Я, кстати, совсем недавно услышала историю Виндзоров по какому-то очередному поводу, историю принца Чарльза. Елизавета встречалась с ним один час в день. Какие претензии к этому несчастному Чарльзу Виндзору?
Почему там ахают по поводу Дианы? Потому что Диана поломала все дворцовые нормы. Она, насколько это вообще там было возможно, не отпускала своих детей от себя. Это было событие: «Она не умела себя вести». Поэтому говорят, что принцы выросли какие-то более-менее похожие на живых людей, эмоционально живых.
Есть такая история: если ваш путь длинен, то малюсенькая ошибка в направлении на какие-то там географические секунды приводит вас вообще совершенно не в ту сторону. Человек оказывается в месте, которого он не знает, куда вообще даже не собирался.
То же самое происходит с детьми. Слышите вопль недовольных матерей: «Что это? Откуда это взялось?! Я тебя этому не учила, откуда это выросло?» (Поиск виноватых: это соседи, это плохая компания, это еще кто-нибудь.) «Я на тебя жизнь положила! Где ты это взял?» – этот вопль чаще всего и свидетельствует о том, что наконец-то случился МОМЕНТ. В этот миг эмоционального всплеска у матери появляется шанс увидеть, что ребенок отличается от машины, механизма, идущего по рельсам родительского здравомыслия и представления о том, как должно. Эти рельсы требований, ожиданий и соответствий родители выстраивают чуть ли не с рождения ребенка… И я бы сказала: пусть лучше будут на этих рельсах катастрофы, потому что они дают возможность этому человеку, растущему, развивающемуся, взрослеющему, все-таки раскрыться, все-таки стать живым, слышать себя и воспринимать предложения мира.
Не дай бог жизнь человека точно впишется в те рельсы, которые этими требованиями заданы, без всяких отклонений – мы получим нечто, работающее в автоматическом режиме. Да, трамвай мы получим, какие претензии к трамваю? Чтобы ходил по расписанию и от маршрута не отклонялся. Самое страшное, что в таких ситуациях эти матери, которые хотят как лучше, теряют то, ради чего они, собственно, все это делали. Они теряют душевный контакт с ребенком. Конечно, в самом начале никто о душевном контакте не говорит, но он у нее там, в ожидаемом будущем, как этот ребенок, в которого она столько вложила, так рельсики проложила, вырастет, будет ее любить, жалеть, будет поддерживать и о ней заботиться… Чем?!
Вполне может быть, что, руководствуясь внедренным, встроенным чувством долга, он будет финансово помогать, не бросит. Мы надеемся на лучший случай. Соблюдая правила внедренные, он забьет гвоздь, если будет надо, но ведь эти матери, они потом сетуют не на это, а они говорят все время такую фразу: «Ну как чужой стал. Нет, жаловаться не на что – звонит, деньги переводит, но приезжает редко. Как чужой. Пожаловаться, поговорить не получается». А вы с ним в детстве разговаривали? Вы его жалобы выслушивали? Для вас были ценностью его переживания? Вы запретили ему с этим дружить, на этой жениться, с этим первый роман порушили, вы запретили ему идти в тот спорт, которым он хотел заниматься, а послали в тот, в который надо. Вы выбирали для него интересы, вплоть до цвета одежды. Этим вы порвали все эмоциональные связи. Порвали! Даже если, пока он был совсем маленьким, у вас эта связь была, и вы были едины, то вы разорвали ее продолжение.
И, конечно, там, в глубине у этого человека с заблокированной, закрывшейся душой (ну а что же ему оставалось из инстинкта самосохранения делать?), там, внутри, за этими оковами, конечно, есть память о рае, который называется Мать. Но единожды предав эту связь, ее не восстановишь или на это требуются какие-то невероятные и вот уж в этом смысле точно героические усилия. А находясь на позиции власти, мать предает эту связь, превращая ребенка в вещь, которая вытачивается, как деталь. Даже замечательная сказка про Буратино спасает нас от этого идиотизма, «сказка ложь, да в ней намек»: папа Карло делал из этого бревна мальчишку, ну все он сделал по-своему, но все-таки нос слишком длинный. И папа Карло не сжег это полено, он принял его с таким носом. Про это сказка. Оставьте ребенку хотя бы право на длину носа! Потому что это символ его своеобычности. Мы обожаем сказку про Буратино. Покажите мне родителя, который будет восторженно улыбаться, когда его ребенок скажет о том, что он отдал букварь. Вспомните у Драгунского этот знаменитый обмен светлячка на грузовик: «Почему ты поменял?» – «Потому что он живой и светится».
Если в родителях живо ощущение, что это счастье, что ваш ребенок в состоянии поменять грузовик на светлячка, у вас есть шанс, что там, потом, он сам, а не потому, что надо, захочет вспомнить вас, приехать к вам, тихо, душевно рядом посидеть, пожалеть и посочувствовать, побыть рядом. Не денег дать, а побыть. Ведь сколько бы ни было лет матери и ребенку, если вот эта нить не оборвана, то, как в младенчестве, так и во взрослом возрасте не нужно слов, потому что это обращение не к этим людям, которые живут уже разными жизнями, а к этой душевной связи, к этому тонкому резонансу, к этой необорванной ниточке, которая просто одному и другому сообщает: я есть, ты есть, и оттого, что мы есть, я могу черпать силы, а у тебя сейчас меньше, я могу дать. И тут уже взрослые люди – у кого больше, у кого меньше.
Вот это вот на всю оставшуюся жизнь. И нежное отношение взрослых людей к своим матерям совершенно не отменяет недовольства их поступками, несогласия с их поведением, неприятия взглядов. Но если вот эта связь сохраняется, то всегда остается момент, когда за мелкими неурядицами люди точно знают, что они друг для друга есть. Называйте это мистикой, называйте это психологическим резонансом, называйте это действительной и настоящей сохранившейся материнской любовью, возродившейся в детях, – может быть, они больше смогут дать своим. Это не возвращение долгов, это знание своего источника.
Не зря в традиционных, старинных подходах к этой теме все время пытаются говорить, что нельзя терять связь с корнями. Фраза набила жуткую оскомину, перелицована, социализирована, но человек, если он сильный и свободный, всегда помнит, у него есть эта связь с источником, то, откуда он родом, что дает ему объем. Потому что человек не может быть сильным, уверенным в себе и самодостаточным, если он думает, будто он первый человек на этой земле, а до него никто не жил. Просто не сможет, поскольку ему придется оказаться в начале и копить весь ресурс заново.
Путы хаоса: я – мамина концепция.
Говорят, времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Точнее не меняемся, а приспосабливаемся, адаптируемся к новым требованиям, ожиданиям и соответствиям времени, места и людей, среди которых, в которых живем. Так появляются женщины и мужчины с новым, ранее совершенно не характерным способом жизни и поведением.
Особенно это заметно на женщинах. Особенно у нас. Мир наш перевернулся довольно резко, и поэтому все изменения видны так остро.
Появился социальный слой свободных, высокопрофессиональных и финансово совершенно независимых женщин. Женщин, которых общество спешит обвинять в мужском стиле поведения, в том, что приоритетом для них становятся традиционно мужские ценности: социальный успех, карьера, – то есть победа в соревновании и деньги как символ успешности и, конечно, независимости. Это размышление о них.
Характерно, что такие женщины не спешат замуж. Аргумент – независимость дороже. Характерно, что такие женщины не спешат рожать. Аргумент – некогда, рано.
Но они живут не в вакууме. Социальное давление никуда не девается, от него деньгами и карьерой не откупишься, оно заказ выполняет, природный и социальный – женщина должна рожать.
«Кому нужна твоя карьера! Совсем на мужика стала похожа! Ничего женского с этой работой не осталось! Выработаешься, как старая лошадь, никому ты не будешь нужна даже со своими деньгами! Ребенок, он уж точно тебя не за деньги твои любить будет!»
И женщина, настроенная побеждать и утверждаться, принимает это давление как вызов: «Что я, которая все это сделала, не могу то, что может любая? Не дождетесь!»
Так начинает планироваться и осуществляться новый проект под названием «Ребенок». А чем более обеспечена женщина, тем она меньше завязана на то, что у ребенка, кроме нее, еще может быть отец, что нужно будет тратить какие-то усилия на сохранение семьи, потому что ребенка надо будет прокормить, воспитать. Этим они не связаны, это не важно. Важно доказать миру, что ребенок так же хорошо у нее получится, как и карьера, как и бизнес. Так проявляется особенность финансово свободных женщин – ребенок от «надо». Не от страха одиночества, не как единственно возможный способ самоутвердиться или самовыразиться, как это случается с социально менее успешными, не акцентированными на карьере, но тоже одинокими женщинами.
Новый тип женщин, экономически независимых, которые, собственно говоря, становятся и мамами, и папами одновременно, потому что хорошо зарабатывают и вполне могут обеспечить своих детей. Естественно, в силу того, что они заняты, они стараются после родов как можно быстрее восстановить свой образ жизни, чувствуя себя вполне благополучно, обеспечить детей хорошими нянями, дорогими игрушками и самыми модными и продвинутыми вещами. У нас эта особая порода мам появилась недавно, а история, литература европейских стран, давно благополучных, говорят об этом много.
