[177] Сновидение 4: [Незадолго до последнего сна субъекту] приснилось, что она находится в большом бальном зале, где все было очень красиво. Неожиданно к ней подошел мужчина и спросил: «Кто вас сопровождает?» Она ответила: «Я одна». Тогда он сказал: «Вы не можете остаться здесь, нам не нужны одинокие женщины». В следующей сцене она была в театре и уже собиралась сесть, когда кто-то подошел к ней и сказал то же самое: «Вы не можете остаться здесь, нам не нужны одинокие женщины». Потом она побывала во множестве разных мест, но отовсюду ей приходилось уходить, потому что она была одна. Затем она оказалась на улице; в толпе она увидела своего мужа и бросилась к нему. Подойдя совсем близко, она увидела… [то, что мы можем истолковать как символическую репрезентацию счастья, сообщает Принс.] Потом ее охватили тошнота и головокружение, и она подумала, что там ей тоже нет места. [Там же, стр. 162.]
[178] Пробел в сновидении – похвальное проявление такта, которое, безусловно, понравится чопорному читателю, но это не наука. Наука не допускает подобных соображений приличия. В данном случае речь идет о том, верна ли оклеветанная теория сновидений Фрейда, а не о том, приятно ли звучат пересказы сновидений для незрелых ушей. Разве мыслимо, чтобы из соображений приличия гинеколог исключил изображение женских половых органов из учебника акушерства? На стр. 164 мы читаем: «Анализ этой сцены вскрыл бы слишком интимные подробности ее жизни, чтобы оправдать наше вторжение в нее». Неужели автор действительно полагает, что в этих обстоятельствах имеет какое-либо научное право говорить о психоаналитической теории сновидений, если из чувства такта утаивает важный материал? Делая сновидение своей пациентки достоянием гласности, он самым вопиющим образом нарушает конфиденциальность, ибо каждый аналитик сразу увидит его значение: то, что сновидица инстинктивно прячет глубже всего, громче всего кричит из бессознательного. Для того, кто умеет читать сновидческие символы, все предосторожности напрасны – истина выплывет наружу. Посему мы просим автора: если он не хочет в следующий раз раздеть своего пациента догола, впредь выбирать случаи, о которых он может рассказать все.
[179] Несмотря на проявленный врачебный такт, этот сон, в котором Принс не видит осуществления желания, доступен пониманию. Конец сновидения выдает яростное сопротивление пациентки сексуальным отношениям с мужем. Все остальное – это осуществление желания: она становится «одинокой женщиной», которая в социальном плане несколько выходит за рамки нормы. Чувство одиночества («она чувствует, что больше не может быть одна, что ей нужна компания») вполне уместно разрешается этой двусмысленной ситуацией: есть «одинокие женщины», которые не так одиноки, как кажется, хотя, конечно, их не везде терпят. Это исполнение желания, естественно, встречает сильнейшее сопротивление, пока не выясняется, что, как говорит пословица, на безрыбье и рак рыба. Это в высшей степени верно и в отношении либидо. Это решение, столь неприемлемое для сознательного разума, кажется вполне приемлемым для бессознательного. Необходимо знать психологию невроза этого возраста; вообще, психоанализ требует, чтобы мы принимали людей такими, какие они есть на самом деле, а не такими, какими они хотят казаться. Поскольку подавляющее большинство людей хотят быть тем, кем они не являются, и потому отождествляют себя с сознательным или бессознательным идеалом, индивид с самого начала ослеплен массовым внушением, не говоря уже о том, что воображает себя вовсе не таким, какой он есть на самом деле. Этот принцип имеет одну особенность: он справедлив для всех, но только не для того, к кому применяется.
[180] Историческое и общее значение этого факта я изложил в одной из своих предыдущих работ[50], так что обсуждать его здесь нет никакой необходимости. Замечу только, что для практики психоанализа необходимо подвергнуть свои этические концепции тотальному пересмотру. Это требование объясняет, почему серьезно настроенному человеку психоанализ становится понятным лишь постепенно и с большим трудом. Чтобы понять смысл метода, требуются не только интеллектуальные, но в еще большей степени нравственные усилия, ибо под скромным названием «психоанализ» кроется не просто медицинский метод вроде вибромассажа или гипноза, а нечто гораздо более широкое.
[181] Сновидение 5. Ей снилось, будто она с трудом (как всегда во сне) шла по темной, мрачной, каменистой тропе. Неожиданно повсюду появились кошки. Она в ужасе развернулась, чтобы идти назад, но тут на ее пути возникло страшное существо, похожее на лесного человека. Его волосы свисали на лицо и шею; он был завернут в какую-то шкуру, а в руке держал дубину. Позади него стояли сотни таких же людей. Итак, впереди были кошки, а позади – дикари. Человек сказал ей, что она должна пройти через всех этих кошек и что если она издаст хоть один звук, они набросятся на нее и задушат. Если же она пройдет молча, то никогда больше не будет сожалеть о прошлом… [далее следуют упоминания некоторых конкретных вопросов, включавших две особые системы идей, известные как комплексы Z и Y, добавляет автор]. Она поняла, что должна выбрать между смертью и кошками, и выбрала кошек. Во сне ей, конечно же, приходилось наступать на кошек (субъект здесь дрожит и содрогается). Ужас от осознания того, что все они набросятся на нее, если она закричит, заставлял ее делать над собой такие усилия, что мышцы ее горла сократились («Они действительно сократились, я чувствовал их», – говорит Принс). Она бесшумно пробралась между кошками, а потом увидела свою мать. Она протянула к ней руки и хотела сказать: «О мама!» – но не могла говорить. Она проснулась в холодном поту, чувствуя тошноту, страх и усталость. Позже она попыталась заговорить, но могла только шептать. [Там же, стр. 164. В сноске сказано: «Она проснулась с полной афонией, которая сохранялась до тех пор, пока не была устранена соответствующим внушением».]
[182] Принс рассматривает этот сон отчасти как исполнение желания, потому что сновидица все-таки прошла между кошками. Но он думает: «Сновидение кажется преимущественно символической репрезентацией ее понятия о жизни вообще и о нравственных предписаниях, которые она старалась внушить себе и которым пыталась следовать, дабы обрести счастье» (там же, стр. 168).
[183] Это не является подлинным значением сновидения, как может видеть всякий, кто знает хоть что-нибудь о сновидениях. Сновидение вообще не проанализировано. Нам просто говорят, что пациентка страдает навязчивой боязнью кошек. Что это значит, не рассматривается, равно как и тот факт, что во сне она фактически наступала на кошек. Аналогичным образом мы не находим никакого анализа дикаря, одетого в шкуру, самой шкуры и дубинки. Эротические реминисценции Z и Y не описаны. Значение афонии не анализируется. Более или менее проанализирована только каменистая тропа в начале сновидения: она взята из картины Уоттса «Любовь и жизнь». Женская фигура (Жизнь) устало бредет по каменистой тропе, сопровождаемая фигурой Любви. Первоначальный образ в сновидении точно соответствует этой картине, «за минусом фигуры Любви», как замечает Принс. Вместо этого есть кошки. Это означает, что кошки символизируют любовь. Принс этого не увидел; если бы он читал соответствующую литературу, то обнаружил бы в одной из моих ранних публикаций подробный разбор проблемы кошачьей фобии[51]. На основании приведенного мной материала и вытекающих из него выводов он смог бы правильно истолковать данное сновидение и боязнь кошек.
[184] В остальном сновидение является типичным тревожным сновидением, которое, следовательно, должно рассматриваться с точки зрения сексуальной теории, если только Принс не сумеет доказать нам, что сексуальная теория тревоги неверна. Ввиду полного отсутствия какого-либо анализа я воздерживаюсь от дальнейшего обсуждения сновидения, смысл которого в действительности очевиден. Я бы только отметил, что пациентке удалось вызвать симптом (афонию), который привлек интерес аналитика, как она и предполагала. Разумеется, нельзя критиковать теорию сновидений на основании анализов, которые в действительности не были проведены; это прерогатива наших немецких критиков.
