Ознакомительная версия.
Если в случае эротизированного переноса пациентке удается соблазнить аналитика, то это означает несомненный триумф для нее, но полное поражение для него. Если, идя навстречу любовным домогательствам пациентки, аналитик оправдывает свои действия ссылками на эффективное лечение, то это является или рационализацией его собственных желаний, или самообманом, связанным с непониманием существа аналитической терапии. Вместо того чтобы что-то вспомнить и воспроизвести как психический материал, сохранив его в своей психике, пациентка реализует свои бессознательные сексуальные влечения, одерживая очередную победу над мужчиной. Вместо того чтобы проработать с пациенткой психический материал, связанный с ее переносом, аналитик поддается ее чарам и вступает в интимную связь, лишая себя тем самым настоящей аналитической работы. По мере продолжения интимных отношений пациентка проявит все патологические реакции своей любовной жизни, развитие которых и привело ее к врачу. Аналитик же, наивно полагающий, что удовлетворение желаний пациентки является залогом ее выздоровления, ничего не сможет сделать по исправлению или устранению ее патологических реакций и невротических симптомов. Как подчеркивал Фрейд, любовная связь перечеркивает возможность успешного аналитического лечения.
Таким образом, в целях успешной терапевтической работы аналитику не следует идти на поводу у пациента и удовлетворять его желания. Необходимо критично отнестись к позиции терапевта, которая сводится к следующему: «Раз пациентка пришла ко мне с вполне определенной целью, то почему бы ей не помочь в достижении удовольствия?» Ведь подобная позиция является не столько безнравственной с точки зрения врачебной этики, сколько ошибочной в терапевтическом плане.
Изречения
З Фрейд: «Он (аналитик. – В. Л.) должен признать, что влюбленность пациентки вызвана аналитическим положением и не может быть приписана превосходству его особы и что у него нет никакого основания гордиться таким «завоеванием», как это назвали бы вне анализа».
З Фрейд: «Попытка пойти навстречу нежным чувствам пациентки не совсем безопасна, невозможно так хорошо владеть собой, чтобы не пойти иной раз вдруг дальше, чем сам того хотел».
Встреча с собственным бессознательным
Аналитик не просто лекарь, получивший соответствующее образование и обладающий навыками терапевтической работы. Помимо знания аналитической техники и следования нравственным нормам, до того как быть готовым проникнуть в мир бессознательного другого человека, аналитик должен познать скрытое в самом себе. Успешность его терапевтической деятельности зависит от того, насколько глубоко он проник в собственное бессознательное и в какой степени преодолел присущие ему комплексы.
Достижение этого становится возможным благодаря анализу собственных сновидений и прохождению анализа у специалиста. То и другое необходимо, но этого недостаточно для успешной терапевтической деятельности, поскольку подобный анализ всегда остается незаконченным. Не менее важно продолжение в дальнейшем аналитического исследования своей личности в форме самоанализа. Только в этом случае можно рассчитывать на проработку контрпереносных отношений и сопротивлений самого аналитика, нередко возникающих при его работе с пациентами, а также на обуздание терапевтического честолюбия и нарциссического возвеличивания своей собственной персоны, столь характерных для многих врачей.
Бытует мнение, что прохождение анализа у специалиста, тем более какого-либо зарубежного аналитика, как бы автоматически обеспечивает дальнейшую успешную терапевтическую деятельность. Между тем прекращение, если оно вообще было, исследования своей личности в форме самоанализа с неизбежностью порождает те опасности, которым подвергаются как аналитик, так и его пациенты. Дело в том, что длительные терапевтические отношения с пациентами способствуют активизации бессознательных процессов в глубинах психики аналитика, проработка которых хотя и осуществлялась в процессе личного анализа, тем не менее осталась незаконченной. Речь идет не только о соответствующих реакциях при контрпереносе, которые возможны при аналитическом лечении, но и о терапевтическом честолюбии, нередко запускающем механизм рационализации. В силу этого аналитик оказывается не в состоянии спуститься с высот своего нарциссического возвеливания как специалиста до нормальных человеческих отношений с пациентами.
Мне приходилось быть свидетелем проявления терапевтического честолюбия и нарциссического возвеличивания своего Я у ряда аналитиков. На аналитических встречах, конгрессах, симпозиумах это становится особенно заметным, когда развертываются идейные дискуссии вокруг проблем профессионализма и дилетантизма в психоанализе, осуществляется разбор клинических случаев, высказываются противоположные точки зрения по научным, терапевтическим и организационным вопросам. Но это имеет отношение к психоаналитическому сообществу и, казалось бы, не сказывается на аналитической практике как таковой. Однако, как показывает реальная жизнь, терапевтическое честолюбие и нарциссическое возвеличивание своего Я сказываются на работе аналитика с пациентами. Так, далеко не каждый аналитик, имеющий многолетнюю терапевтическую практику, способен признаться хотя бы самому себе в том, что он допустил в том или ином случае работы с пациентом какую-либо оплошность или досадную ошибку. Нередко аналитик считает свою работу непогрешимой, а отдельные случаи безрезультатного лечения списывает на нерадивость пациента. Этим отчасти объясняется, почему аналитики предпочитают умалчивать о своих поражениях, демонстрируя перед аналитическим сообществом лишь случаи успешного лечения пациентов.
Между тем признание своих собственных просчетов и ошибок, исследование поражений и сбоев в терапевтической работе, несомненно, способствует прогрессу аналитической теории и практики. Но это становится возможным лишь тогда, когда аналитик не прекращает исследование своей собственной личности, продолжает самоанализ и разбирательство со своим бессознательным.
Признаюсь, что мне приходилось сталкиваться с такими ситуациями, когда в процессе аналитической работы возникало ощущение некоего самоупования, обусловленного относительно успешным ходом лечения пациентов. Но для меня всегда это было сигналом предостережения – возможно, не все так благополучно, как представляется на первый взгляд. Чаще всего именно так и оказывалось, поскольку нередко пациенты преподносили такие сюрпризы, после которых порой приходилось как бы заново начинать аналитическую работу. Кроме того, постоянный самоанализ помогал спускаться с вершин нарциссического самоудовлетворения на грешную землю сложных аналитических отношений, в результате чего, как бы наступая на горло собственной песне, мне приходилось признаваться в собственных промахах и ошибках, допущенных при работе с пациентами.
Хочу обратить внимание на весьма деликатную для аналитика проблему. Она сопряжена с ответом на вопросы, которые могут возникать перед ним.
Если, не находясь во власти мании величия и допуская возможность совершения оплошностей, он оказывается способным признаться самому себе в том, что действительно совершил какую-то ошибку, то как ему следует поступить в таком случае? Проанализировать свое поведение, аналитические отношения с пациентом и, ничего не говоря ему о допущенной ошибке, дабы не подрывать свой авторитет, как можно быстрее исправить ее? Или как ни в чем не бывало продолжить дальше анализ, сделав вид, что все идет нормально? Обнаружив свою ошибку и осознав пагубность ее, вновь проработать предшествующий материал, не акцентируя внимание пациента на этом? Или признаться ему в допущенной ошибке и совместными усилиями исправить то положение, в котором оба оказались по вине аналитика?
Разумеется, в процессе самоанализа любой нормальный аналитик, способный выйти из-под власти терапевтического честолюбия и нарциссического возвеличивания своего Я, постарается исправить ранее допущенную им ошибку. Но стоит ли говорить об этом с пациентом и тем самым поступаться своим авторитетом и подвергать сомнению достигнутый с ним альянс в аналитических отношениях?
Полагаю, что честный разговор с пациентом о допущенной аналитиком ошибке не только не подрывает его авторитет, но, напротив, может укрепить его. Аналитическая работа с пациентом требует честности, искренности и правдивости. Это – одно из важных психоаналитических правил, следование которому способствует достижению терапевтического успеха.
Но можно ли ожидать от пациента соблюдения данного правила, будучи в то же время нечестным и неискренним по отношению к нему? В этом плане аналитик сам должен быть примером. Поэтому не будет ничего зазорного в том, что он признается пациенту в допущенной им ошибке. Скорее напротив, честность и искренность аналитика подтолкнут пациента к более плодотворной работе с ним. Думаю, что особенно важно придерживаться подобной установки при осуществлении учебного анализа, когда будущие аналитики могут по достоинству оценить пример своего учителя, не только не скрывающего от них собственные промахи и ошибки, но акцентирующего на них свое внимание с целью совместного их разбора.
Ознакомительная версия.
