близость с родителем душит его, но лишь задумавшись об этом, он тут же испытывает первобытный страх смерти, к которой приравнивается это осознание. На самом деле такой ребенок интроецирует все давние неудовлетворенные родительские потребности в близости, давая родителю возможность никогда их не осознавать. В подобных случаях часто имеет место длинная цепь точно таких же чрезмерно близких отношений, проекций и интроекций на протяжении многих поколений.
Третий сценарий. Родитель хочет, чтобы ребенок думал, двигался, поступал, говорил и чувствовал точно так же, как он сам, – родителю нужен «маленький я». Психологическая обработка, происходящая исподволь в этом случае, имеет два этапа:
1) ребенок получает положительную обратную связь (с помощью взгляда или иной формы мягкого одобрения), когда следует согласно родительскому замыслу;
2) родитель либо совсем не обращает внимания на подлинные проявления своего ребенка, либо эти проявления прямо отвергаются и подлежат наказанию.
Если ребенок действительно соглашается быть таким «маленьким я», между ним и родителем формируется запутанная связь, которую они будут называть близостью, хотя ради этой так называемой близости ребенку пришлось поступиться своей искренностью, и его настоящего родитель никогда не узнает. В случае же когда ребенок настолько отличается от родителя, что просто не в состоянии соответствовать роли «маленького я» родителя, у него может сформироваться чувство вины, собственной испорченности и стыда – от того, что он не стал тем, кем хотел его видеть родитель. В лучшем случае такие отношения развиваются по такому принципу: родитель все время пытается заставить ребенка измениться, а ребенок периодически пытается соответствовать требованиям, но регулярно подспудно или открыто бунтует. В иных случаях у ребенка развивается глубокое чувство стыда за себя, о причине которого он обычно не догадывается.
Четвертый сценарий. Родитель буквально впрямую обвиняет ребенка во всех своих ошибках. Ребенка убеждают, что, когда родитель в гневе или демонстрирует иное неприглядное поведение, это все происходит по вине самого ребенка. Например: «Если бы ты не сделал того-то, мне не пришлось бы делать то-то», как мы уже видели в истории Дианы. Ребенок может ощущать либо непомерную вину и ответственность, либо потаенный стыд, который выразится или в сильно заниженной самооценке, или в потребности открыто взбунтоваться против родителя. И если бунтарь не наденет новую маску (например, «плохого парня» или еще кого-то, далекого от добродетели), то последний вариант будет более здоровым.
Пятый сценарий. На ребенка возлагается ответственность за эмоциональное, психологическое и даже физическое благополучие родителя. Например, так бывает, когда один или оба родителя больны либо страдают от наркотической зависимости. Еще возможен сценарий, когда родители не могут ли не хотят выполнять свои родительские обязанности приемлемым образом и ребенок чувствует необходимость «исправить» их и таким образом помочь всей семье. Либо на ребенка может быть возложена вся работа по дому – уборка, готовка, занятия с младшими детьми и т. д., и тогда с течением времени у него формируется представление о себе как об ответственном за все. Ребенок в такой ситуации может чувствовать себя супергероем – ведь он делает вещи, которые обычный ребенок даже не знает, как делаются, – что будет лишь подкреплять его самоидентификацию ответственного человека. Однако подспудно он может испытывать постоянную тревогу – ведь если он не сделает все то, что хотят от него родители, весь мир развалится на части, и это будет его вина. Он вырастает, развивая именно такой взгляд на все жизненные ситуации, и в итоге сближается лишь с людьми, которым нужна его помощь.
Шестой сценарий. Ребенок воспитывается родителями, которые глубоко убеждены в своих представлениях о правильном и неправильном, хорошем и плохом. Они кажутся со всех сторон хорошими родителями: они внимательны к ребенку, занимаются его воспитанием и любят. Но у одного или обоих родителей есть тайна. Возможно, они довольно часто, но в тайне от всех ссорятся, поэтому в воздухе витает неприятный холодок. Или, может быть, один из родителей или оба изменяют своему супругу. Бывают секреты финансового характера, либо один или оба родителя вовлечены во что-то сомнительное с этической точки зрения. Ребенок растет с осознанным ощущением того, что у него прекрасное детство и ему очень повезло с родителями, но на подсознательном уровне такой ребенок улавливает напряжение, связанное с родительской тайной. Как это часто бывает у детей, ребенок чувствует лишь, что что-то не так, но ему не приходит в голову, что это касается родителей, – он убежден, что дело в нем. Он должен исправить все, чтобы это смутное чувство покинуло его. Поскольку напряжение, связанное с тайной, имеет место в течение долгого времени, реакция ребенка на него становится привычной до такой степени, что он начинает уверенно считать, что с ним что-то не так, вследствие чего пытается быть очень хорошим, даже идеальным, чтобы устранить неприятное смутное ощущение. Таким образом ребенок постепенно учится принимать на свой счет проблемы других людей, надеясь быть достаточно хорошим, чтобы их исправить.
Седьмой сценарий. Как и в предыдущем случае, родители глубоко верят в свои представления о хорошем и плохом, однако их потребность вести безупречную, с точки зрения морали, семейную жизнь может очень серьезно негативно повлиять на ребенка. Родители в этом случае настолько непогрешимы, что забывают о восприимчивости ребенка, его потребности ощущать причастность к семье, столь характерных для пробуждающегося сознания ребенка; его ругают и наказывают за малейшие провинности. Изначально чувствительный ребенок обычно в таком случае старается быть очень хорошим, чтобы не нарываться на конфликт с непогрешимым родителем. Он также ощущает глубокое чувство стыда за малейший проступок и почти постоянно боится прогневать родителей и лишиться их благосклонности. Конечно, со временем это становится самоидентификацией – угождать другим своим хорошим поведением, чтобы его одобрили и не отвергли; теперь его жизнь проходит в старании избежать ужасного чувства вины.
Последний, восьмой сценарий касается случаев насилия – физического, эмоционального, ментального, вербального или сексуального. В каждом из этих вариантов ребенок становится мальчиком (или девочкой) для битья, принимая на себя наказание за все нерешенные проблемы родителей. Ребенок чувствует, что заслуживает это насилие, что, будь он достаточно хорошим, этого бы с ним не происходило. Конечно, это не укладывается в голове, ведь ребенок никак не провоцирует насилие. Он снова и снова пытается найти способ остановить это, но опять подвергается насилию. Вынужденный жить в таких условиях, он отождествляет себя с идеей о том, что, если бы ему удалось найти и нажать волшебную кнопку, став более хорошим человеком, он смог бы прекратить все это. Подобный взгляд на ситуацию закрепляется настолько, что во всех последующих отношениях повзрослевшего ребенка происходит то же самое,
