формулы позволяют сразу узнать эту фантазию) сводится к драйву (
. Именно поэтому можно было составить каталог драйвов в случае невротика.
Но это преобладание невротика над требованием, которое, для анализа, переходящего в объект, смещает всю терапию в сторону работы с фрустрацией, скрывает его тревогу от желания Другого, тревогу, которую невозможно не признать, когда она покрыта только фобическим объектом, но еще труднее понять в случае двух других неврозов, когда человек не владеет нитью, позволяющей представить фантазию как желание Другого. Тогда два термина оказываются разрушенными: первый - в случае навязчивого состояния, поскольку он отрицает желание Другого в формировании своей фантазии, акцентируя невозможность исчезновения субъекта, второй - в случае истерика, поскольку желание поддерживается только благодаря отсутствию удовлетворения, которое вносится в него, когда он ускользает от себя как объекта.
Эти черты подтверждаются фундаментальной потребностью невротика-обсессионала встать на место Другого, а также неверующей стороной истерической интриги.
На самом деле образ идеального отца - это фантазия невротика. Помимо матери, реального Другого по требованию, чье желание (то есть ее желание) хотелось бы удовлетворить, возникает образ отца, который закрывает глаза на желания. Истинная функция Отца, которая заключается в том, чтобы объединить (а не поставить в оппозицию) желание и Закон, еще больше обозначена, чем раскрыта этим.
Желанный Отец невротика - это, несомненно, мертвый Отец. Но он также является Отцом, который может в совершенстве овладеть своим желанием - и то же самое можно сказать о субъекте.
Это одна из опасностей, которых должен избегать анализ, - бесконечный аспект принципа переноса.
Именно поэтому рассчитанное колебание "нейтральности" аналитика может оказаться для истерика более ценным, чем любая интерпретация - хотя всегда есть опасность напугать пациента., при условии этот испуг не приведет к прекращению анализа и что пациент убедится в том, что в последующих действиях аналитика ни в коей мере не было желания. Это, конечно, не технический совет, а взгляд, который открывается на вопрос о желании аналитика для тех, кто иначе не знал бы о нем: как аналитик должен сохранить для другого воображаемое измерение своей не-мастерства, своего необходимого несовершенства, - вопрос не менее важный, чем намеренное закрепление в нем незнания о каждом субъекте, который приходит к нему для анализа, постоянно возобновляемого незнания, которое не позволяет никому стать "случаем".
Возвращаясь к фантазиям, скажем, что извращенец воображает себя Другим, чтобы обеспечить себе jouissance, и что именно это обнаруживает невротик, когда воображает себя извращенцем - в его случае, чтобы уверить себя в существовании Другого.
Именно это придает смысл извращению, которое, как предполагается, лежит в самом принципе невроза. Извращение находится в бессознательном невротика как фантазия о Другом. Но это не означает, что в случае с извращенцем бессознательное "открыто". Он тоже, по своей моде, защищает себя в своем желании. Ведь желание - это защита (défense), запрет (défense) на выход за определенный предел в jouissance.
В своей структуре, как я ее определил, фантазия содержит (-φ), мнимую функцию кастрации в скрытой форме, обратимой от одного из ее терминов к другому. То есть, подобно комплексному числу, она воображает (если можно так выразиться) альтернативно один из этих терминов по отношению к другому.
К предмету aотносится
неоценимое сокровище, которое, по словам Алкивиада, находится в деревенском ящике, представляющем для него лицо Сократа. Но заметим, что на нем стоит знак (-).Именно потому, что он не видел укола Сократа, если мне будет позволено следовать Платону, который не жалеет подробностей, соблазнитель Алкивиад превозносит в нем
чудо, которое он хотел бы, чтобы Сократ уступил ему, признавшись в своем желании: разделение предмета, которое он носит в себе, признается в этом случае с большой ясностью.
Такова женщина, скрытая за вуалью: именно отсутствие пениса превращает ее в фаллос, объект желания. Привлеките внимание к этому отсутствию более точным способом, заставив ее надеть красивый парик и маскарадный костюм, и вам, а точнее ей, будет о чем рассказать: эффект гарантирован на 100 процентов, для мужчин, которые сразу переходят к делу.
Таким образом, показывая свой объект кастрированным, Алкивиад представляет себя как желающего - что не ускользает от внимания Сократа - для другого присутствующего, Агатона, которого Сократ, предшественник психоанализа и уверенный в своем положении в этом модном собрании, без колебаний называет объектом переноса, выставляя в свете интерпретации факт, о котором многие аналитики до сих пор не знают: что эффект любви-ненависти в аналитической ситуации должен быть найден в другом месте.
Но Алкивиад, конечно, не невротик. Именно потому, что он - желающий par excellence, идущий по пути jouissance настолько далеко, насколько это возможно, он может таким образом (с помощью некоторого количества выпитого) производить в глазах всех центральную артикуляцию переноса, представленную объектом, украшенным его рефлексиями.
Тем не менее, он спроецировал Сократа на идеал совершенного Мастера, которого, благодаря действию (-φ), он полностью имагинаризировал.
В случае с невротиком (-φ) скользит под
фантазии, в угоду свойственному ему воображению, воображению эго. Ведь невротик с самого начала подвергался воображаемой кастрации; именно кастрация поддерживает это сильное эго, настолько сильное, можно сказать, что его собственное имя является для него неудобством, поскольку невротик на самом деле Безымянный.
Да, именно под этим эго, которое некоторые аналитики предпочитают еще больше укреплять, невротик скрывает кастрацию, которую он отрицает.
Но, вопреки видимости, он за нее держится.
Чего не хочет невротик и от чего он упорно отказывается до самого конца анализа, так это принести свою кастрацию в жертву jouissance Другого, позволив ему служить этому jouissance.
И, конечно, он не ошибается, ибо, хотя в глубине души он ощущает себя тем, что тщетно существует, - "Хочу быть" (un Manque-à-être) или "Слишком много этого" (un En-Trop), - почему он должен жертвовать своим отличием (чем угодно, только не этим) ради наслаждения Другим, которого, напомним, не существует. Да, но если бы по какой-то случайности он существовал, он бы "наслаждался" им (il en jouirait). А этого невротик не хочет. Ведь он воображает, что Другой требует его кастрации.
Аналитический опыт показывает, что в любом случае именно кастрация управляет желанием, как в нормальном, так и в ненормальном состоянии.
При условии, что в фантазии она попеременно колеблется между
иo, кастрация превращает фантазию в ту гибкую, но нерастяжимую цепь, благодаря которой арест объекта-вложения, который вряд ли может выйти за определенные естественные пределы, принимает на себя трансцендентальную функцию обеспечения jouissance
