Отмучившись в музыкальной школе, в 12-летнем возрасте я пришла в секцию художественной гимнастики. Тогда я была сутулым подростком ростом 168 см.
— Нет, — покачала головой тренер. — Поздно, деточка. Для художественной гимнастики ты не подходишь.
— Возьмите меня, — просила я. — Я буду очень стараться.
И я очень старалась. Тренер засунула меня в группу девчушек, тренировавшихся на 3-й юношеский разряд. Девочкам в этой группе было 7–8 лет. Гибкие, растянутые. А я — никакая. Но я работала “у стенки” до седьмого пота, растягивалась так, что потом не могла ходить — так болели мышцы. Я до одурения делала перевороты и прыжки, падала, была вся в синяках, но вставала и бежала к дальнему концу зала — оттуда самая дальняя дистанция для прыжка.
Разбег, прыжок, переворот…
Матов в спортивном зале не было, под ногами — голый пол. Если уж грохнешься, то или что-то сломаешь, или растянешь связки. А синяки — это ерунда.
Я ничего не боялась — ни травм, ни синяков. Хотела стать лучшей из лучших. Требовала, чтобы мне делали программу с самыми сложными элементами. И опять, снова и снова, бежала в дальний угол нашего спортивного зала…
И снова разбег, прыжок, переворот…
Тренер лишь качала головой, но всегда была рядом, чтобы подстраховать, чтобы я не сломала себе шею. Зато наш хореограф была мной довольна. Да и тренер не жалела, что взяла в секцию “переростка”.
Уже через год я получила 1-ый взрослый разряд, потом стала кандидатом в мастера спорта, а в 16 лет — мастером спорта.
У меня всегда была куча поклонников. А уж когда стала известной спортсменкой, их стало еще больше. На балконе спортзала, где мы обычно тренировались, стояли толпы парней, которые аплодировали каждому моему прыжку, после тренировок кто-то из них непременно пытался увязаться за мной. Но я быстро научилась отшивать нежелательных кавалеров.
Однажды я переодевалась в раздевалке, и вдруг зашел парень из секции тяжелой атлетики. Так получилось, что все наши девчонки оделись раньше и уже ушли, я осталась в раздевалке одна. Он — громила втрое весом больше, чем я, притиснул меня к стене и стал лапать за грудь. Ну, у меня уже был опыт, как отбить охоту у таких озабоченных. Как саданула ему коленом промеж ног — он взвыл. Ноги-то у меня тренированные.
Больше ко мне никто не лез.
Как-то на соревнования, где я завоевала 1-ое место, пришел мужчина, который искал манекенщиц для Дома моделей.
В те времена не было модельных агентств. Манекенщиц никто не учил, как ходить по подиуму, как показать себя в выигрышном свете, как повернуться. Если дано — то дано. Поэтому их искали среди балетных девушек (а те не соглашались, фыркали) или среди гимнасток. Но спорт и подиум — это разные вещи.
Пластика спортсменки может быть природной, а все остальное ставит хореограф. Ходить “с носка” с прямой спиной нас учила тренер, маленькая женщина, всегда носившая высоченные каблуки. И на этих высоких каблуках она показывала нам, что мы должны делать.
— Всегда носите высокие каблуки и держите прямой спину, — учила она нас.
С 12-летнего возраста я носила 16-сантиметровые каблуки, хотя я отнюдь не маленького роста (мои 168 см да плюс каблуки — на многих мужчин я смотрела сверху вниз).
“Держать спину” я научилась на всю жизнь — и в прямом, и в переносном смысле. Когда мне трудно, я устала, у меня плохое настроение, мне не хочется работать, а хочется “послать” все подальше, я заставляю себя выпрямить спину и улыбнуться, как улыбалась судьям перед соревнованиями, хотя вся душа дрожала и в коленках была слабость.
— Работай, Диля, — вспоминаю я слова своего тренера. — Легче, легче, выпрями спину и управляй собой!
И я выпрямляю спину и заставляю себя работать.
Я знаю, как отбирают манекенщиц сейчас. В мое время все было по-другому. Меня пригласили на просмотр, я прошлась под музыку по подиуму, потом измерили все мои параметры. Уж такие детали измеряли…
Было более ста соискательниц, выбрали двоих. Меня сочли пластиной, артистичной, яркой индивидуальностью.
Так я стала манекенщицей (сейчас в ходу слово «модель», но мне привычнее говорить так). Мне было тогда 16 лет.
От родителей, сокурсников и всех друзей я это скрывала. Это было моей «страшной тайной». Мои родители — серьезные люди, оба психиатры, папа — профессор, мама — врач высшей категории, я закончила школу с “золотой” медалью”, а потом, став студенткой, всегда была “отличницей”, своей дочерью они гордились и вдруг — она манекенщица! Позор для приличной семьи! Спустя год, узнав, что я работаю в Доме моделей, мама пришла в ужас:
— Ты там раздеваешься перед мужчинами!
— Мам, это не мужчины, я их таковыми не воспринимаю, — убеждала я. — Это работа, и все.
И в самом деле, никаких сексуальных поползновений со стороны модельеров не было. Быть может, потому, что у них была иная сексуальная ориентация?.. Я тогда еще ничего не знала о гомосексуализме.
Почему меня взяли в манекенщицы? Не знаю. Быть может, из-за моей природной пластики (я до сих пор хожу “с носка” на высоких каблуках, ставлю ступни по одной линии, держу спину прямой и никогда не сяду, расплывшись и опустив плечи). Быть может, из-за моей экзотической внешности. В то время у меня были длинные прямые черные волосы ниже бедер, синие глаза, светлая кожа, не типичная для брюнетки, широкие скулы и яркий румянец. В обычной жизни я не пользовалась косметикой, но на съемках для журналов мод и для подиума нас всех гримировали. В гриме я была совсем другой. На фото в журналах мод тех лет я тоже другая. Сочетание синих глаз (тогда еще не умели с помощью компьютера изменять цвет глаз) и длинных черных волос выглядело экстравагантно. Такие же экстравагантные туалеты придумывали мне модельеры. При моей нестандартной фигуре на меня не могли шить типовые модели. Поэтому я была манекенщицей для эксклюзивных моделей. В каждой манекенщице должна быть индивидуальность. Видимо, это и хотели подчеркнуть модельеры.
Примерки очень утомительны. Да и вообще, работа манекенщицы — не сахар. Бывало, что я с видом мученицы стояла, пока модельер, взяв кусок ткани, прикладывал ее ко мне, пришпиливал булавками, собирал в складки, потом отходил, чтобы посмотреть, что получилось. Ему не нравилось, и он опять начинал суетиться. А я стояла и терпела. Недаром слово “манекенщица” от слова “манекен”. Ты — не личность, не человек, не женщина, а просто живой манекен, вешалка для платьев.
Идет показ коллекции Валентина Юдашкина. Высокая мода и ей под стать высоченные модели, худющие-прехудющие. За кулисами одна модель шепчет Юдашкину, показывая на другую модель:
— А Наташка пирожное сожрала…
— Что-о?! Иванова, два наряда вне очереди!
Анекдот
Почему я стала манекенщицей? На этот вопрос у меня есть ответ. Когда-то мне шила платья портниха моей мамы. Как-то раз мне не понравилось платье, которое она мне сшила, я фыркнула, а она сказала, что больше никогда не будет на меня шить.
— Ну и ладно! — заявила я. — Сама научусь шить и буду шить гораздо лучше вас!
Мне тогда было 14 лет, но я всегда отличалась строптивым нравом.
Манекенщицей я стала, чтобы научиться шить. И научилась! По готовой выкройке сошьет любая, а мне хотелось научиться моделировать одежду. Этому я тоже научилась. Потом я шила для многих женщин. В то время я уже закончила институт, но прожить на зарплату врача нелегко. И я подрабатывала портнихой. Шила я быстро, придумывала для любой клиентки именно то, что ей пойдет, что скрасит недостатки фигуры или подчеркнет ее достоинства. Клиентка приходила с куском ткани, сама еще не зная, чего хочет, потом сидела рядом, пока я строчила на швейной машинке, а, спустя несколько часов, уходила с готовой вещью, очень довольная.
Быть может, мне нужно было бы стать модельером, а не врачом? Сейчас уже поздно об этом говорить. Я никогда ни о чем не жалею. Все, что было в моей жизни, даже если я совершала ошибки, — все пошло на пользу. Я умею делать правильные выводы из собственных ошибок.
Не жалею, что работала манекенщицей. Я научилась мило улыбаться мужчинам, думая при этом: “Хрен тебе что обломится”! За мной ухаживали многие известные актеры, писатели.
Сейчас “модель”, “мисс” почти синоним слову “проститутка”. Чтобы попасть в этот освещенный софитами круг, девушке приходится пройти долгий путь из одной постели в другую.
В мое время все было не так. На подиуме я смотрела на мужчин в зрительском зале сверху вниз, и точно так же вела себя вне подиума. Если мне этот мужчина нравился — я позволяла ему за собой ухаживать. А дальше — как пойдет. Но если он мне не нравился — пошел к черту!
Работа манекенщицы меня многому научила. Это меня закалило. Я избавилась от своих комплексов.
До чего же врут зеркала!
Д.Е.
