кто хочет применять эти традиции в современном обществе.
Однако даже если мы утешаем себя, как это делают многие, тем, что лишь несколько поколений отделяют Запад, а в будущем и весь мир от экономического изобилия, остается вопрос: что станет с человеком и куда он пойдет, если мы продолжим двигаться по дороге, избранной нашей индустриальной системой?
Чтобы понять, как те элементы, благодаря которым наша система преуспела в разрешении некоторых экономических проблем, ведут ко все возрастающей неспособности разрешать человеческие проблемы, необходимо изучить особенности, характеризующие капитализм XX столетия.
Концентрация капитала ведет к формированию гигантских предприятий, управляемых иерархически организованными бюрократиями. Огромные массы рабочих трудятся совместно, будучи частью необъятной производственной машины, которая, чтобы работать вообще, должна работать гладко, без трения, без перерывов. Промышленный рабочий и клерк становятся винтиками этой машины, их функции и действия определяются всей структурой организации, в которой они трудятся. На больших предприятиях легальное владение средствами производства отделено от управления и потеряло важность. Большие производства управляются бюрократическим руководством, которое формально им не владеет, но владеет социально. Эти управленцы не обладают качествами прежних собственников – личной инициативой, смелостью, готовностью рисковать; им свойственны качества бюрократа: отсутствие индивидуальности, безличность, осторожность, отсутствие воображения. Они управляют людьми и предметами и обращаются с людьми, как с предметами. Управленческий класс, хотя и не владеет предприятием легально, фактически его контролирует; он на самом деле не несет ответственности ни перед акционерами, ни перед работниками. На практике наиболее важные отрасли производства находятся в руках больших корпораций, которые управляются своими высшими служащими. Огромные корпорации, контролирующие экономику и в значительной степени политику страны, осуществляют нечто прямо противоположное демократическому процессу: они представляют собой силу, не подконтрольную тем, кем она управляет.
Помимо промышленной бюрократии, огромное большинство населения управляется и другими бюрократиями. В первую очередь это правительственная бюрократия (включая вооруженные силы), которая в той или иной форме влияет и направляет жизнь многих миллионов. Промышленная, военная и правительственная бюрократии все больше переплетаются между собой, и в своей деятельности, и в отношении персонала. С развитием все более крупных предприятий профсоюзы также превратились в большие бюрократические механизмы, в которых отдельный член почти не имеет права голоса. Многие профсоюзные лидеры стали управленцами-бюрократами, подобно промышленному руководству.
Как и следует из самой природы бюрократического управления, все эти бюрократии не имеют планов и видения будущего. Когда человек превращается в вещь, им и управляют, как вещью; управленцы сами превращаются в вещи, а вещи не имеют ни воли, ни видения, ни планов.
При бюрократическом управлении людьми демократический процесс вырождается в ритуал. Касается ли это собрания акционеров большой компании, политических выборов или собрания профсоюза, индивид утратил почти всякое влияние на принятие решений и лишен возможности активно в нем участвовать. В политической сфере в особенности выборы все более и более сводятся к плебисциту, когда избиратель может высказать предпочтение одному из двух списков профессиональных политиков, и лучшее, что может быть сказано о такой системе, – это что гражданином управляют с его согласия. Однако средства получения такого согласия – внушение и манипулирование; самые фундаментальные решения, определяющие внешнюю политику – мир или войну, – принимаются маленькими группами, едва ли известными среднему избирателю.
Политические идеи демократии, какими их создавали отцы-основатели Соединенных Штатов, не были чисто политическими. Они основывались на духовной традиции, унаследованной нами от пророческого мессианства, из евангелий, из гуманизма философов века Просвещения. Все эти идеи и движения сосредоточивались вокруг одной надежды: что человек в ходе истории сможет освободиться от нищеты, невежества и несправедливости и создать общество гармонии, мира и согласия между людьми и человеком и природой. Представление о том, что история имеет цель, и вера в совершенствование человека в историческом процессе были самыми характерными элементами западной мысли. Они – это та почва, на которой выросла американская традиция и из которой она черпает силу и жизнеспособность. Что же случилось с идеей совершенствования человека и общества? Она выродилась в плоскую концепцию «прогресса», в стремление ко все большему и большему производству вещей вместо того, чтобы вести к рождению обладающего жизненной силой и продуктивного человека. Сегодня наши политические концепции утратили свои духовные корни. Они стали вопросом удобства, оцениваемыми по тому критерию, способствуют ли они достижению более высокого уровня жизни и более эффективному политическому администрированию. Лишившись корней в сердцах и желаниях людей, они превратились в пустую скорлупу, которую можно выбросить, если этого потребует удобство.
Индивидом управляют и манипулируют не только в сфере производства, но также в сфере потребления, в которой предположительно человек выражает свой свободный выбор. Касается ли это пищи, одежды, напитков, сигарет, кинофильмов, телепрограмм, действует мощный аппарат внушения, преследующий две цели: постоянно увеличивать жажду новых объектов потребления и направлять эту жажду по каналам, приносящим наибольший доход промышленности. Сам размер инвестиций в производство потребительских товаров и конкуренция между немногочисленными гигантскими компаниями не позволяют оставлять потребление на волю случая, так же как не позволяют предоставлять потребителю свободный выбор в том, что и в каком количестве он хочет приобретать. Его аппетит следует постоянно возбуждать, вкусами манипулировать и делать их предсказуемыми. Человек превращается в «потребителя», вечного сосунка, у которого единственное желание: потреблять все больше и все «лучшие» предметы.
Хотя наша система обогатила человека материально, она сделала его нищим в человеческом смысле. Невзирая на всю пропаганду западной веры в Бога, на весь идеализм, на озабоченность духовностью, наша система создала материалистическую культуру и материалистического человека. В рабочие часы индивидом управляют как частью производственной команды. В свободное время им манипулируют, превращая в совершенного потребителя, который любит то, что ему велят любить, но при этом сохраняет иллюзию следования собственным вкусам. Постоянно обрушиваются на него призывы и предложения, постоянно звучащие голоса лишают последних крох реализма, которые у него еще остаются. Начиная с детства человека поощряют не иметь истинных убеждений. Он редко встречается с критической мыслью, с настоящими чувствами, и поэтому только согласие с другими может спасти его от непереносимого одиночества и потерянности. Индивид не ощущает себя активным носителем собственной силы и внутреннего богатства; он обнищавшая «вещь», зависимая от внешних сил, в которые он переносит свою жизненную субстанцию. Человек отчуждается от себя и склоняется перед созданиями собственных рук. Он склоняется перед собственными произведениями, перед государством и перед лидерами, которых сам же и создал. Его собственные действия становятся для него чуждой силой, противостоящей ему, вместо того чтобы подчиняться. Более чем когда-либо в истории, консолидация нашей собственной продукции в объективную силу, вышедшую из-под нашего контроля, пренебрегающую нашими ожиданиями, уничтожающую наши расчеты,
