Джон. Так. Теперь давайте поговорим о «кукольном доме» наоборот, где роли поменялись, где женщина играет «сильную, взрослую» роль. «Я — Тарзан, ты будешь Джонни».
Робин. Тут на память сразу приходит известный образ со старинной «курортной» открытки: муж — подкаблучник. Подобно жене из «кукольного дома» он не принимает ответственности, не способен защитить, только и делает, что смотрит за своей половиной. Фактически ведет себя как ребенок. Но кто-то же должен в семье быть «за взрослого», «делать дело». И кончается тем, что жена берется нести семейную «ношу». Становится, так сказать, «матерью» своему муженьку. Но часть ее возмущена этой ролью, вот ему и достается от жениного каблука.
Джон. Она за двоих нагружена напористостью, агрессивностью, ведь он отказался взять свою долю. А с двойным «весом», бывает, что и его «придавит»?
Робин. Да.
Джон. Знаете, я замечал кое-что похожее… с женщинами: если я слишком робок, то они становятся активнее, если же я намеренно возьму тон «покруче», они сбавят свой. Как будто естественное равновесие воцаряется…
Робин. Я наблюдаю за этими «качелями» всякий раз, когда в мой кабинет заходит супружеская пара. Да и по собственной семье знаю. Думаю, это универсальное правило: если один из партнеров отказывается от своей доли напора и агрессивности, другой вынужден взять двойную ношу.
Джон. Итак, почему же в такого типа браке женщина становится Тарзаном?
Робин. Обычно она научена горьким опытом еще в родной семье и боится быть слабой, зависимой. Откуда за «ширму» попадает ее беспомощная, детская сторона, которая в этом браке там довольно сносно «устраивается», потому что женщина выбрала мужчину, который детскость «сыграет» и за нее.
Джон. Значит, это у него за «ширмой» взрослость, он боится обнаружить уверенность, взять на себя ответственность, и она несет «взрослый» груз за него.
Робин. Да, тут «кукольный дом», вывернутый наизнанку. И опять же брак весьма стоек, хотя временами партнеры начинают немного задыхаться в своих ролях. Но для каждого переменить хоть что-то опять необыкновенно трудно.
Джон. Хорошо, предположим, одним чудесным весенним утром муж просыпается, чувствуя себя чуточку агрессивным и капельку взрослым. Что случится?
Робин. Конечно же, жена его вечно «попиливает» за ненадежность. Но если только его «ответственная» сторона выглянет из-за «ширмы», она сразу почует: плохо дело, быть ей теперь «слабенькой» и зависимой от него. Поэтому свою «ширму» будет держать изо всех сил.
Джон. Будет категоричнее, чем обычно, отрицать свою потребность в поддержке, заботе.
Робин. И, отстаивая яростнее, чем обычно, привычное свое амплуа, подложит мину под его «взрослеющее» настроение: скажет, пускай, мол, и не пытается отвечать за нее, ничего у него не выйдет.
Джон. Она чувствует, что уже раньше укрепила позиции, а его атака обречена.
Робин. А «такому-растакому» бедняге все равно решительности негде занять, вот он и сдастся, опять спрячет себя «взросленького» за «ширму», в укромный уголок. Это один сценарий. По другому — она может внезапно обнажить перед ним свою слабость: откроет, покажет ему, как нуждается в его нежности и поддержке. Он же насмерть перепугается. Почувствует, что на вызов не сможет ответить.
Джон. Свою «ширму» будет держать изо всех сил, чтобы не повалилась, сделается еще беспомощнее.
Робин.К тому же поведет подкоп под жену. Скажет: «Что это ты затеваешь! Хотя вольному воля!» А ведь ей стоит больших усилий так безоглядно «обнажиться». И теперь она сдастся, подумав: «Без толку… Знала же, что с ним ничего не выйдет».
Джон. Значит, они благополучно останутся там, где и были. Пускай не для них фейерверк, зато у камина погреются.
Робин. Именно. В таком привычном обоим — еще по родительскому — доме… Не забыли о главной причине, сделавшей их парой?
Джон. Во всем этом какая-то безумная логика. Впрочем, что-то не сходится… В наихудшем браке, где «боятся Вирджинию Вульф», у партнеров одно и то же выставлено на «витрину» — «ангелы», одно и то же сунуто за «ширму» — «демоны». Но в «кукольном доме» и в доме с «подкаблучником» у кого-то из двоих «ребенок» спрятан, у другого же — выставлен; «ширмы» поставлены одинаково — каждый перегорожен одинаково, но партнеры дополняют друг друга вместо того, чтобы повторять. Не значит ли это, что одну пару создает одинаковая семейная история, а другие пары возникают «на плечах» у разных семей?
Робин. Верно. Вы верно подметили, что я в своих рассуждениях кое-что упростил. Добавлю и поясню: упрятывание «кусочка» личности приводит позже к проблеме с выражением иных эмоций, которые тоже поочередно «прячутся». Возьмите человека, под родительским кровом научившегося прятать гнев, чтобы не огорчать близких, и одновременно утратившего умение защищаться. Постепенно он потеряет уверенность в себе и обзаведется страхом любого противоборства, а в результате в собственной семье заработает нелестную характеристику: слюнтяй. Дальше он, вероятнее всего, спрячет естественное чувство страха и потребность в поддержке; сначала спрячет от других, потом — от самого себя. Теперь эти эмоции тоже перекочевали за «ширму»… Психотерапевт иногда помогает пациенту убрать целый склад «ширм» — одну за другой — чтобы добраться до главного семейного табу.
Джон. Хорошо, если человек прячет эмоцию «икс», а затем прячет свою боязнь эмоции «икс», он внешне может казаться вполне довольным своим положением. Но какое отношение имеет этот факт к сказанному Вами о выборе партнера?
Робин. Этот факт объясняет, что в утверждении «противоположности сходятся» есть доля истины, хотя, по видимости, он противоречит мысли, что люди тянутся друг к другу на основе подобия эмоционального опыта, пережитого в их семьях. Вот вам пример: типичная пара, оставившая свой «кукольный дом», появилась в кабинете психотерапевта, потому что жена постоянно жаловалась на плохое здоровье. Она — робкая, боязливая, он — уверенный, с виду сильный. Но вскоре обнаружилось, что они оба шести лет от роду пережили смерть отцов. На глубинном уровне они были похожи, у обоих печаль пряталась «за ширмой». Но она от печали болела, в то время как он сохранял «силу» и концентрировался на заботе о ней.
Джон. Значит, поверхностные различия между партнерами в браке этого типа возможны по той причине, что партнеры играют разные роли при одинаковых спрятанных проблемах. Но есть ли существенное отличие между отношениями «среднего» образца и действительно разрушительными?
Робин. Если за «ширмой» целая «свалка» эмоций и велик риск, что они «вывалятся» оттуда — как в наименее здоровом браке — партнеры, вероятнее всего, будут в вечном конфликте друг с другом. Что не столь вероятно там, где партнеры дополняют друг друга и играют противоположные роли. Это позволяет им поделить игровую «площадку» согласно сценарию и в результате лучше «сыграться». Но все, разумеется, относительно.
Джон. Так, значит, «среднего» образца браки — обычные, нормальные браки — будут, в большинстве, напоминать «кукольный дом» или дом с «подкаблучником»?
Робин. Да, хотя чаще всего описанные признаки очень смягчены.
Джон. Какое облегчение, что все-таки это норма, ведь некоторые симптомы помню.
Робин. Например?..
Джон. Ну, когда я пришел в Вашу группу, помню, представлял себя прямо Тарзаном: «сильным», не нуждающимся ни в какой поддержке, ни в какой любви. Считал, что могу обойтись без таких пустяков. На самом деле считал! А Вы мягко внушали, что мне без них нельзя. Я с превеликим трудом тогда согласился допустить этот факт. Но если вам повторяют одно и то же тысячу раз… сначала допустите, что такое возможно, а потом начинаете понимать. И понимаете, как отворачивались от фактов. Правда, уже потом… «разглядев» факт.
Робин. Сначала до крайности удивлены — да? Потом захвачены…
Джон. Да, ловите себя… застаете «на месте преступления». Понемногу меняетесь. И это просто потому, что разглядели свою проблему?
Робин. Именно. Как только вы заметили прежде «упрятанное», вы берете балласт «на борт» для того, чтобы выровнять ход.
Джон. А еще помню, «открываться» было очень неприятно. Допустить потребность в любви или — того хуже — просить ее прямо, нисколько не маскируясь, было очень стыдно, все равно что расписаться в собственной слабости и несостоятельности.
