Я считаю этих людей гуманными, разумными и ответственными. Они понимают, что отвечают перед тем, кого выпустили в мир. Они знают: ребенок должен быть здоровым и хорошо образованным. И если есть возможность не выпускать человека на путь страданий, лучше этого не делать. Лучше принять мужественное решение на самой ранней стадии — пока новорожденное существо еще ничего не понимает. Пока человека в социальном смысле еще нет — ведь именно потере огромной вселенной человеческой личности, с ее воспоминаниями, мечтами, социальными связями, мы ужасаемся, когда говорим о смерти человека. Самоосознающее человеческое «Я», цветной калейдоскоп отражений этого мира в зеркале человеческой психики, индивидуальные знания и умения, привычки и привязанности, устремления и интеллектуальные победы — вот что такое личность. Ее жалко. А не носитель.
Сколько мы видели голливудских фильмов, вся интрига которых закручивается вокруг поисков какой-нибудь дискеты, из-за которой люди стреляют, убивают, готовы платить миллионы. За чем они охотятся? За копеечным пластмассовым диском? Нет. За информацией. Она стоит миллионы. А цена самой дискеты в сравнении с информацией, на ней записанной, — ноль.
Главная ошибка недалеких гуманистов, выступающих против эвтаназии новорожденных, в том, что они путают информацию и носитель, текст и бумагу. В случае с человеком эти вещи, как правило, неразделимы, оттого и происходит путаница. Но есть момент, когда данные понятия не совпадают. Этот момент — рождение, когда носитель уже есть, а информация личности на него еще не записана воспитанием.
Интуитивно это понятно каждому. Потому современное общество легко относится к абортам. Во время аборта женщина может убить даже здорового ребенка, и это практически никого в цивилизованном мире не шокирует. А вот эвтаназия новорожденного нездорового пока шокирует. С непривычки.
…Родился малыш без рук. Он растет. Он умнеет. Он понимает, что он уродлив. Он учится держать вилку ногами… А общество восторженно хлопает в ладоши: смотрите-ка, мы ему ручки еще при рождении оторвали, а он, паразит, выкрутился! Научился ногами жрать!..
Вы считаете это гуманизмом? А может быть, это издевательство и пора прекратить подобные эксперименты над людьми?
Да, можно научиться держать вилку ногой. Но к чему этот цирк? Зачем измываться над человеком? Не лучше ли было родителям решить вопрос тогда, когда его еще можно было решить относительно безболезненно, а потом повторить попытку и выпустить в мир нормального ребенка взамен дефектного? Ведь речь идет не о мертвых заводских болванках, а о живых людях — которым предстоит жить в этом мире и осознавать меру своей неполноценности!
Кому лучше жить — инвалиду или здоровому? Так почему предпочтение отдается инвалиду? Чем он лучше того, неродившегося, которому перекрыл дорогу в мир своим появлением? А ведь перекрыл! Воспитание неполноценного ребенка отнимает столько сил, времени, денег и нервной энергии, что этого с лихвой хватило бы на двух здоровых детей…
Не согласны? Вот вам еще несколько историй из жизни. Для вразумления. У меня таких много. Слез не хватит…
«Мать при родах умерла, родные настояли на извлечении ребенка при помощи кесарева. Операцию сделали через 10 минут. Отец ушел из семьи… Ребенка забрали дедушка и бабушка. Итог — девочка дожила до 13 лет, но 75% мозга у нее мертвые. Это растение, прикованное к инвалидной коляске, которое каждую ночь дико орало от боли. После смерти дедушки и бабушки девочка умерла в специнтернате через 4 месяца».
«Женщина родила девочку с диагнозом „спинномозговая грыжа". Врачи оперировать отказались: опасно. Предлагали не мучить ребенка и дать ему спокойно умереть. Родные настояли на операции. Итог — менингит, гидроцефалия, полное отсутствие ощущений в тазу и нижних конечностях. За 4 года ребенок перенес 7 операций на голове, не сидит, не говорит, мучается постоянными головными болями и судорогами тела, которые длятся от 20 минут до 1 часа. Скажите — это жизнь?!.»
«У меня есть знакомая… Долго ждала ребенка. Родился, еще раз подчеркиваю, очень долгожданный. Но очень больной. Не буду сыпать медицинскими терминами. Врачи давали год максимум. Естественно, ребенка начали лечить… Год… Два… Три… На моих глазах она заливала бульон в ротик сыну, он оттуда вытекал, а она приговаривала: „Смотри, ему нравится!", хотя на личике ребенка не двигался ни один мускул… Сколько воплей радости я переслушала — „Гляди, он смотрит на меня!" (хотя у ребенка плавающие зрачки и взгляд он не фокусировал). Мать носила его на руках к стоматологу… Лечила зубики… Рассказываю к тому, что ребенком действительно занимались, его любили. Умер мальчик в 5 лет. И эта самая мама, которая 5 лет прожила в аду и доказывала, что она счастлива, призналась: я вздохнула… я ожила… я бы долго так не протянула… и ты знаешь… он ведь правда и не ел… и не смотрел… это я сама себя успокаивала…»
Мало? Вот еще…
«Нельзя обрекать человека на страдания от рождения. Лучше дать ему умереть. Я могу это утверждать на своем опыте. В результате неудачного лечения стал калекой в детстве. Да, сейчас моя жизнь наладилась. Но чего это стоило! Через что мне пришлось пройти! Человеческое существо не должно испытывать таких мук».
Еще? Читайте!..
«Когда-то, когда от рака легких мучительно умирал мой тесть, я был ярым противником „легкой смерти". Я считал, что человек должен принять смерть без посторонней помощи… Жизнь преподнесла мне другой урок, и, думаю, я имею право говорить на эту тему.
У меня есть сын с неизлечимым поражением головного мозга. Все разговоры и утешения о том, что еще что-то можно исправить, бесполезны — его мозг уже ничем не восстановить. Это выглядит так: ребенок не воспринимает окружающий мир, у него постоянные судороги, он испытывает постоянную боль, спит под воздействием громадных доз седативного. Сколько он так проживет? Не знаю. Семья живет только в промежутках между дозами седативного препарата. Когда мы даем седативное, мы все равно ощущаем себя убийцами, убийцами, которые медленно расшатывают организм сына, выводят из строя работу легких, сердца, пищеварения. При запорах делаем клизмы, в то время, когда он не мог есть — кормили его через зонд. По сути, мы используем для него самый жестокий способ умирания.
Нашего ребенка выбросили из лечебного учреждения, где он стал, по заявлению заведующего реанимацией, „физиологической культей"… Неужели такое отношение общество считает более гуманным, чем эвтаназию?»
Хватит? Или еще?… Пожалуй, вот вам еще одна история:
«У моего младшего брата идиотия и ДЦП от рождения. Он только пускает слюни и мычит. Есть у меня еще старшая сестра, она нормальная. Так вот, мать все время уделяет нашему больному брату, и нас припрягает его обслуживать. Она жалеет его и любит, а нам достаются только крики и ругань. Сестра, едва повзрослев, покинула дом, в котором уже невозможно находиться. И теперь вся злоба матери достается мне одной. Мать говорит: „Я умру и передам тебе его в наследство, будешь ухаживать. А если откажешься, я тебя убью!.." Я уже ненавижу своего брата…»
Однако этих людей не слышат. Их голоса тонут в визжащем хоре прекраснодушных «гуманистов».
В последнее время из русского языка в средствах массовой информации стремительно вымывается слово «инвалид». Дикторы на ТВ и политики старательно осваивали политкорректный новояз: «особенный ребенок», «ребенок с особенностями в развитии»… Представляете себе ребенка-аненцефала, родившегося без мозга? Или новорожденного с синдромом Эдвардса, который больше года не проживет? Никакого генетического уродства! Просто «особенности развития»! Ну а то, что ребенок через год умер, тоже не беда. Просто он вот так вот «особенно развился»!
Слова, маскирующие суть…
Представьте себе, что вы приходите в магазин и вам пытаются продать сломанный телевизор.
— Он же бракованный! — восклицаете вы.
—Не смейте так говорить! — возмущается политкорректный продавец. — Это просто особый телевизор, понимаете? С особенностями изображения…
Это вовсе не безобидно. Политкорректные эвфемизмы, затуманивая неприятную истину, постепенно приводят к поистине кафкианскому абсурду, раскалывают общество на понимающее, но молчащее меньшинство и вопящее, весьма агрессивное в своем гуманистическом раже большинство. И вот уже на Западе, поддерживаемые прессой, идут в атаку под флагом политкорректности организации инвалидов, выступая против пренатальной диагностики и сравнивая ее с геноцидом. Не поняли? Поясню сначала касательно диагностики…
— Каждый даун, появившийся на свет, — это недоработка врачей, — сказал мне великий хирург Андрей Акопян.
Он имел в виду растущее могущество медицины, которая во время беременности, с помощью так называемой пренатальной диагностики может выявить хромосомные аномалии в развитии плода с тем, чтобы направить женщину на аборт. Если таковые аномалии (например, синдром Дауна) обнаруживаются, аборт по медицинским показаниям делается на любом сроке. И несмотря ни на какую политкорректность, несмотря на все притворные улыбки, расточаемые на Западе даунам, 88% канадок и 92% англичанок, узнавших, что они беременны дауном, летят на аборт со скоростью курьерского поезда. Потому что все нормальные люди понимают: дауны жить не должны. Это говорю не я. Это говорит медицина, которая «отстреливает» даунов на дальних подступах, не давая им проникнуть в наш мир. И я с медиками согласен: синдром Дауна — тяжкая генетическая патология, и рожать больного ребенка — себе дороже. Лучше сделать еще одну попытку и родить здорового. Так считает большинство нормальных людей.
