Ознакомительная версия.
4. Посредник обеспечивает защищенность участников переговоров.
5. Посредник несет ответственность за процесс, но не за характер принимаемых решений.
Данные представления созвучны основным принципам современной психологической работы в терапевтической и консультационной формах. Так же как терапевт и консультант, посредник исходит из убеждения в способности людей изменяться и изменять свои отношения, сколь бы сложной в данный момент ни была ситуация их отношений. С. Минухин и Ч. Фишман, комментируя процесс работы терапевта с семьей, пишут о его «убеждении в том, что семья как организм потенциально способна на более сложное функционирование, чем то, которое она демонстрирует в данный момент» (Минухин, Фишман, 1998, с. 278).
Психологическое посредничество направлено на процесс организации диалога между людьми, а не на принятие ими решений в сложной ситуации. Подобно тому, как это обсуждалось при описании традиционных форм психологической помощи, посредник исходит из невозможности влияния на конкретные решения человека. Только сами участники конфликтного взаимодействия в полной мере могут оценить приемлемость для них тех или иных способов преодоления кризиса в их отношениях.
Мэй обращает внимание на важный для психотерапевтической работы момент, который, по его мнению, не принимается в полной мере в расчет, а именно: решение предшествует знанию. Обычно, пишет он, мы исходим из предположения, что если пациент больше узнает о себе и лучше поймет себя самого, он примет соответствующие решения. Но это лишь половина правды. Вторая ее часть, обычно игнорируемая, состоит в том, что «пациент не позволяет себе прийти к инсайту или приобрести знание до тех пор, пока он не готов решать, до тех пор, пока он не займет решительную установку по отношению к жизни и не примет предварительные решения в этом направлении» (May 1983, р. 166). Мэй при этом оговаривается, что под «решением» он понимает не «прыжки» (решения типа заключения брака или присоединения к иностранному легиону). Речь идет об установке на экзистенциальное решение, и в этом отношении скорее знание и инсайт следуют за решением, чем наоборот.
Другим аргументом, который мы уже приводили, является позитивный опыт собственного принятия решений. Существуют многочисленные экспериментальные данные, свидетельствующие о тенденции отстаивать собственные решения и оценивать их как правильные. На основании этих фактов Д. Майерс утверждает, что «как только решение принято, оно создает собственные опоры для поддержки – причины, которыми мы оправдываем его целесообразность» (Майерс, 1997, с. 183).
Более того, считается, что влияние внешних факторов, например наличие внешнего поощрения, может ослаблять внутреннюю мотивацию, скажем, в случае каких-то действий человека. Потребность в позитивном принятии себя требует от человека воспринимать свои действия и поступки как приемлемые и морально оправданные. Если эти поступки человек расценивает как внешне вынужденные, то он, следовательно, несет за них меньшую ответственность. «Оправдание своих поступков и решений является, таким образом, мерой самозащиты, укрепляет нашу внутреннюю убежденность и чувство собственного достоинства» (там же, с. 192).
Еще одна проблема, возникающая, видимо, в разных видах практической психологической работы с людьми, но особенно часто в деятельности медиатора, – это этическая, или моральная позиция психолога по отношению к проблеме клиента, или, в формулировке Р. Кочюнаса, «в какой степени ценности консультанта должны „участвовать“ в процессе консультирования» (Кочюнас, 1999, с. 33).
При этом существуют две полярные точки зрения. Одна из них настаивает на ценностной нейтральности психолога – это означает, что он не должен занимать какую-то собственную моральную позицию по отношению к проблеме клиента. Обычные аргументы в пользу подобной точки зрения связаны с нежелательностью или даже невозможностью оказывать ценностное влияние на клиента, с признанием права клиента на собственную систему этических представлений, с тем, что клиент, сталкиваясь с моральной позицией психолога, подсознательно ждет оценок и начинает защищаться и т. д.
Альтернативная точка зрения предполагает, что, напротив, консультант должен открыто выражать свою ценностную позицию, иначе клиент может считать, что любое его поведение является приемлемым.
Р. Кочюнас, не соглашаясь ни с одной из этих крайних точек зрения, считает тем не менее, что консультант должен иметь четкую ценностную позицию и не скрывать ее от клиента.
Он приводит пример конкретной ситуации, когда женщина обращается за помощью по поводу своих отношений с мужем. Она не может принять решение – развестись с мужем или сохранить семью ради детей, допуская возможность внебрачных связей. Кочюнас считает, что от собственных ответов консультанта на вопросы о ценности брака, последствиях развода, положении детей в ситуации неблагополучного брака родителей и т. д. зависит и процесс консультирования, и его результат.
Понятно, что суждения такого рода весьма относительны, и все зависит от конкретного контекста ситуации. Такие вопросы не имеют однозначных ответов, а потому и наши принципиальные позиции относительно них не всегда помогают нам.
Важнее, на наш взгляд, проблема профессиональных ценностей психолога, реализуемая им в практической работе. В частности, такого рода ценностной установкой в работе посредника для меня является убежденность в целесообразности коммуникации и ее абсолютное преимущество над некоммуникацией. Иначе говоря, в любом случае лучше пытаться наладить коммуникацию и договориться, чем не пытаться. Другое представление, созвучное высказанному С. Минухиным и Ч. Фишманом, связано с верой в способность людей действовать ответственно и эффективно, изменяя тем самым свои отношения и разрешая возникающие конфликты.
Барьеры коммуникации в конфликте и возможность взаимопонимания
Задача организации диалога между людьми заставляет нас остановиться на барьерах коммуникации – того, что служит препятствием в их диалоге. Ранее говорилось, что обращение человека к психологу всегда так или иначе отражает его потребность в диалоге с самим собой или с другими людьми и означает, что сам человек ощущает проблемы в реализации подобного диалога. В той же мере это относится и к такой форме работы психолога, как психологическое посредничество – обращение к психологу связано с тем, что участники конфликта потерпели неудачу в собственном диалоге.
Самое главное препятствие к конструктивной работе с конфликтом – это нежелание сторон разрешать его. Если считать, что разрешение конфликта прежде всего предполагает достижение сторонами согласия в диалоге, то теоретически оно возможно (если оставить в стороне вопрос о качестве достигнутых договоренностей) всегда, за исключением тех случаев, когда стороны не хотят этого. Стороны не стремятся к разрешению конфликта, когда ими (или одной из них) принято решение о разрыве отношений или когда сохранение конфликтных отношений создает какие-то преимущества сторонам (или одной из них). Первый случай соответствует тому, что ранее рассматривалось как возможность прекращения конфликта без его разрешения: супруги разводятся, подчиненный увольняется и т. д., так и не найдя выхода из острого конфликта.
Какова может быть заинтересованность человека в конфликте? Если говорить о конкретных конфликтных ситуациях, то следует иметь в виду, что конфликт – это изменение структуры принятого взаимодействия, это разрыв «здесь и сейчас» сложившихся отношений со всеми присущими им правилами и взаимными обязательствами. Тогда «выгода» конфликта может состоять, например, в снятии с себя некоторых обязательств. Поссорившись с женой, можно не идти с ней на день рождения тещи или не ехать на дачу в выходные. Это локальные, «мелкие» эпизоды, но речь может идти и о затяжных не решаемых проблемах в отношениях супругов, которые позволяют им существовать достаточно автономно, что устраивает обе стороны, – можно жить своей жизнью, не слишком сковывая себя семейными обязательствами, снизить свою ответственность перед близкими и т. д.
Многочисленные иллюстрации «выигрыша» от конфликта можно найти в описаниях конкретных проблем, переживаемых людьми, например в семейных отношениях. П. Пэпп, в связи с обсуждением терапевтической работы с семьей, где родители часто «переводят свой конфликт в другое русло через посредство ребенка, у которого развивается симптом», метко замечает: «Теперь центральная проблема заключается не в том, как устранить симптом, а в том, что произойдет, если он будет устранен; предметом терапевтической дискуссии становится не „проблема“ – у кого она наблюдается, чем вызвана и как от нее избавиться, – а то, как семья сможет выжить без нее, на ком и как скажется ее отсутствие и что они будут в связи с этим предпринимать» (Минухин, Фишман, 1998, с. 245–246).
Ознакомительная версия.
