— А как проявлялась самостоятельная часть? Две противоположные части существуют одновременно — и та, и другая проявляются. И если я вижу только одну, то это не значит, что второй нет. А как вторая проявляется? Как она проявлялась восемь лет? Она же проявлялась? Она не может не проявляться.
«Если я в одном несамостоятельная, то свою самостоятельность буду проявлять в чем-то другом». Причем там тоже не буду это видеть». Так в чем вы проявляете свою самостоятельность?
— Да, я самостоятельно принимала решения, очень ответственные решения.
— Творчество несамостоятельной части заключается в том, что она берет деньги. Так?
— Да.
— А творчество самостоятельной части в чем?
— Это не касается денег, она проявляется в других аспектах.
— Кто принимает решение брать деньги?
— Несамостоятельная часть.
— Несамостоятельная часть вообще ничего не может, даже брать деньги.
— А самостоятельная?
— Может взять.
— Очень хорошо тратит. Не куда попало. Я ведь принимаю решение.
— Значит, получается, что до сего момента конфликта между ними не было. А сейчас оказалось, что он есть. До этого его не было. Или был?
— Нет. Я только сейчас его увидела. Я и говорю о том, что не видела.
— Я просил вас рассмотреть то, что доставляет вам постоянный и хронический страх, тревожность и раздражение.
— Не было страха.
— Как это «не было страха»? Мы сейчас выяснили, что вся жизнь — страх. И вдруг вы заявляете, что у вас не было страха до тех пор, пока ваш муж не захотел, чтобы у вас в квартире был семинар. А до этого все годы жизни было хорошо. Страх в человеке существует постоянно в силу присутствия в нем двух противоположных сторон ложной личности. Вы же с этим согласились. А теперь говорите, что никакого страха у вас не было.
— Он был, но я его не видела.
Страшная жизнь бесстрашного человека
— У меня возникает такое ощущение, что я здесь единственный боящийся человек, а все остальные — совершенно бесстрашные люди. И я почему-то учу их уму-разуму. Что же это такое? Все в благости божьей находятся, а я один тут в страхе. Никто ничего не боится, один я боюсь всего.
Если у вас все в порядке, и вы ничего не боитесь, то чего вы меня слушаете? Зачем вам такой учитель, который боится всего? У вас все в порядке. Это вам надо меня учить.
— Тогда вы не сидели бы и не говорили обо всем этом.
— Я говорю, но отклика-то нет. У всех все хорошо.
— Мы замороченные — нам трудно это увидеть, понимаете?
— Что значит «замороченные»? Страх же все время присутствует — скребется, стучится.
— Я сейчас вижу свой страх. Вы сейчас говорите, а он всплывает.
— Вот достойная женщина — боязливая, единственная, с кем стоит разговаривать. Все остальные — жертвы счастья. Я бы даже сказал — садисты любви. Так значит, у вас есть все-таки страх? А то вы чуть не разрушили всю мою теорию, которую я создавал сорок семь лет.
— Почему остальные не говорят? Потому что боятся все. Страх-то вот он. Даже сказать боятся.
— Может свет потушить, чтобы мы не видели, как нам страшно.
— Страх показаться неумной, запуганной — вот какой страх еще сидит.
— У меня тоже такой есть. Скажешь — будешь дурой, а не скажешь — забитой. Скажешь — будешь выскочкой, а не скажешь — неискренней с самой собой. И это постоянно.
— У меня страх говорить в присутствии мужчин.
— Ну что, есть у вас страхи?
— Масса.
— И какие?
— Страх брать деньги.
— У кого?
— У мужа.
— Типичная ситуация. А давать мужу деньги страшно?
— Есть желание давать деньги.
— Но денег нет. Есть возможность брать деньги, но страшно.
— Я тоже уже много лет живу за счет мужа.
— И как живешь?
— Я постоянно испытываю состояние дискомфорта.
— Это же здорово — жить за чей-то счет. Я очень хочу жить за чей-то счет, а не получается.
— Теперь я начинаю понимать, зачем женщине нужен муж. С ним можно играть в очень интересную игру. Трагичную, тяжелую, хроническую. Чтобы бояться брать деньги у мужа, нужно как минимум иметь мужа. И даже не так важно, что у него есть деньги, — ведь я боюсь их брать. Я даже боюсь спросить, есть ли у него деньги, не то, что брать.
— Я даже не знаю, сколько он их имеет. Мне даже страшно услышать.
— И боюсь, что мне когда-нибудь закроют этот доступ.
— Или что муж уйдет к другой женщине, или перестанет зарабатывать деньги. Смотрите сколько страхов. Ваша жизнь оказывается полна скрытым от вас страшным смыслом.
— И себя я постоянно обвиняю в том, что я это делаю — не беру и не умею.
— Ты поддерживаешь неудовлетворенность.
— Да, я поддерживаю ее постоянно.
— Я не получаю удовольствие от жизни. Цель моей жизни — получить неудовольствие. Я делаю все, чтобы получить неудовольствие. Все, что угодно.
— Я последнее время думала, почему я в жизни часто выбирала болевой опыт. Так скверно себя чувствовать, а потом страдать. Вчера я поняла почему — чтобы обрадоваться. Когда лупишь по пальцу молотком и промахиваешься, то такая радость…
— Смотрите. То, что здесь называется радостью, удовольствием, счастьем, любовью, — это просто временное снижение вашего хронического уровня страха. Других способов получить здесь счастье нет. Итак, вы утверждаете, что выбираете жизнь в трагичности, боли, страхе?
— Нет.
— Почему «нет»? Ведь вы до этого выбирали именно ее?
— Выбирала.
— Как вы ее выбирали? Вы понимаете механизм того, как вы ее создаете?
— Не понимала.
— Значит, вы ее не выбирали.
— Не выбирала, но как-то…
— Что значит «как-то»? Выбирать можно только на основании ясного видения того, как ты это делаешь. Но этого видения у вас пока нет.
— Нет.
— Как вы можете выбирать? Вы не можете выбирать, если не знаете механизм создания собственного страха.
— Так получалось, что почему-то я оказывалась в этом.
— А почему?
— Потому что два с половиной года назад я обнаружила: что все, что я творю в жизни, творю я.
— Вдруг вас озарило, что вы творите, но как вы творите, вы не понимаете. Или вы поняли, как вы творите?
— На самом деле — нет.
— Не поняли?
— Я поняла.
— Как вы можете понять, что вы творите, если вы не знаете, как вы творите. Я утром проснулся и вдруг понял, что я летчик-испытатель; правда, я не знаю, что такое самолет, я никогда в нем не сидел, но я почему-то вдруг понял, что я летчик-испытатель.
— На самом деле так бывает.
— Я инопланетянин. Только я не помню, с какой планеты, что я там делал и как здесь оказался. Но я точно знаю, что я инопланетянин.
— Вот я и хожу, чтобы понять механизм того, как я это делаю.
— Если я не понял механизм своего собственного творения, то я не могу понимать и то, что я творец. Можно сказать, что здесь собрались люди, которые имеют тенденцию приблизиться к пониманию себя как осознанного творца.
Просто сказать, что вы творец, приятно. Это утверждение можно повторять сколько угодно, но когда тебя спросят: «Как ты творишь?», — ты ничего не можешь сказать. Если я творю, то я знаю, как я творю. Если я не знаю, как я творю, то я не творец. Поэтому я и говорю, что здесь собрались люди, имеющие тенденцию понять, что они творцы.
Эта тенденция разворачивается в том, что я начинаю показывать вам, как человек творит, и предлагаю убедиться в этом на вашем собственном опыте. Если вы убедились на собственном опыте, что это так, тогда вы скажете: «Я знаю, что я творец, и я знаю, как я творю». Но если вы не убедились на собственном опыте в этом, то вы и не творец.
Вот я и спрашиваю: «Как вы творите?» Вам не нравится та версия, которую я предложил? Хорошо. Предложите свою.
Можно ли умереть с удовольствием?
— Я никогда не думала, что боюсь старости, немощности, а оказывается, боюсь. Я это увидела, когда пошла в диспансер сдавать анализы для работы.
— Кто это боится?
— Та часть, которая хочет жизни, боится части смерти, немощности, слабости. Напротив сидела старушка, которая вся подергивалась, и я чувствую, что тоже начинаю вся дергаться. Получается, что моя жизнь боится результатов анализов. У меня стали неметь пальцы.
— Моя часть «смерть» хочет умереть в тяжелой болезни.
— Посмотри, если ты не будешь осознавать свою часть, которая занимается смертью, то у тебя будут ужасные мысли, которые будут тебя постоянно пугать. Умереть можно очень по-разному. Но для того чтобы вообще начать размышлять по поводу того, как хочешь умереть, нужно принять ту часть, которая этим занимается. Вот я и спрашиваю: «Как ты хочешь умереть?»
