Истина о Боге, которую я нашел в иудейско-христианском вероучении и лично уверовал в нее, состоит в том, что Бог любит нас без всяких условий. Словами Своего пророка Исайи он возвещает: "Любовью вечною Я возлюбил тебя... Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы она и забыла, то Я не забуду тебя. Вот, Я начертал тебя на дланях Моих... " Конечно, мы можем отказаться от Бога и отвергнуть Его любовь. Что это такое, вы и сами должны знать, если вам случалось предлагать свою любовь такому человеку, который ее не хотел. Такое отвержение Божественной любви и составляет сущность греха. Однако Бог неизменно продолжает предлагать нам Свою неизменную любовь. Если мы ее отвергаем, то ее мы этим нисколько не умаляем. Его руки всегда готовы принять нас.
Один хорошо известный психолог рассказал мне о случае, весьма показательном в отношении идеала безусловной любви. К нему обратилась за советом одна супружеская пара, в жизни которой сложились серьезные трудности. Жена пожаловалась, что муж любит ее лишь тогда, когда она содержит дом в образцовом порядке. Муж подтвердил сказанное ею, но настаивал на том, что он вправе найти в доме образцовый порядок, возвращаясь после тяжелого трудового дня. Жена возразила: "Но ведь мне необходимо знать, что он любит меня независимо от того, чисто в доме или нет, просто для того, чтобы были силы навести порядок". Психолог согласился с ней.
Не следует учить детей тому, что они должны одержать ради любви победу, заработать ее, чтобы стать достойными ее, — это относится и к любви Бога, и к любви родителей. Настоящая любовь — это дар. Настоящая любовь всегда безусловна. Это не изящная печать под контрактом и не плата за вход. Просто — "Я люблю тебя!" (Этот идеал любви я подробнее описал в своей недавней книге " Тайна пребывания в любви"). Тем же, кто старается заработать любовь Бога или стать ее достойными, Бог, которого я знаю, скажет: "Свою любовь Я вам уже дал, так что вы запоздали со своими стараниями. Вы хотите
все изменить и сделать так, чтобы вы могли мою любовь завоевать; это невозможно, да и не нужно. Я подарил вам Свою любовь, и вместе с ней — способность меняться. Примите же в дар Мою любовь, и она даст вам силу возрастать. Знайте, что Я вас люблю независимо от ваших поступков. Это знание даст вам силы поступать наилучшим образом".
В любом случае права Маргарет Мид: ребенок должен научиться у своих первых наставников, "насколько ему следует сближаться с окружающими, кого он может касаться, в чьих руках ему хорошо и тепло, а от кого ему лучше держаться подальше". Дети учатся знать, кто они и чего стоят другие люди. Дети учатся ценить и лелеять свою жизнь как прекрасную возможность ил и же презирать ее как проклятую грязную работу. Они открывают, сколь велик, прекрасен, и полон тепла мир, или же бредут, не поднимая глаз, по дорогам мира, чуждого и непонятного. Видение — это, конечно, самое важное, что получает ребенок, выходя в жизнь, от своих родителей и первых наставников.
Впрочем, дети неизбежно пересматривают то видение, которое они получили в наследство. Их собственные наблюдения и опыт в какой-то мере ему противоречат, и нарисованная для них картинка расширяется и модифицируется. Мы уже говорили, что ключ к пересмотру и изменению видения человека, к возрастанию личности — это открытость и гибкость, а жесткость назвали той западней, которую следует всячески избегать. Очевидно, что чем больше человек гибок и открыт, тем более он способен изменить унаследованное им видение и удалить из него те искажения, которые сокращают возможности к достижению полноты жизни.
Но есть одно препятствие: дело в том, что гибкость или жесткость сами по себе также являются частью унаследованного видения. Родители передают детям определенную предрасположенность к жесткости или гибкости, в зависимости от своей собственной готовности и желания рисковать и пересматривать старое. Если они сами открыты тому опыту, который ежедневно предоставляет жизнь, то их дети научатся этому как способу правильно на нее реагировать. Если же родители не хотят уживаться с сомнениями и последовательно проводят жесткую линию, их дети, вероятно, изберут такой жизненный путь как более надежный. По крайней мере, вначале они будут подражать своим родителям, занимая негибкую позицию.
Например: маленькая девочка в слезах возвращается домой после ссоры с другим ребенком, игравшим вместе с ней, а ее отец в ответ рявкнет что-то вроде следующего жесткого категорического суждения: "Я говорил тебе: не жди ничего хорошего от тех детей. Вся семья у них скверная!" Или же другое: "Ты вообще ни с кем не можешь поладить. Теперь будешь просто сидеть дома!" Или еще так: "Держись подальше от этих католиков (или протестантов, или евреев, или черных, или белых)!"
Человек, который так высказывается, относится к типу людей, дающих на все вопросы один и тот же ответ: "все дело в том-то". Такой человек становится воплощением жесткости, а жесткость по определению означает отсутствие возрастания. К тому же она еще и заразительна. Родители жесткого психологического склада стремятся передать свою жесткость и детям.
К счастью, по мере нашего роста нас захватывают новые влияния и информация, приходящие от других лиц, которые для нас значимы и важны. Наша жизнь охвачена непрекращающимся кругооборотом новых данных и нового опыта. Питаясь от этих источников, мы можем изменить свою унаследованную склонность быть жесткими и негибкими, а также справиться и с другими искажениями в своем унаследованном видении. Но это легко. Очень трудно дается даже просто осознание и понимание своего видения. Защитные механизмы собственного "я" очень легко могут ввести в заблуждение. Каждый должен бороться с обманчивыми образами нашего ненастоящего "я", с тем, чем мы хотим казаться, чтобы получить признание других. Для большинства из нас очень трудно отделить это иллюзорное "я" от настоящего, но подавленного.
Самая же существенная проблема изменения лежит, вероятно, на еще более глубоком уровне. Видение, в рамках которого я действую, дает мне определенность. Оно вносит в жизнь смысл, предсказуемость и дает мне основу для приспособления к реальности. С видением, хорошо ли оно или плохо, я могу как-то существовать. А если бы его не было, где бы я был? Что бы со мной случилось, если бы я оставил свое старое видение в поисках нового? Вот теперь и настало время обсудить эти важнейшие вопросы.
5. Инерция и осознание видения
Обратите внимание на людей, окружающих вас, прислушайтесь, что они говорят, и вы увидите, как уверенно и безапеляционно они судят о себе и обо всем окружающем. Может показаться, что у них есть ясное понимание сути дела. Но только начните анализировать все их идеи, и вы увидите, что они едва ли способны хотя бы как-то осмыслить ту реальность, о которой они говорят. А если вы углубитесь дальше, вы откроете, что такие люди даже и не пытаются приспособить свои идеи к реальности. Совсем наоборот — посредством своих суждений индивид пытается уклониться от задачи личного видения реальности, пытается отсечь себя от своей собственной жизни. Ибо жизнь изначально является тем хаосом, в котором теряют себя. Человек смутно догадывается об этом, но страшится столкнуться с этой ужасной реальностью лицом к лицу, поэтому он стремится закрыться от нее завесой своей фантазии, где все кажется ясным. "Неправильность" его идей его нисколько не беспокоит, он просто использует их как траншеи для защиты своего собственного существования, выставляя их как пугала, чтобы отогнать реальность.
Хосе Ортега-и-Гассет. "Восстание масс".
Теперь мне бы хотелось исследовать один очень интересный вопрос. Он касается стойкости нашего первого унаследованного видения. Почему раннее видение имеет тенденцию сохранять свое влияние в течение всей жизни? Действительно ли столь живучи самые первые впечатления? Казалось бы, мы должны стараться побыстрее избавиться от всех искажений, которые ограничивают нашу способность быть хозяевами своей жизни. И, конечно, какие-то изменения неизбежны в жизни каждого. Озадачивает, однако, отсутствие именно глубоких изменений.
Представим себе человека с совершенно искаженным видением. Он видит себя человеком трущобы, а других людей — либо средством для каких-то своих целей, либо угрозой своему существованию. Жизнь для него — это бесконечное соперничество, мир — змеиная яма, а Бог — немногим более, чем жестокая иллюзия. Очевидно, что такой человек захочет остановить движение мира и сойти на остановке, уйти прочь. Его наказывает, и притом весьма жестоко, его же собственное восприятие. Почему бы такому человеку не переосмыслить свое видение? Он ведь должен был заметить, что существуют и другие люди, которые относительно счастливы. Некоторые из тех людей, которых он видит на улице, улыбаются, другие насвистывают. Может быть, они узнали некий секрет, дающий радость? Быть может, они нашли что-то такое, чего он сам не нашел? Что они знают такого, чего не знает он? Если бы он только захотел просто переосмыслить и пересмотреть свое основополагающее видение, он мог бы превратить презрение к себе в самоодобрение, перейти от пессимизма к оптимизму, от цинизма к доверию. Он мог бы заменить негативную душевную позицию позитивной. Почему же он этого не делает? Все мы в большей или меньшей степени похожи на такого несчастного человека. В таком случае, — что же, разве мы все мазохисты?
