Эдвин Поляновский - Урок

Потом они ушли, а один задержался в дверях.

– Ну, мы вам тут все сделали.

– Спасибо.

– Все хорошо, течь не будет.

– Спасибо.

Я прошел на кухню, распахнул окно. Когда возвращался, слесарь еще стоял у порога.

– Так мы вам почистили.

– Спасибо-спасибо.

– Слушай, хозяин... На пивко не дашь?

Я протянул ему два рубля.

Через несколько секунд вернулся другой десантник с резиновой прокачкой в руках. Протопал в ванную, что-то качнул раза два, вышел, остановился возле меня и тихо сказал:

– Ну, хозяин, все у тебя будет в порядке.

– Спасибо.

– И течь больше не будет.

– Я знаю. Спасибо.

– Слушай, хозяин. Как там на пивко бы, а?

Интересно, сегодня эти же семеро приедут или другие?

Что-то со мной случилось. Уже несколько дней после сна я хожу блаженный. Кровь тепло разливается по жилам, дышится глубоко, широко. Странно, но я чувствую, что окреп физически, мышцы налились, как после хорошей нагрузки, я чувствую их упругость и силу. Вероятно, возрожденный для чувств мозг возродил ясную и сильную нервную систему, мышцы и так далее.

Я очень хочу еще раз увидеть этот сон, чтобы укрепить воскресшие вдруг силы. На каком же боку я спал тогда, на левом или на правом? Беспокойно ворочаюсь, вспоминаю. Может быть, я случайно нажал тогда на какую-нибудь артерию, как на клавишу музыкального инструмента? Он где-то рядом, этот сон, который оказался длиннее, чем ночь.

...Мне, наверное, надо просто сесть в поезд и ехать в Ленинград. Конечно, мне нужно срочно ехать сейчас в Ленинград.

Я спускаюсь в метро. До вокзала – рядом: «Белорусская», «Новослободская»... Что-то мне нехорошо, щемит. Что это – сердце?..

Никуда я не поеду. Просто выйду на платформу и посмотрю на поезд, который идет в Ленинград.

«Новослободская», «Проспект Мира». Значит, все эти годы там, глубоко в подкорке, что-то еще теплилось, как трава под снегом.

«Проспект Мира», «Комсомольская»... Сейчас вокзал... Я только взгляну на поезд и вернусь домой. А если случайно зайду в вагон, случайно не выйду где-нибудь по дороге – в Калинине или Малой Вишере, если совершенно случайно окажусь вдруг в Ленинграде... никого я искать не буду. Ведь все это уже было, было.

– Хотите, я буду играть для вас на рояле?

...

...

...

Нет времени – остановиться, нет сил – вздохнуть.

Калинин, Бологое, Малая Вишера... Я расскажу ей про сон. Она посмотрит внимательно:

– Понимаю вас. Понимаю. Все знакомятся примитивно: девушка, я вас где-то видел. А вот вы мне – про сон. Оригинально.

Ах, как будет неудобно. Стыд-то какой. Как будто в длинном коридоре открывается одна из бесконечных дверей, высовывается рыжий ушастик, кричит мне: «пОмОр» и показывает длинный язык.

А рядом стоит красивая мама Лены и смотрит на мои залатанные валенки.

1980 г.

С момента появления очерка в газете прошло уже немало времени. Сейчас Анатолий Лапутин – доктор наук, профессор.

Толя Кущ стал скульптором. Через несколько лет после публикации этого очерка он получил звание заслуженного художника Украинской ССР и лауреата республиканской премии Ленинского комсомола имени Николая Островского.