вырос, но и потому, что у него было время приобрести гораздо больший диапазон реакций благодаря воздействию новых условий подкрепления, и особенно потому, что условия, воздействующие на детей в разном возрасте, различны. Мир ребенка тоже «развивается».
По сравнению с экспериментальным анализом поведения психология развития находится в положении эволюционной теории до Дарвина. К началу XIX века было хорошо известно, что виды претерпевают прогрессивные изменения в сторону более адаптивных форм. Они развивались или созревали, и улучшение адаптации к окружающей среде предполагало некую цель. Вопрос заключался не в том, происходят ли эволюционные изменения, а в том, почему они происходят. И Ламарк, и Бюффон [18] апеллировали к цели, которую якобы проявляет индивид, приспосабливаясь к окружающей среде, – цели, которая каким-то образом передается виду. Дарвину оставалось открыть селективное действие среды, а нам – дополнить анализ селективного действия среды анализом развития в науке о поведении.
Разум в оперантном поведении
В большей части этой главы я рассматривал чувства и состояния сознания, которые могут быть интерпретированы как побочные продукты порождающих поведение условий. Осталось рассмотреть другие психические процессы, которые предположительно необходимы для оперантного обусловливания. Разум – это не просто зритель; считается, что он играет активную роль в формировании поведения.
Многие английские идиомы, содержащие слово mind, предполагают вероятность действия, как, например, «I have a mind to go». Разум часто воспринимается как агент, который едва ли можно отличить от обладателя разума. «Мне пришло в голову, что я должен пойти» – это едва ли больше, чем «Меня осенило, что я должен пойти». Когда реакции желез или гладких мышц (под контролем вегетативной нервной системы) попадают под оперантный контроль, делая подкрепление зависимым от них, результат, как говорят, демонстрирует контроль «разума над материей»; но что именно он демонстрирует, так это то, что человек может реагировать своими железами или гладкими мышцами в оперантных условиях. Механическая рука, разработанная для управления мышцами, обычно работающими в другой части тела, считается «управляемой мыслью» или «управляемой разумом», хотя она управляется человеком, который первоначально двигал другой частью своего тела. Говорят, что «человеческий разум был инструментом, непосредственно ответственным за убийство Джона Кеннеди и Мартина Лютера Кинга», но в людей стреляет не разум, а другие люди.
Мнение о том, что психическая активность необходима для оперантного поведения, является примером взгляда, что чувства или интроспективно наблюдаемые состояния эффективны в причинном смысле. Когда человек на вопрос «Пойдешь ли ты завтра?» отвечает: «Не знаю, я никогда не знаю, как я себя буду чувствовать», предполагается, что сомнение вызывает чувство, а не поведение, – что человек пойдет, если ему захочется, а не то, что ему захочется, если он пойдет. Ни то ни другое утверждения, конечно, не являются объяснением.
Есть и другие слова, обозначающие умственную деятельность, которая, как утверждают, требуется именно для поведения. Люди должны «судить» о том, что произойдет или не произойдет, если они поступят или не поступят каким-либо образом. Собака в павловском эксперименте пускает слюну в предвкушении пищи или потому, что «ожидает» ее. В оперантных экспериментах крыса нажимает на рычаг, потому что «предчувствует», что будет дана пища, или рассчитывает, что пища будет получена, когда она это сделает. «В теории социального научения потенциал возникновения поведения рассматривается как зависимость от ожидания, что поведение приведет к определенному подкреплению или подкреплениям, и от ценности этих подкреплений в данной ситуации» [19]. Мы должны были бы перевести эти утверждения примерно следующим образом: «Вероятность поведения зависит от частоты подкрепления в аналогичных ситуациях в прошлом». Человек вполне может ощущать условия, связанные с «суждением», «предвидением» и «ожиданием», но это не является обязательным.
Об оперантном поведении также говорят, что оно требует «ассоциации» идей. Тот факт, что ребенок учится избегать горячей плиты, подразумевает, что «ребенок способен ассоциировать свой поступок… с ожогом». Но, как и в условном рефлексе, прикосновение и ожог ассоциируются в условных ситуациях. Считается также, что подкрепление «снабжает информацией»: «В случае с другими детьми, кроме очень маленьких, мы никогда не можем сказать, что основной эффект подкрепления – это что-то иное, кроме источника информации, используемой ребенком для подтверждения или изменения своих ожиданий и для выработки новых и примерных решений». Иногда высказывается мнение, что увеличение вероятности определенного действия человека – это вопрос «повышения сознательности». Считается, что скорость бега крысы в лабиринте зависит от того, «знает ли она, что в ящике в конце больше нет еды». Я вернусь к знаниям, информации и сознанию в последующих главах.
Еще один предполагаемый умственный процесс, который, как утверждается, необходим при оперантном обусловливании, – это понимание. Люди должны «понимать закономерности, на которые они могут рассчитывать». Их действия должны быть «основаны на понимании того, как вещи работают». Другое необходимое состояние – вера. Люди должны верить, что в результате своих действий у них есть шансы получить желаемое или избежать неприятностей. Но шансы находятся в случайных условиях. Отношение убеждений к другим условиям, таким как желания и потребности, может быть легко описано: сказать, что «желания входят в причинную связь с убеждениями», – значит, что вероятность поведения, с которым связано убеждение, зависит не только от подкрепления, но и от состояния депривации или аверсивной стимуляции.
Бытует мнение, что оперантное обусловливание – это не более чем один из аспектов стремления к счастью, и это выражение поможет подытожить несколько моментов этой главы. Счастье – это чувство, побочный продукт оперантного подкрепления. Вещи, которые делают нас счастливыми, – это то, что нас подкрепляет, но именно обстоятельства, а не чувства, должны быть идентифицированы и использованы в прогнозировании, контроле и интерпретации. Стремление предполагает цель: мы действуем, чтобы достичь счастья. Но стремление, как и поиск, – это просто поведение, которое было подкреплено достижением чего-либо. Поведение становится стремлением только после подкрепления. Считается, что стремление к счастью не может быть объяснением поведения, потому что «нет никаких доказательств того, что люди в современных обществах счастливее людей в архаичных обществах», но оперантное подкрепление эффективно и без конечной выгоды, что наглядно демонстрирует отрицательная полезность азартных игр.
