши дни психологический портрет составляют так называемые консультанты следствия по поведенческим вопросам, и они обязаны иметь официальное право на этот вид деятельности. Любопытно, что первое правило, которое предписывает им Кентская полиция, состоит в следующем: «знать границы своей компетенции и познаний и не выходить за них».
Печальный парадокс: если в случае с «железнодорожным убийцей» догадка о местожительстве преступника оказалась самым полезным вкладом Дэвида Кантера, то в отчете Бриттона утверждение, что убийца «живет неподалеку от Уимблдон-Коммон и хорошо знаком с этой местностью», стало серьезным промахом. На самом деле Роберт Нэппер лишь недавно заявился в Уимблдон-Коммон и то только потому, что из-за полиции не мог охотиться в Пламстеде, как раньше.
Майк Берри считает важным посетить место преступления в то время суток, когда оно было совершено: так легче понять взаимосвязь преступника с этим местом. Он говорит: «Помню, много лет назад я отправился на место преступления в городском парке. Таксист дает мне фонарик и говорит: "Я не позволю вам одному туда идти. Вы не выберетесь обратно". А была полночь, хоть глаз выколи. Я же составлял профиль, и для меня это было важно. И я отвечаю: "Вот здо́рово. Как раз то, что мне нужно знать". Тело нашли в пруду посередине парка. Стало понятно, что женщину убил кто-то из местных, раз смог отнести ее туда. Фотографии, сделанные днем, не дали бы мне понять, как там темно».
Для составления психологического портрета важно быстро получить базовую информацию. И когда мало улик, знание местных особенностей очень помогает. «Помню одно дело, – говорит Майк, – мы пообщались с местным полицейским, и он сказал, что, когда подростки возвращаются в поселок из близлежащих ночных клубов, они берут такси и доезжают до леса. Вылезают, идут лесной тропинкой, останавливаются на полянке выпить и покурить, после чего держат путь к дому. Ехать на такси до самого поселка обошлось бы в два раза дороже: шоссе огибает лес. Значит, жертва – 16-летняя девушка – не беспокоилась, когда шла по лесу со спутником: это было обычное дело. Патрульный не знал, насколько важно то, что он сообщил, но он объяснил странные факты. Поскольку жертва была в джинсах и рубашке, а указания на секс отсутствовали, возникла версия, что она отвергла домогательства спутника, тот же вышел из себя, схватил ее за горло, задушил и пошел домой». Если учесть еще некоторые факты, получалось, что импульсивное и спонтанное убийство было совершено молодым человеком, который жил или на время остановился в поселке. Здесь следует отметить, что, когда следственная бригада выезжает на место, она не знает местных условий. Поэтому поговорить с местным полицейским очень важно. В данном случае подозреваемого нашли в поселке за несколько часов. Он четко соответствовал психологическому портрету и попал за решетку.
С самого нашего знакомства я на одном дыхании слушала рассказы Майка о профилировании. Метод Тони Хилла во многом списан с метода Майка. В кабинете Майка полки забиты книгами по судебной психологии, в том числе воспоминаниями составителей психологических портретов. Майк отлично понимает просчеты некоторых своих предшественников. «Всегда нужно подчеркивать, что назвать можно лишь общие характеристики. Нельзя сказать, что убийца – такой-то конкретный человек».
Составляя портреты, Майк опирается на эмпирические исследования преступников, а также на опыт многолетнего сотрудничества с полицией и работы в психиатрических клиниках. Это дает ему богатый материал, но, подобно доктору Томасу Бонду в 1888 году, он не забывает повторять в своих отчетах слова «вероятно» и «возможно», если только он абсолютно не уверен в чем-то.
После осмотра места преступления Майк изучает фотографии, полицейские отчеты, показания очевидцев, данные аутопсии, фотографии и всякую полезную информацию, какую может получить. На этой стадии важно не знать, кого подозревает полиция, чтобы на психологический портрет не повлияли версии следователей. Чем меньше субъективности и предвзятости, тем лучше.
А дальше идет умственный процесс. «Я сижу у пустого экрана и начинаю разрабатывать гипотезу, чтобы составить профиль. Иду на прогулку и прокручиваю детали в голове. Если есть коллеги, которым доверяю, обмениваюсь с ними идеями. Нужно все взвесить. Уверены ли мы, что это мужчина? Ведь сейчас все больше женщин-убийц… Надо понять, что можно включить в профиль, а что нельзя… Если речь идет об изнасиловании, подозреваемым может быть человек от 10 до 60 лет. Хотя скорее всего, он старше, чем тинейджер, который занимается сексом в первый раз. Изначально строится самая приблизительная концепция. Если использовался презерватив, думаешь: "Почему?" Может, у человека есть криминальные знания, криминальный опыт, и он не хочет оставлять улики?.. Я выстраиваю модель и все время проверяю ее, спрашивая себя: "Из чего это видно?" Можно отрабатывать гипотезу часами, а потом что-то говорит: "Нет". И гипотеза отбрасывается. Иногда ошибки полицейских и психологов связаны с тем, что они выдвигают версию и упрямо за нее держатся. А надо уметь отказаться от нее. Если факты не подтверждают догадку, надо отбросить ее и перейти к плану B. А если и это не сработает, то к плану C и так далее, вплоть до плана Z». Для определения психологического портрета надо учитывать такие вещи, как пол, возраст, расовую принадлежность, профессию, статус взаимоотношений, тип транспортного средства, хобби, преступные наклонности, отношения с женщинами и с жертвой, выбор жертвы, социальный класс, образование, поведение после преступления, поведение на допросе и т. д.
Изучив всю информацию о преступлении, некоторые психологи задают себе некоторые стандартные вопросы. Скажем, Дэвид Кантер спрашивает себя: какие детали преступления указывают на ум, знания и навыки преступника? Действует ли он спонтанно или методично? Как он взаимодействовал с жертвой и можно ли на этом основании предположить, как он взаимодействует с другими людьми? Создается ли впечатление, что совершать такое преступление ему не впервой или что место преступление ему знакомо?
Задача состоит не в том, чтобы указать на конкретного человека (как пытался действовать психолог с Колином Стэггом), а в том, чтобы написать отчет, который сузит круг подозреваемых. Скажем, в деле «Йоркширского Потрошителя» у следствия было 268 000 известных по именам подозреваемых, и в результате пришлось нанести 27 000 домашних визитов. Майк Берри говорит: «В случае с убийством на сексуальной почве у нас есть около 30 миллионов мужчин. И даже если убрать самых старых и самых молодых, останется около 20 миллионов…» Поэтому любые подсказки психолога, способные сократить это число, бесценны для полиции. Майк замечает: «У многих людей сложилось превратное представление о профилировании. Они считают, что психолог скажет: "Ищите рыжеволосого левшу ростом 1 м 67 см, который болеет за футбольный клуб "Манчестер-Сити". Хотя многие стали понимать, что эти методы – лишь средства сродни ДНК-профилированию и аутопсии. Именно подручные средства, а не один из главных источников информации. И такое отношение, по-моему, правильно». Возможны ли внешние эффекты, как было у Джеймса Брассела и Кларисы Старлинг? «Хорошо бы, но вообще это тяжелая работа. Ведь случаются совершенно жуткие преступления. Конечно, когда я только начинал психологическое профилирование, то ощущал вину всякий раз, когда не давал полиции подсказок, помогающих быстро найти преступника. Но постепенно понял, что можно говорить лишь о вероятности. А собирать данные и ловить преступника уже будет полиция. Сейчас многие следователи контактируют с полицейским колледжем в Брэмсхилле напрямую. Полиция стала более автономной и чаще задействует собственных сотрудников. И на публике психологи редко выступают с подобными вещами».
Ознакомительная версия.
