Трудность в том, что игрок должен выявить это свойство, анализируя долгую историю выигрышей и проигрышей. После некоторой практики почти все находят закономерность, могут объяснить ее и, естественно, начинают выбирать карточку из «нужной» стопки. Но настоящее открытие происходит по пути к этой находке, среди интуитивных догадок. Еще до того, как игроки готовы сформулировать правило, они начинают чаще выбирать карточки из «нужной» стопки. Хотя на этом этапе они играют гораздо лучше, чем если бы вытаскивали карты наугад, они не могут объяснить, почему выбирают «нужную» стопку, которая в среднем приносит больше выигрышей. Иногда они даже не сознают, что выбирают одну стопку чаще, чем другую. Но в их телесных реакциях появляются недвусмысленные признаки. В тот момент, когда игрок собирается выбрать «неправильную» стопку, проводимость его кожи увеличивается, что свидетельствует об усиленном потоотделении, которое, в свою очередь, отражает эмоциональное состояние. Можно сказать, что игрок пока не понимает, что одна стопка дает лучшие результаты по сравнению с другой, но его тело уже знает об этом.
Моя коллега Мария Джулиана Леоне, нейробиолог и мастер спорта международного класса по шахматам, вместе со мной провела эксперимент на шахматной доске, согласно борхесовскому пониманию шахмат как метафоры человеческой жизни[30]. Два мастера сходятся лицом к лицу. У них есть тридцать минут, чтобы принять ряд решений и организовать свои армии. На доске идет смертельная битва и кипят страсти. Во время игры мы регистрируем сердечный ритм шахматистов. Он повышается по мере того, как растет напряжение, истекает время и приближается конец баталии. Особенно резкий скачок наблюдается, когда противник совершает ошибку, которая решает исход игры.
Но главное наше открытие заключалось в другом: за несколько секунд до того, как тот или иной игрок совершал ошибку, его сердцебиение изменялось. Это значит, что в ситуации широчайшего выбора, почти такой же сложной, как сама жизнь, сердце паникует еще до принятия неправильного решения. Если бы игроки могли сознавать это, если бы они слышали, что подсказывает их сердце, то, наверное, им удалось бы избежать многих ошибок.
Тело и мозг полностью управляют процессом принятия решений задолго до того, как мы начинаем разбираться в деталях; телесные проявления эмоций действуют как сигнал тревоги, предупреждая нас о возможных рисках и ошибках. Это открытие разрушает представление о том, что интуиция относится к царству магии и пророчеств. Между интуитивными догадками и наукой нет никакого конфликта. Как раз наоборот: интуиция идет рука об руку с рассудком и намерением, всецело принадлежа царству науки.
Рациональное мышление или догадки?
После того как мы обнаружили, что интуитивные догадки – это неосознанные умозаключения, можно перейти к вопросу, имеющему более серьезное практическое значение. Когда можно верить догадкам, а когда нет? Чему следует больше доверять в самых важных вопросах: догадкам или рациональным рассуждениям?
Ответ неоднозначен: все зависит от ситуации. При проведении эксперимента, который до сих пор вызывает споры, социальный психолог Ап Дийкстерхуис обнаружил, что сложность решения становится решающим критерием при выборе между сознательным и интуитивным действием. По его наблюдениям, это правило действует как для «подстроенных» ситуаций в лаборатории, так и для реальной жизни.
Он смоделировал в лаборатории игру, где участникам нужно было оценить два варианта – например, два автомобиля, – и выбрать самый практичный. Иногда различалась только цена, и решение было простым: чем дешевле, тем лучше. Задача постепенно усложнялась: два автомобиля отличались не только по цене, но и по расходу топлива, безопасности, комфорту, риску угона, мощности двигателя и уровню загрязнения.
Самой удивительной находкой Дийкстерхуиса оказалось то, что когда в игре присутствует много элементов, догадки более эффективны, чем осознанные рассуждения. Та же закономерность проявляется в реальном мире. Это наблюдалось в ходе эксперимента, где людей, которые только что купили зубную пасту – несомненно, один из простейших поступков в нашей жизни, – спрашивали, как они сделали выбор. Месяц спустя те, кто обдумывал решение, оказались более довольны покупкой, чем те, кто не делал этого. С другой стороны, исследователи наблюдали противоположный результат, когда опрашивали людей, только что купивших мебель (сложное решение с множеством переменных, таких как цена, размер, качество и эстетическая привлекательность). Как и в лаборатории, лучше выбирали те, кто меньше думал.
У этих экспериментов разная методология, но вывод один. Когда мы принимаем решение, размышляя над небольшим набором элементов, то делаем лучший выбор, потратив время на обдумывание. Но когда проблема сложная, то в целом мы выбираем лучше, если следуем своей интуиции.
Сознание довольно ограничено и способно удерживать не так много информации. Но подсознание необъятно. Именно поэтому, когда мы принимаем решения с малым количеством переменных – к примеру, цена, качество и размер товара, – то лучше подумать, прежде чем действовать. В ситуациях, когда можно мысленно оценить все элементы одновременно, рациональное решение более эффективно. Но если в игре участвует больше переменных, чем мы способны одновременно удерживать в сознании, быстрые интуитивные решения оказываются более эффективными, даже если они основаны на приблизительных расчетах.
Вероятно, самые сложные и важные решения относятся к эмоциональной и социальной сферам. Нам показалось бы странным и почти абсурдным обдуманное решение влюбиться, как будто существует некая арифметическая оценка или аргументы за и против. Такого просто не может быть. Обычно мы влюбляемся по загадочной причине, и понять ее можно лишь приблизительно и по прошествии времени.
На феромоновых вечеринках[31] каждый участник нюхает одежду, которую несколько дней носили другие гости. Люди решают, с кем познакомиться, исходя из привлекательности запаха. Такой выбор кажется естественным, поскольку обоняние ассоциируется с интуицией; например, мы говорим: «Эта история плохо пахнет». Каждый из нас помнит волнующий запах постели любимого человека. Но все же это довольно странно, так как обоняние – далеко не самое точное из наших чувств. Поэтому весьма вероятно, что кто-нибудь будет разочарован в партнере, к которому его приведет чутье, и поспешит прочь, проклиная свой незадачливый нос.
Швейцарский биолог Клаус Ведекинд придумал выдающийся эксперимент на эту тему. Он собрал группу мужчин, которые несколько дней носили одинаковые футболки, не пользуясь парфюмом или дезодорантом. Потом несколько женщин понюхали футболки и сообщили, насколько приятным им показался каждый запах. Разумеется, он провел и обратный эксперимент, когда мужчины нюхали нестиранные женские футболки. Ведекинд не просто хотел посмотреть, что из этого получится. Он опирался на гипотезу, полученную в результате наблюдений за поведением грызунов и других животных. Его предпосылка заключалась в том, что в области вкусовых, обонятельных и подсознательных предпочтений мы очень похожи на нашего «внутреннего зверя».
Каждый человек имеет свой иммунный набор, и это отчасти объясняет, почему под воздействием определенного вируса одни заболевают, а другие нет. Можно представить, что наша иммунная система – это щит. Если два щита, наложенные друг на друга, защищают одно и то же место, один из них явно лишний. Но если щиты закрывают два соседних участка, то вместе они создают оптимальную защиту. Эту идею (с некоторыми оговорками, которые мы здесь проигнорируем) можно перенести на иммунный набор: два человека с очень разными параметрами иммунитета дают потомство с более эффективной иммунной системой.
У грызунов, которые руководствуются обонянием при выборе пары в гораздо большей степени, чем мы, предпочтения обычно сводятся к простому правилу: они склонны выбирать партнеров с другим иммунным набором. Это составляло основу эксперимента Ведекинда. Он измерил ГКГС (главный комплекс гистосовместимости) каждого участника – семейство генов, обуславливающих различия в иммунной системе у разных людей, – и получил необыкновенный результат. Когда мы доверяемся своему обонянию, то следуем тому же правилу, что и грызуны: в среднем, женщин больше привлекал запах мужчин с другим ГКГС. Поэтому феромоновые вечеринки способствуют разнообразию – по крайней мере, в том, что касается иммунной системы.
Но в этом правиле есть важное исключение. Обонятельные предпочтения самки мыши меняются на противоположные, когда она беременна. Тогда она предпочитает искать мышей, чей ГКГС похож на ее собственный. В упрощенном варианте это значит, что хотя поиск комплементарности может быть полезным в период спаривания, во время беременности имеет смысл оставаться поближе к родному гнезду, среди родственников, с которыми много общего.
