На работе Бурба показала себя с самой хорошей стороны, и несколько лет назад руководство отдела рекомендовало присвоить ей знание ударника коммунистического труда. Дирекция института ходатайство отклонила. Бурба продолжала прекрасно работать. Год спустя – новая рекомендация отдела, и снова дирекция отклоняет. Только с третьего «захода» ей присваивается высокое звание. (Ее фотография и сейчас на Доске почета отдела.)
Наконец, на всех четверых обрушилась зловещая сплетня – эта четверка отказалась и других агитировала... не голосовать на выборах. С ними беседовали, их разбирали на открытом партийном собрании института. По личному распоряжению Н. Мясникова проверили (!), оказалось, все четверо проголосовали утром одними из первых. Еще выяснилось, что трое из четверых несколько созывов были агитаторами на участках, а Шиманская и нынче была агитатором.
На кого бросили тень, кого проверяли?!
Об Ирине Тихой и Любови Бурбе мы уже рассказали.
Ситникова. Имеет четыре почетные грамоты за высокие производственные показатели в социалистическом соревновании и активную общественную работу, еще одну – как победитель конкурса на звание «Лучший молодой проектировщик», еще одну – за активное участие в охране общественного порядка... (Читаем пункт 25 постановления № 170 Киевского горисполкома и Киевского областного совета профсоюзов: «При предоставлении жилой площади по месту работы преимуществом пользуются передовики и новаторы производства. Такое же преимущество... предоставляется лучшим народным дружинникам...») Кроме шести грамот у Ситниковой знак «Победитель социалистического соревнования», ее фотография – на Доске почета отдела и института.
Шиманская. Награждена знаком «Победитель социалистического соревнования», член комсомольского прожектора, агитатор.
Все четверо – ударники коммунистического труда.
Усталые, издерганные Ситникова и Шиманская пришли в горсонпроф, теперь уже с жалобой. Они попали на прием к тому самому П. Богатырю, у которого недавно была и Тихая.
Богатырь пригласил к себе Крижановского, Лабазова и Третиниченко. Разговор длился около трех часов. Все трое говорили о том, какую заботу они проявляют о людях. Богатырь же указывал на нарушения законности в распределении жилья: «Выполняйте закон, и в этом будет лучшая забота о людях». Ссылаясь на постановление Совета Министров УССР и республиканского совета профсоюзов от 20 декабря 1974 года, он вновь и вновь разъяснял: «Первоочередным правом на жилье пользуются лишь те, кто имеет не менее трех детей. В вашем же списке сплошь и рядом бездетные, некоторые пришли к вам полгода – год назад».
Руководители института вынуждены были пересмотреть очередность. В новый список внесли не только этих четверых, но и еще 18 «одиночек», пришедших недавно.
В большом 108-квартирном доме двенадцать квартир – на первом этаже, из них четыре были не только наименьшими, но и наихудшими: окна их упирались в глухую бетонную стену.
Эти четыре мрачные комнатки и отдали Ситниковой, Шиманской, Тихой и Бурбе.
Юридически руководители «Гипрохиммаша» выполнили наконец свои обязательства перед ними как молодыми специалистами (а они за это время стали уже кадровыми работниками). А фактически – наказали. На виду всего института, в назидание другим дирекция наглядно продемонстрировала свою конечную волю и власть, показала всем бессмысленность любой критики в свой адрес: куда бы и к кому бы вы ни обращались, а в своем институте хозяева – мы. Более всего руководителей устраивало то, что они сумели остаться, как им казалось, в рамках закона.
Вероятно, они забыли, что закон предусматривает не только право на жилье, но и на справедливое распределение жилья. Когда девушки попытались объясниться, им ответил Беляев:
– Вы чего добиваетесь, жилья или справедливости?
Странный это был разговор. Крижанонский, Лабазов, Третиниченко и Тхорик (член месткома) уверяли: напрасно девушки жаловались, мы и без вмешательства профсоюзов собирались дать им квартиры (?). А список, в который они не попали, был просто предварительным.
Я попросил показать выписку из протокола заседания месткома от 24 января 1979 года. На повестке дня: рассмотрение заявлений сотрудниц т. Ситниковой С. И. и т. Шиманской Н. Н. о предоставлении им квартир... Выступали – Третиниченко: «Жилищная комиссия рассматривала ваши кандидатуры, но сегодня поселить в этот дом не представляется возможности». Крижановский: «Сегодня не представляется такой возможности...» Постановление: в просьбе отказать. Это записано в пункту «а».
А чтобы оградить себя впредь от подобных жилищных посягательств, вписали в постановление и пункт «б»: «Обратить внимание на недостаточный уровень разъяснительной работы по жилищным вопросам».
Мы с Богатырем показываем эту выписку, зачитываем вслух.
– Да мало ли чего там понаписано,– отмахивается Третиниченко.– Написать можно все...
В ответ на жалобу Бурбы, Ситниковой, Шиманской и Тихой райисполком предписал институту задержать выдачу ордеров до окончания работы специальной комиссии исполкома райсовета. Комиссия еще продолжала работу, а ордера уже спешно выдавались. Почему?
– Нет, не было этого.
Называем фамилии, имена.
– Да,– вспоминает Тхорик,– мы выдавали ордера тем, кто уезжал в командировку.
Выбираем наугад людей, получивших ордера,– одного, другого, третьего... Ни один в командировку не уезжал.
На таком уровне защищали свои позиции руководители «Гипрохиммаша». По ходу разговора мне пришлось дважды выходить в отдел, где работает Тихая, чтобы уточнить кое-какие детали. Оба раза меня окружала толпа, у всех были жалобы, недовольства по поводу распределения жилья. Несколько человек зашли вместе со мной к Крижановскому (но многие не решились, сознались честно: вы уедете, а начальство останется, нам здесь работать).
А. Постемский. В прошлом году после окончания института некоторое время был на военных сборах, соответственно попозже пришел в «Гипрохиммаш». 2 октября сдал документы для того, чтобы встать на квартирный учет. Вместе с ним сдавал документы Л. Ниченик. Заявления их до сих пор (!) не рассмотрены.
– Райисполком принимает документы раз в полгода...– объясняет Крижановский.
– Неправда,– сказал Богатырь.– Райисполком ведет прием документов каждую среду, а ставит на учет каждый месяц. По вашей вине молодые специалисты потеряли практически целый год.
М. Моисеев. У него родился ребенок, а в документах на квартиру это не отражено.
М. Таран. Подала документы для постановки на квартирный учет в 1974 году, рассмотрели только... в 1976-м.
Т. Дубровская. Ордер был выписан сначала на квартиру № 32 (16,5 м2), ей предложили затем 75-ю квартиру (12 м2). Она согласилась, пришла за ордером, а там стоит 24-я квартира, еще хуже той, на которую уговорили. Татьяна Викторовна сидит, на глазах слезы. У нее совсем скоро должен родиться ребенок.
– Хамство какое-то,– плачет она,– хоть бы вызвали, предупредили.
Тхорик внимательно смотрит на нее. Неожиданно:
– А мы вас приглашали, вас не было на работе.
– Работала.
– Но вы же в декретном отпуске.
– Со вчерашнего дня...
Разговор зашел о гласности. Работники института отправлялись на расширенное заседание месткома и не знали, кому что предназначено, одни шли с надеждой на квартиру и получали отказ (без всяких объяснений), другие, было и такое, приходили без всяких надежд и вдруг оказывались счастливчиками.
Петр Петрович Богатырь объяснял:
– Вам надо вывесить на стене два списка: один – общий список очередников, другой – тех, кто пользуется льготами. И всякие изменения, речь идет о гласности, вносить в эти списки для всеобщего обозрения.
– Зачем? – возражали представители института. – Льготники и так друг друга знают... Нет такого закона, чтоб два списка...
Хоть бы в чем-то признали вину! Богатырь показал пункт 15 Положения о порядке предоставления жилой площади в УССР: «.. Из числа граждан, состоящих в очереди для получения жилой площади, составляются отдельные списки лиц, которым жилая площадь предоставляется в первоочередном порядке».
Отсутствие гласности и полная неразбериха в распределении жилья настолько были связаны друг с другом, что даже трудно установить, что из них – причина, а что – следствие. С одной стороны, при подобной неразберихе ни о какой гласности не могло быть и речи, с другой – отсутствие гласности порождало бесконтрольность и беспорядок.
Как ни странно, более всего я опасался, что трудно будет доказать самое очевидное: то, что четырех молодых женщин именно наказали квартирами. В кабинете Крижановского, собственно, таков и был ответ: кто-то же должен жить в этих четырех худших квартирах, выпало – им.
