Владимир Тараненко - Психоманипуляции вокруг нас

Одно из управленческих недоразумений, доживших до наших дней, – сверхжесткая привязка «один руководитель – один подчиненный». При этом предполагается, что подчиненный смотрит на все происходящее исключительно глазами своего шефа. Вот и приходится при смене лидера увольнять подчистую всю его команду. Дороговатое удовольствие, если учесть, что идеи подхватываются, но не всегда генерируются руководителями, зато курица, могущая нести золотые яйца, за компанию также выбрасывается на улицу.

Выход подсказан практикой передового менеджмента. Это – матричное соподчинение специалистов и руководителей друг другу в рамках различных проектов, формирование гибких рабочих групп «под задачу» внутри самой организации, а также максимальное применение аутсорсинга, т. е. выполнения работ через внешнего исполнителя, по договору. Безусловно, при таком подходе штатное расписание неизбежно «схуднет», экономя при этом немалые средства. Если, конечно, владелец фирмы заинтересован в эффективности бизнеса, а не в создании симбиотического «парника».

Мы живем в эпоху господства и торжества закона потребления. Он сильнее любых идей, положений и принципов, потому что сам стал полноценной идеологией, удовлетворяющей всех своим смыслом. И если раньше у человека была опасность всецело раствориться в национальных, политических, религиозных или даже метафизических «омутах», то теперь он может обрести свое сладкое забвение в единении с… товаром. Слоган: «Сделай покупку, и ты станешь другим!» в самых разных вариациях тиражируется всеми видами рекламы непрерывно. Акцент сделан не случайно: именно «ты», т. е. человек, но никак не какие-то его потребительские либо технологические возможности. Впрочем, так было издревле, получая после инициации оружие, юноша в древнем племени превращался в воина. Но сейчас на конвейере технология слияния человека не с орудием или сакральным жезлом, а с массовым товаром потребления. Примитивнее, гораздо дешевле и куда прибыльнее. Приобретая товар, современный покупатель даже сам того не желая, в какой-то мере сливается с той прибавочной стоимостью (назовем ее «моралью от производителя» или «идеологией, привнесенной в товар»), которая уже как бы невзначай присовокуплена к продукту. Отличие от ситуации с древним тотемом или фетишем заключается в том, что тогда дикарь сам инициировал свою потенцию во что-то, а здесь совершенно наоборот: предмет, собственно говоря, становится сильнее человека, он определяет его настроение, самооценку, дальнейшую мотивацию и т. д. Самое интересное, что современный человек жаждет этого, ибо он внутри экзистенциально пуст и ему в самом прямом смысле не к кому прислониться. Приобретенный товар, в отличие от людского окружения, обещает каждому индивиду толику индивидуального счастья, но с намеком на то, что ты среди своих. Последнее означает психологический комфорт, чувство безопасности и обретение положительной коммуникационной среды. Ведь все, что мы приобретаем, носит знаковый характер. Хотим мы того, или не хотим, но… объявляем себя носителями того или иного брэнда (поневоле?). И если наши вещи рекламируют за нас некий брэнд, то кто из нас до конца уверен, что он не просто использует отменное качество изделия, но и разделяет целиком и полностью идеологию его создателей? Если да, то мы стоим (или уже пребываем?) на пороге глобальных торговых войн, и впритык подошли к так называемому вандализму эпохи потребителей, когда товар истребляется не потому, что он плохой, а потому, что у него просто иная торговая марка.

Печально, когда человек с легкостью губит плоды трудов себе подобных. Фактически демаркационная линия современного фронта проходит в потребительских корзинах: кто покупает нечто «другое» (или не покупает и не проявляет радость при покупке «своего»), для нас становится чужим, изгоем и потенциально – неприятелем. Ныне идентификация по товару – это уже узнаваемость. А еще – чувство комфорта, безопасности и… престижа. Передача ощущения успеха посредством слияния с товаром выражается в преклонении перед требованиями моды. Модная вещь не обязательно полезная или более качественная, нежели немодная, но человек в данном случае платит за приобретение совершенно иной ценности, а именно – возможность быть первым среди тех, кто принимает правила игры на некую престижность в слиянии с товаром. Все достаточно ясно осознают, что модная вещь – это некий приз поощрения, бонус признания, сигнальный фантик упоения принадлежания к самым-самым…

Вообще-то создается весьма парадоксальная ситуация: приобретая модную вещь мы тем самым декларируем свою зависимость от кем-то придуманных правил, зачастую абсолютно дурацких либо абсурдных (именно в моде). Где же здесь намек на успешность индивида? В его послушании и ретивости продемонстрировать скорейшую готовность в упоении раствориться в «чем-то»? Может, отчасти и так. Мазохистов, а тем паче индивидов, так и не обретших для себя вожделенного парадиза, сейчас более, чем достаточно. Поэтому обрести удовлетворение путем «имения» вещи, которая, по убеждению большинства себе подобных, стопроцентно знаково-престижная, – это далеко не самый худший способ затмить внутреннюю опустошенность неким эрзац-подобием индивидуального счастья, которое, заметьте, в масштабах конкретного социума будет общепризнанным. Проще говоря, модному человеку всегда завидуют и тотчас пытаются его скопировать, т. е. исходя из темы разговора – слиться с олицетворением фетиша.

Вот здесь-то и заключается разгадка феномена психологической привлекательности слияния. Ведь сейчас нет такой сверх опасности, ради которой нужно тотально сгруппироваться, да и условия выживания гораздо мягче, нежели в прошлые века, – с голоду, конечно, помереть можно, но только при искусственно созданных условиях.

Тем не менее современные люди буквально патологически стремятся принимать и наследовать правила манипулятивной игры на самое успешное слияние. Потому что нахождение на вершине айсберга моды с ее переменчивыми веяниями и течениями дарует индивиду чувство… власти. С оговоркой: над себе подобными и самозабвенно верящими во всесилие и престижность модных заявлений. А это, согласитесь, более, чем много для наших нравов и бытующего менталитета. Власть в толпе слияния особенно сладкая. Это власть гуру, вождя, пророка, законодателя, отца, выразителя чаяний и первейшего из членов братства – все вместе, в едином слитном пьянящем экстазе от пришедшего в руки могущества, основанном на полном единстве и со-резонансе с себе подобными. Тот, кто может диктовать законы моды, – владеет сознанием всех тех, кто хотел бы оказаться на его месте. Новый король обязательно родится из свиты поклонников прежнего. С виду прелестная безделушка в итоге рождает нешуточную власть, диктует свои жесткие закулисные законы и производит попутно очень много денег. В конце концов, за экстаз слияния нужно хорошо заплатить. Как, впрочем, и за любое внешне принесенное удовольствие…

Нечто аналогичное привносит в наше сознание и снобизм. Как известно, снобы – индивиды очень тщеславные, любящие лесть и преклонение других пред своей исключительностью. Еще они не чужды властвовать и повелевать теми, кто не вышел в их ряды. Казалось бы, снобы – типичные жесткие лидеры, в схватках за жизнь добившиеся признания. Не тут-то было.

Снобизм – типичное явления слияния по типу закрытой касты, как, например, варны Древней Индии: малая толика принадлежала к сословию жрецов – брахманов, гораздо больше было кшатриев, т. е. военной знати, основная масса свободных общинников составляла наиболее многочисленную прослойку – вайшьев, и на самом общественном дне ютились неприкасаемые, которых называли шудрами. Это и была самая низшая, всеми презираемая варна. Снобизм и есть своего рода пережиток или архетип психологического слияния по кастовому признаку. Даже современная его разновидность носит родовые приметы, а именно: замкнутость в кругу своих или избранных и выраженное презрение к низшим. Типичными снобами были средневековые феодалы, именно они образовали замкнутый круг своего общения (в отличие, скажем, от равноправных граждан богатого и жестокого Рима, где в общественных банях запросто могли помыться и лицезреть друг друга в неприкрытости сам император и бедный плебей). Феодалы предпочитали прятаться от окружающего их мира за глубокими рвами, высокими стенами, чтобы тем более подчеркнуть свою исключительность и пренебрежение ко всему иному, что не вписывалось в их узкий круг представлений и предпочтений. Мы знаем, чем это в итоге закончилось. Кровавыми крестьянскими жакериями и приходом к власти третей силы – санкюлотов (фр. sans-culottes – букв.: без коротких штанов – название революционеров во времена Французской буржуазной революции конца XVIII в., носивших длинные штаны из грубой материи, в отличие от дворян и богачей, которые носили короткие бархатные, отороченные кружевами штаны, что и значит по-французски – кюлот).