Так что каждый, кто видит умелого подхалима, пусть знает: перед вами — тайный властелин. Не упускайте случая заручиться его благосклонностью. Хотя снискать искреннее расположение подхалима почти невозможно. Таков парадокс этой натуры. Многое обещая, она ничего не отдает.
Грубый — значит необработанный, необтертый, не пригнанный под определенную мерку. Если так, то всякое проявление талантливости, и других человеческих качеств, неминуемо выходящее за рамки обычного, следует счесть грубостью. Ведь все выдающееся невольно унижает заурядность и пренебрегает ее обыкновением. Разве не оскорблением заурядной натуры выглядит любое проявление самобытной, яркой, оригинальной способности?
Грубиян поневоле стесняет окружающих. Он не стремится причинить им вред, не желает унизить или оскорбить. Грубость отнюдь не тождественна наглости или жестокости, хотя нередко приводит к бесцеремонным и уязвляющим поступкам. Грубиян не стремится к злу, хотя часто его причиняет. Грубый человек просто остается самим собой, он поступает в соответствии со свойствами своей личности, он не умеет брать в расчет ни особенностей людей, ни реальных обстоятельств. Единственный недостаток грубияна состоит в этой простоте: в наивной неотесанной уверенности, что кроме него в мире никого нет; или, по крайней мере, никого и ничего, с чем стоило бы сообразоваться.
Грубость, следовательно, проявление своего рода душевной близорукости. В ней заключено безразличное отношение, не отличающее одно от другого, не способное учесть своеобразия действительности. Однако эта же особенность грубости выдает и своеобразное обаяние грубияна. Грубый человек — сама непосредственность (хотя нередко и обременительная). Он не умеет быть приспособленцем. В нашем мире людей, поднаторевших в использовании масок, безыскусность грубияна производит странное, но выгодное впечатление.
Кто груб, тот беспечен. А может быть и храбр. Ведь всякий человек относится к жизни с вполне понятной осторожностью и даже опаской. Только грубиян не замечает непростого норова окружающей реальности и совершенно игнорирует его. Неудержимая схваченность собственной натурой, у которой он оказывается в плену — вот главное, что отличает грубого человека. Притом, как следует из данного определения, подлинным грубияном может быть и тот, кто не произнес ни одного бранного слова.
Неспособность грубияна прибегать к искусственным средствам самоутверждения, которые давно стали обиходными для подавляющего большинства, способна растрогать самого равнодушного. Грубияну претит переступать через себя, прибегать к хитрости и лицемерию. Он стесняется "делать вид", он органически не способен выражать то, что не является для него естественным. Замечательное и для многих удивительное сочетание грубости и застенчивости отнюдь не является случайным, а составляет, как мы видим, закономерность жизни грубияна. Ведь грубиян, это тот, кто "не умеет себя вести", кто может быть только самим собой, а не соблюдать установленный порядок и следовать общепринятым манерам. Чувствуя эту свою неумелость, грубиян, естественно, смущается; и тогда, чтобы не показаться смешным, становится резок. Наиболее отчаянные вспышки грубости как раз и возникают из ощущения нескладности собственного поведения и возникшего отсюда душевного смятения.
Из приведенной характеристики грубости вытекают многие особенности поведения грубияна. Так, грубый человек нетерпим к фальши и лицемерию. У него чрезвычайно своеобразное отношение к "хорошему". Он считает, что обо всем хорошем, проникновенном, нежном не говорят, ибо слово — публично, а все лучшее в человеке — глубоко интимно. Все достойное находится внутри нас, и там, не извлеченное на свет, не потревоженное словами, сокрытое, оно и должно оставаться. Говорить можно лишь о повседневном, будничном, внешнем, нежность же следует хранить в душе, полагает грубиян. Несомненно, грубой натуре присуще в чем-то очень романтическое видение мира!
Из грубиянов нередко получаются прекрасные друзья. Вежливый, предупредительный человек имеет очевидное преимущество перед грубым. И все-таки: кого Бог хочет лишить друзей, того он наделяет неистребимой вежливостью. Более всего вежливый человек боится побеспокоить и уязвить другого, отчего он редко бывает вполне искренним. Он подчиняет свое поведение требованиям хороших манер, а не собственным побуждениям и порывам. Вследствие этого дружеские отношения лишаются непосредственности и столь необходимых в дружбе искренности и самоотверженности. Напротив, грубиян скорее готов разрушить сами дружеские отношения, чем изменить идее дружбы, в основе которой лежит самоотверженная и бескорыстная забота о другом. Друг-грубиян блюдет лучшее в нас вернее, чем мы сами. Дружески приняв наше "я", он отстаивает его самоотверженно и упорно перед всем миром — даже перед нашими попытками изменить себе. Оттого грубиян весьма ценен в дружбе. Берите грубиянов в друзья!
Грубости нельзя поддаваться, но к ней можно снисходить. Снисходить очень простым способом: не обращая на нее внимания, не замечая ее вопиющей бесцеремонности. Принимайте в расчет только чистое содержание того, что предлагает грубая натура, игнорируя оскорбительную форму. Грубиян тяготеет к демонстративности. Ваше же воздержанное поведение его обескуражит и, лишенный противодействия, необходимого для возрастания грубости, он сникнет. Спокойная независимость другого человека укрощает грубияна лучше всего.
Неприятная сторона грубости выражается в том, что природный грубиян всегда чувствует свое превосходство над окружающим. Из этого ощущения рождается пренебрежение ко всему, что попадается на глаза. Кто раз подчинился грубости, тот подпал под отношения превосходства и подчинения. Тогда грубые наклонности диктуют свое все безудержнее, в результате чего поступки грубияна давят и уничтожают достоинство личности. Из этого неизбежно возникает отчаянный протест живого существа, желающего сохранить себя. Доведенные до предельного напряжения, отношения рвутся со скандалом, горем, нередко завершаясь трагедией. Словом, безудержная грубость ведет к беде. И оттого относитесь к грубияну терпимо, сдержанно — но непреклонно. Не пасуйте перед ним, и не отвечайте резкостью, примите его грубость как бессмыслицу, как абсурдный поступок невменяемого существа. Поверьте, сам грубиян будет Вам благодарен за столь нежное отношение, и отзовется на него грубоватой, несколько бесцеремонной, но искренней преданностью.
Хитрец подобен канатоходцу, шагающему по проволоке высоко над толпой. Ловкость его вызывает естественное восхищение, к которому примешивается немалая доля страха от действия, происходящего в высоте. Толпа замирает, трепещет, ужасается, она вся в напряжении, и при каждом удачном прыжке гимнаста разражается восторженными криками.
Хитрец точно так же балансирует на острых и непредсказуемых гранях жизненных событий, отважно и бестрепетно вступая в рискованное состязание с обстоятельствами, людьми и различными могущественными силами (история знает хитрецов, пытавшихся провести даже смерть). Уже одной этой отвагой и силой духа он не может не снискать уважение.
Хитрость нередко называют вырождением разума. Суждение, согласимся, вполне справедливое. Хитрость мешает быть умным. Хитрец, который видит вокруг лишь свое подобие — одни только проявления хитрости — очень часто слеп. Сказанное, однако, отнюдь не означает, что хитрость достойна осуждения. Действительно, хитрость — это оружие заурядной натуры среди людей умных, это единственное средство глупого не потеряться в сложном мире, а отстоять себя. Хитрость, следовательно, является естественным следствием борьбы обыкновенного, слабого, ничем не примечательного человека за свою независимость. А разве кто-нибудь осмелится осудить стремление к независимости как порочное? Ведь нет естественнее побуждения.
Напрасно хитреца обвиняют в хищной расчетливости и тем самым превращают в сухое, рассудочное существо. Просто-напросто хитрец, сам лишенный достаточной мощи, вынужден учитывать всякий раз новую расстановку внешних сил и основывать собственное движение на их столкновении и противоборстве. Причем, чтобы поступать так, он вовсе не обязательно должен вызывать среди окружающих рознь. Напротив, у подлинного хитреца никогда не достанет на это энергии; он просто учитывает естественное, непрестанное противоборство, в котором находятся друг с другом личности, организации, живые существа, государства и все на свете. Следовательно, приходим мы к неизбежному выводу, хитрость иссякнет и потеряет почву, когда в мире установится покой и согласие. Как не посочувствовать обреченному хитрецу!
Хитрость обычно изящна, в отличие от лжи, которая нередко груба и жестока. И потому у людей, чей вкус эстетически развит, хитрость должна вызывать симпатию, как и вообще все элегантное и утонченное.
