По-хорошему, они должны были рассвирепеть. Помчаться в ближайшую школу и потребовать объяснений. Пожалеть детей, вызвать на ковер директора и разогнать школьный совет. Потому что история Мак-Кензи – это не просто грустная притча о плохом финансировании учебных программ по рисованию.
Сейчас эта история – грозное предостережение.
Богатство целых стран и благосостояние отдельных людей в наши дни зависит от того, сколько у нас художников. В мире, который обогатило изобилие и одновременно потрясли автоматизация и экспорт «беловоротничковых» работ, художественные способности должен развивать в себе каждый, независимо от профессии. Пусть мы не Дали и не Дега, но дизайнером сегодня должен быть каждый.
Дизайн легко сбросить со счетов, свести его до уровня обычного орнамента, призванного хоть как-то облагородить предметы и объекты, маскируя их банальность. Но это будет серьезной ошибкой в понимании того, что такое дизайн, и почему он так важен, особенно в наши дни. Джон Хескетт, специалист в этой области, хорошо объяснил его суть: «Если отбросить все лишнее, то дизайн можно определить как человеческую склонность формировать и обустраивать то, что его окружает, но не по тем образцам, что берут напрямую из природы, а так, чтобы оно служило нашим потребностям и придавало нашей жизни значимость» [82].
Оторвите глаза от страницы и оглянитесь вокруг. Все, что вас окружает, есть создание дизайна. Контуры этих букв. Книга, которую вы держите в руках. Одежда, которой прикрыто ваше тело. Стул или кресло, на котором вы сидите. Здание, в котором вы находитесь. Все эти вещи стали частью вашей жизни потому, что кто-то когда-то придумал их, а потом воплотил в реальность.
Дизайн – классическая категория целостного сознания. Он, говоря словами Хескетта, есть сочетание пользы и смыслов. Художник-оформитель должен сверстать книжку, которую удобно читать. Это – польза. Однако эта книжка – носитель идей и эмоций, которые в идеале одни только слова выразить не способны.
«Я думаю, что дизайнеры – это алхимики будущего».
Ричард Кошалек
,
президент колледжа дизайна Арт-Центр
Это – смысл. Дизайнер мебели должен создать стол, который будет стоять ровно и выдерживать необходимый вес (польза). Но этот же стол должен обладать еще и эстетической ценностью, а это уже выходит за рамки функциональности (смысл). Польза соотносится с Л-ориентированным мышлением, смысл – с П-ориентированным. Но сейчас все, что обладает практической пользой, настолько широко распространено, недорого и относительно доступно, что ценность второго элемента неизбежно повышается.
Дизайн, то есть польза, обогащенная смыслом, стал необходимым условием для человеческой самореализации и профессионального успеха как минимум по трем причинам. Во-первых, благодаря процветанию и техническому прогрессу хороший дизайн стал доступнее, чем когда-либо прежде, – это значит, что все больше людей могут попасть в эту заманчивую сферу и почувствовать себя экспертами в области, прежде бывшей достоянием избранных. Во-вторых, в эпоху материального изобилия дизайн стал важной составляющей большинства областей современного бизнеса, позволяя дифференцировать собственную продукцию и создавая новые рынки. В-третьих, сейчас, когда все больше людей развивают в себе дизайнерское чутье, у дизайна появляются большие возможности следовать своей главной цели – менять мир.
Свежим февральским утром, находясь в полуквартале от Зала независимости в центре Филадельфии, я своими глазами увидел, как все три перечисленных фактора слились воедино. Глядя туда, Гордон Мак-Кензи, быть может, улыбается с небес.
Студия Марка Рейнгольда, 10 часов утра. Воздух наполнен медитативной музыкой; девушка позирует, сидя на стуле, водруженном на возвышении, а девятнадцать человек делают наброски в больших альбомах для рисования. Типичная для элитарной академии искусств ситуация, есть только одно «но»: молодые люди, поглощенные своими рисунками, – десятиклассники, большинство из которых живет в одном из самых неблагополучных районов Филадельфии.
Добро пожаловать в ШАДЧ – Школу архитектуры и дизайна Чартера; бесплатную государственную школу Филадельфии, которая демонстрирует, как дизайн способен развивать молодые умы, и одновременно развенчивает миф о том, что это искусство доступно лишь избранным.
До поступления в девятый класс ШАДЧ большинство школьников вообще не учились рисовать, а треть из них умели читать и считать на уровне третьеклассников. Теперь же, если они пойдут по стопам предыдущего выпуска, восемьдесят процентов из них поступят в двух– и четырехгодичные колледжи, а некоторые окажутся в таких престижных заведениях, как Институт Пратта или Род-Айлендская школа дизайна.
С 1999 года, когда была основана ШАДЧ (первая в стране государственная школа с художественным уклоном), ее цель не сводилась только к тому, чтобы воспитать дизайнеров нового поколения или внести в это преимущественно белое сословие этническое разнообразие (три четверти учеников ШАДЧ – афроамериканцы; восемьдесят восемь процентов – представители расовых меньшинств). Цель состояла еще и в том, чтобы использовать дизайн в преподавании базовых школьных дисциплин. Каждый день школьники проводят в художественной студии по сто минут. Они ходят на занятия по архитектуре, индустриальному дизайну, теории цвета и живописи. Но не менее важно то, что школа скрестила дизайн с математикой, физикой и биологией, английским языком, историей и другими предметами. Например, когда там проходят тему о Римской империи, то школьники не просто читают о технологии водопровода, а строят модель акведука. «Они учатся находить решения, соединяя разрозненные элементы в целое. Именно это и делают дизайнеры, – говорит Клэр Галлахер, архитектор и бывшая заведующая учебной частью в ШАДЧ. – Дизайн междисциплинарен. Мы учим детей мыслить холистически».
«Хороший дизайн обладает признаками эпохи Возрождения: он объединяет в себе технологию, науку о мышлении, человеческие потребности и красоту и создает из всего этого нечто такое, в чем мир нуждался, хотя и не подозревал об этом».
Паола Антонелли, куратор отдела архитектуры и дизайна Музея современного искусства
Один из учеников, преуспевающих в этой атмосфере целостного сознания, – девятиклассник Шон Кэнти. Это умный тощий мальчишка, солидный, как маститый дизайнер, и нескладный, как обычный шестнадцатилетний подросток. Когда я беседовал с ним после окончания уроков, он рассказал, что в его предыдущей школе (обычной, хулиганской) он «был единственным, кто постоянно рисовал»: «На уроках рисования у меня все было в порядке. Но при этом вечно чувствуешь себя изгоем, ведь в школе считают так: если любишь рисовать – значит, ты лох». В новой школе он почувствовал себя как дома и стал накапливать необычный для своего возраста опыт. Два дня в неделю он стажируется в местной архитектурной фирме. По приглашению преподавателя архитектуры, с которым познакомился через ШАДЧ, он съездил в Нью-Йорк, чтобы оформить там постер. Он сделал макеты «двух классных башен» и надеется, что когда-нибудь его проект будет реализован. Но все-таки главное, чему он, по его собственным словам, научился в ШАДЧ, – это не какое-то конкретное умение: «Я научился работать с людьми и черпать от них вдохновение».
В самом деле, ощущаешь прилив вдохновения, даже если просто проходишь по школьному коридору. В вестибюле выставлены работы школьников. В коридорах красуется мебель, подаренная Музеем Купера-Хьюитта. В разных уголках школы можно наткнуться на работы таких дизайнеров, как Карим Рашид, Кейт Спейд и Франк Гери, даже в шкафчиках, которые ученики ШАДЧ превратили в выставочные стенды. Все школьники носят голубые рубашки, застегнутые на все пуговицы, и коричневые брюки. На мальчиках еще и галстуки. «Они выглядят как начинающие архитекторы и дизайнеры – и ощущают себя соответственно», – говорит мне директор по развитию Барбара Чандлер Ален. Неплохо для школы, в которой приличный процент учеников по закону может претендовать на бесплатное питание.
