Вильгельм Райх - Анализ характера

Наша пациентка не один десяток лет страдала от жестокого чудовища, каким была ее мать. У нее родилось желание задушить мать, чтобы защититься. Подобные импульсы очень сильны, и с ними трудно бороться иначе, как прикрыться панцирем от зарождающейся в горле смертоносной ненависти.

Неожиданно пациентка попросила меня позволить ей сдавить мое горло. Я признался, что чувствую не просто замешательство, но и некоторый испуг, однако разрешил ей сделать это. Пациентка чрезвычайно осторожно обхватила мое горло руками и сдавила его, затем ее лицо прояснилось, и она в испуге отскочила. Теперь ее дыхание стало полным. Все ее тело сильно сотрясалось при каждом выдохе. Потоки и ощущения казались сильными, судя по тому, как она вытягивала правую ногу для того, чтобы Облегчить полное проявление эмоций. Иногда ее тело на мгновение замирало в положении опистотонуса,[81] а затем расслаблялось. Лицо то краснело, и тогда она рыдала, то синело от злости. Это продолжалось около тридцати минут. Я хорошо знал, что теперь ее психотические идеи обострились до предела. Когда ее состояние достигло уровня эмоционального потрясения, я попросил ее попытаться остановить реакцию. Она тут же проявила полное понимание и постепенно стала успокаиваться. Мне приходилось все время держать ее за руку.

За двадцать два года психиатрической работы с психотиками и так называемыми психопатами у меня выработался определенный навык преодоления подобных эмоциональных ситуаций. Я требую, чтобы все психиатры в достаточной степени владели этим навыком. Но я также утверждаю, что нынешние психиатры не в состоянии этого сделать, и поэтому категорически возражаю против повторения моего эксперимента теми из них, кто не владеет необходимыми навыками. Я не хочу нести ответственность за несчастье, которое могло бы произойти в кабинете какого-нибудь психиатра по причине отсутствия опыта.

Если мы хотим понять мир шизофреника, нельзя судить о нем с точки зрения homo normalis; разум последнего сам требует пристального изучения. Вместо этого надо постараться понять его, когда он в искаженной форме выражает рациональные функции. Поэтому его следует рассматривать, выйдя за пределы нашего «упорядоченного» мира; надо взглянуть на него с его собственной точки зрения. Это нелегко. Но если пройти сквозь эти искажения, открывается широкая перспектива на громадную область человеческого существования, полную правды и красоты. Это то пространство, где зарождаются все гениальные творения.

Продолжим рассказ о пациентке.

Я спросил ее, каков смысл креста на ее груди. Я не бранил ее за то, что она напугала меня своим действием. Этим я бы ничего не добился.

Она зарделась, задрожала всем телом и схватилась за горло. Потом она сказала: «Я не хочу быть еврейкой». (В действительности она не была еврейкой.) Поскольку такое мог заявить любой шизофреник, я не пытался ее переубедить, а наоборот, воспринял ее слова серьезно. «Почему?» — спросил я. «Евреи распяли Иисуса», — ответила она. Потом она попросила нож, чтобы сделать большой надрез в виде креста на животе.

Ситуация прояснилась не сразу. Через некоторое время стало понятно, что она прилагала отчаянные усилия, чтобы впасть в состояние транса, но ей это не удавалось. Еще через некоторое время она сказала: «Я пыталась снова войти с ними [силами] в контакт… но… я не могу…» Она разрыдалась. Я спросил, почему. «Вероятно, есть три причины: во-первых, я слишком сильно боролась с ними, во-вторых, крест недостаточно глубок, а в-третьих, они отвергают меня, потому что я — еврейка», — ответила она.

Существование жесткой связи между ее биофизическим статусом и данными психотическими идеями все еще оставалось непонятным. Возможно, бредовые идеи не возникали так же интенсивно, как прежде; возможно она чувствовала вину перед «силами», которым была посвящена вся ее жизнь, и, соответственно, прилагала большие усилия, чтобы, принеся себя в жертву, вновь вернуть былое их расположение. Подобные механизмы хорошо известны по так называемому «нормальному» религиозному поведению, В этом случае такая же утеря контакта с «Богом» ведет к еще большей жертве ради восстановления его благорасположенности.

А может быть, она отождествляла себя с Иисусом Христом?

Через некоторое время она успокоилась и покорно ушла домой. Почему я не отправил ее в клинику после того, что произошло? Я спрашивал себя об этом. Ответ был следующим: я знал по прошлому своему опыту работы с подобными эмоциональными ситуациями, что любая угроза лишь усугубляет опасность, и, наоборот, ситуацию может спасти только совершенно искреннее доверие к пациенту, которое тот почувствует. Почему-то я испытывал к этой пациентке большое доверие. Но риск, конечно, был велик. Существовала опасность суицида, но опасности деструктивных действий по отношению к другим людям не было. С точки зрения клинической картины она, казалось, вплотную приблизилась к важному моменту изменения своей структуры, на что указывала ее неспособность установления контакта с «силами». Это была важная победа, вселяющая надежду на дальнейшее развитие.

Одиннадцатая сессия

Когда она пришла на следующую встречу, ее глаза были наполнены веселым блеском, хотя и не без маниакального оттенка. Она много и остроумно говорила. С точки зрения терапии, когда пациент чувствует себя настолько хорошо, дальнейшее развитие невозможно. Чтобы продвинуться дальше, надо докопаться до следующего пласта конфликта и поднять энергию до определенного уровня. Эти задачи были выполнены с помощью глубокого дыхания.

Когда пациентка стала воспроизводить углубленное дыхание, у нее снова возникли сильные психотические эмоции. Она начала оглядывать комнату так, как это свойственно параноикам. Она забеспокоилась, и ее тело затрепетало. Взгляд изменился: легкомысленный вначале, теперь он был пристальным и направленным точно на раскаленную спираль электрической печи. Это продолжалось некоторое время. Затем она поборола тревогу и сказала: «У меня возникла забавная мысль… что этот жар и солнце — тоже силы; что они[ «настоящие силы»] могли подумать, будто я предпочла их другим силам [от обогревателя и солнца]».

Я был ошарашен. Какая глубокая мысль, и как она близка к истине. Я уверяю читателей, что в то время пациентка ничего не знала о феномене оргона и что я ничего не говорил ей об этом. Истина, которой коснулось ее замечание, была следующей: если правда, что ее «силы» представляли собой искаженное восприятие собственной биоэнергии; если правда, что организмическая и солнечная энергии имеют одни и те же корни, то она высказала истинно научное и важное суждение. Может быть ее организм старался восстановить здоровье, поворачиваясь от бреда, искажающего реальность, к настоящей реальности? Очевидно, что она мучительно боролась за то, чтобы расширить границы своего восприятия реальности. Вытеснение одних «сил» другими, природными, казалось логичным шагом в этом направлении. Каким-то образом бредовые «силы» утратили свою власть над ней, что нашло отражение в ее словах: «А еще я думаю, что они вполне могут перетрахаться сами с собою!.. ох, что я сказала…» После этих слов ее обуяла сильная тревога, будто она упомянула черта.

Дыхание повысило биоэнергетический уровень. Она приблизилась к источнику естественных сил, чувству «размягченности» внутри себя. Если это было так, значит силы из «запределья» утратили часть своей энергии и ослабли. Она приблизилась к реальности, к реальным жизненным силам, оргонотическим ощущениям внутри себя. Это стало важным открытием, касающимся шизофренического отклонения: бредовые «силы с той стороны» не просто психотическая конструкция, не имеющая реального основания; она, скорее, описывает глубокое, но искаженное восприятие реальности. Дальнейшее развитие должно было подтвердить или опровергнуть эту гипотезу. Позже такое доказательство действительно было найдено, что, в свою очередь, подтвердило то, что бред психотика сообщает нам важные сведения о глубинном функционировании природы. Нам надо только научиться понимать этот язык.

Наша пациентка подошла очень близко к значению своего бреда, не увязнув в нем полностью. Функцией, обеспечившей этот успех, было ее усиленное дыхание. На протяжении этой сессии у нее появлялись сильные судороги, которые она переносила гораздо легче, не испытывая при этом такой сильной тревоги, как прежде. Но когда оргонотические ощущения становились для нее невыносимыми, ее глаза заволакивались дымкой.

Я чувствовал, что она что-то хочет рассказать, но не совсем доверяет мне. Я поинтересовался, верно ли я понимаю, что она переживает конфликт, в котором замешаны «силы» и я; что она не знает, на чьей она стороне, — моей или этих «сил». Она боялась «сил», когда так сильно Молила меня о помощи в борьбе с ними. Она мгновенно и очень отчетливо поняла это. Фактически она сама дошла до этой мысли.