символ семиотически, что роковым образом повлияло бы на ценность церемонии. Именно по этой причине никто из плясунов не смеет смотреть на женщин. Психологический механизм уничтожается семиотической интерпретацией – все равно что разбить вдребезги подводящую трубу турбины на том основании, что она представляет собой неестественный водопад, обязанный своим существованием подавлению естественных условий. Я далек от того, чтобы предполагать, будто семиотическая интерпретация бессмысленна; она не только возможна, но и достаточно правдоподобна. Ее полезность неоспорима во всех тех случаях, когда природу попросту искажают, без какой-либо последующей и эффективной работы. Но семиотическая интерпретация становится бессмысленной, когда она используется в качестве единственной рамки и схематически – коротко говоря, когда она игнорирует реальную природу символа и сводит тот к простому знаку.
[89] Первым достижением первобытного человека в схватке с инстинктивной энергией – через построение аналогий – стала магия. Церемония носит магический характер до тех пор, пока она не приносит практических результатов, но поддерживает состояние ожидания. В этой ситуации энергия перенаправляется на новый объект и порождает новую динамику, которая, в свою очередь, остается магической до тех пор, пока не обеспечит эффективную работу. Позитивное следствие магической церемонии заключается в том, что объект, в который направляется энергия, приобретает рабочий потенциал для психического. Вследствие своей ценности он оказывает определяющее и стимулирующее воздействие на воображение, так что разум, длительное время словно очарованный этим объектом, находится в его власти. Тем самым продуцируются действия, выполняемые в полуигровой манере с магическим объектом, причем большинство действий выполняется ритмически. Хорошим примером могут служить наскальные рисунки в Южной Америке – глубокие борозды в каменной породе. Это плод творчества индейцев, которые на протяжении многих столетий снова и снова играли, углубляя эти борозды камнями. Содержание рисунков истолковать непросто, но важно не столько оно, сколько деятельность, связанная с этими рисунками [80].
[90] Влияние магически действенного объекта на психику чревато и иными возможными последствиями. Благодаря длительному игровому интересу к объекту человек способен на множество разнообразных открытий применительно к этому объекту – открытий, которые в противном случае могли бы ускользнуть от его внимания. Как известно, таким образом действительно было сделано много открытий. Недаром магию называют «матерью науки». Вплоть до завершения средневековья то, что мы сегодня называем наукой, являлось именно магией. Поразительным примером такого отношения выступает алхимия, символизм которой совершенно явно демонстрирует принцип трансформации энергии, описанный выше (и поздние алхимики очевидно осознавали данный факт [81]). Только посредством развития магии в науку, то есть через переход от простого ожидания к реальной технической работе с объектом, мы приобрели то владычество над силами природы, о котором грезила эпоха магии. Исполнилась даже мечта алхимиков о трансмутации элементов, а магическое действие на расстоянии сделалось реальностью благодаря открытию электричества. Следовательно, у нас есть все основания высоко оценивать процесс образования символа и воздавать должное символу как неоценимому средству использования простого потока инстинктивной энергии для эффективной работы. Водопад, разумеется, более красив, чем электростанция, но суровая необходимость учит нас ценить электрический свет и электрифицированную промышленность гораздо выше величественной расточительности водопада, которой мы любуемся на протяжении четверти часа, гуляя мимо по выходным.
[91] Подобно тому как в физической природе лишь крайне малая доля природной энергии может быть преобразована в удобную для употребления форму, а значительно бо́льшая часть остается неиспользуемой в природных явлениях, так и в нашей психической природе только незначительная толика всей энергии может быть отведена от своего естественного «русла». Несравнимо бо́льшая часть не может быть нами использована, она поддерживает обыденный ход жизни. Значит, либидо внедряется природой в многочисленные функциональные системы, из которых его невозможно изъять полностью. Либидо вложено в эти функции в качестве специфической силы, которая не поддается трансформации. Лишь там, где символ предлагает более крутой, сравнительно с природой, градиент, становится возможным перенаправить либидо в другие формы. История цивилизации щедро демонстрирует, что человек обладает относительным избытком энергии, которая допускает иное применение помимо естественного течения. Тот факт, что символ делает такое отклонение течения возможным, доказывает, что либидо отнюдь не целиком втягивается в определенную форму, навязанную естественным течением; остается некоторое количество свободной энергии, которое можно назвать избыточным либидо. Не исключено, что этот избыток может быть следствием неспособности упорядоченных, организованных функций уравнять интенсивности. Эти функции можно сравнить с системой водопроводных труб, диаметр которых слишком мал для того, чтобы отвести всю воду, которая в них непрерывно поступает. Вода в этом случае попросту вынуждена тем или иным способом куда-то переливаться. Из этого избыточного либидо возникают некоторые психические процессы, не поддающиеся объяснению (если их все-таки объясняют, то совершенно неадекватно); они суть результат естественных обстоятельств. Например, как мы должны объяснять религиозные процессы, природа которых, по существу, носит символический характер? В абстрактной форме символами выступают религиозные представления; в форме действия символами становятся обряды или церемонии. Они представляют собой проявления и выражения избыточного либидо. В то же время символы играют роль «мостиков» для перехода к новым видам деятельности, а последние следует охарактеризовать как культурные, чтобы отличать их от инстинктивных функций, отправляемых обыденным образом в соответствии с естественным законом.
[92] Я назвал символ, преобразующий энергию, «аналогом либидо» [82]. Под этим я подразумеваю, что либидо возможно выразить эквивалентно и перенаправить его в форму, отличную от исходной. В мифологии мы обнаруживаем множество примеров подобного рода, начиная от священных объектов наподобие churinga [83], фетишей и т. д. до образов богов. Обряды, которыми окружаются священные объекты, зачастую предельно ясно раскрывают свою природу преобразователей энергии. Так, первобытный человек ритмически потирает свою чурингу и вбирает в себя магическую силу, исходящую от фетиша, одновременно сообщая тому свежий «заряд» [84]. Более высокой стадией того же направления мысли является представление о тотеме, которое тесно связано с истоками племенной жизни и прямо ведет к идее палладия [85], то есть покровительствующего племени божества, и вообще к идее организованного человеческого сообщества. Трансформация либидо посредством символа – это процесс, начавшийся с зари человечества и продолжающийся поныне. Символы никогда не создаются сознательно, они всегда производятся бессознательным через откровение или интуицию [86]. Ввиду близкой связи между мифологическими символами и символами-сновидениями, а также ввиду того, что сновидения суть le dieu des sauvages [87], более чем вероятно, что большинство исторических символов ведет свое происхождение непосредственно от сновидений или по крайней мере находится под их воздействием [88]. Мы знаем, что это справедливо в отношении выбора тотема и что имеются аналогичные свидетельства относительно выбора богов. Эта извечная функция символа сохраняется по сей день, пускай
