Также и форма носа, хотя она придает лицу весьма характерный облик, не имеет большого значения для физиогномиста. Если сравнить благородный нос некоего Тренкера (рис. 3), человека, жизненная судьба которого хорошо известна, с плоским носом бушмена (рис. 4), то может возникнуть склонность связать благородный и смелый нос Тренкера с его личностью. Однако негр-бушмен несмотря на свой плоский нос может оказаться таким же смелым и отважным. Поэтому от формы носа, как бы она ни бросалась в глаза, вряд ли можно ожидать серьезных физиогномических выводов.
Рис. 3. Луи Тренкер
Рис. 4. Бушмен
Рис. 5. Якутка
Рис. 6. Глаза Мадонны
Что касается мягких частей лица, то они также в значительной мере являются отражением массы наследственных признаков, что придает лицу характерный облик, но физиогномист не может оценивать их однозначно, без опоры на другие признаки. Узкие раскосые глаза монголов (рис. 5) не совсем хороши с точки зрения европейского вкуса, если сравнить их с широко раскрытыми глазами европейца (глаза Мадонны, рис. 6), но вряд ли можно делать далеко идущие выводы из наследственно определенного характера разреза глазной щели.
Также и форму рта, и, в частности, губ, в той мере, в какой они основываются на наследственности, следует оценивать с большой осторожностью. Вздутые и утолщенные губы негра говорят, казалось бы, о его грубости и жестокости, но стоит хотя бы раз увидеть, с какой трогательной нежностью старая негритянка относится к доверенному ей младенцу, или послушать задушевные песни негров, чтобы понять, что из одних только грубых и утолщенных негритянских губ нельзя делать серьезные выводы о личности этих людей.
При оценке общего впечатления от лица человека большую роль играют волосы. Достаточно сравнить портрет Иоганна Брамса (рис. 7) с портретом Брукнера (рис. 8) или с курчавой головой негра.
Можно было бы предположить, что склонность Геккеля к борьбе, и та радость, которую он от нее получал, нашли выражение в его львиной гриве. Однако известный Вильгельм Рабе обладал не менее пышной шевелюрой, но его, конечно, никак нельзя отнести к борцовским натурам. Цвет волос определяется в первую очередь наследственными признаками, но их форма, как и форма бороды, выбирается произвольно, часто под влиянием моды или же из соображений подражания. Достаточно вспомнить о бородах времен кайзера Вильгельма. Волосы и борода воздействуют на наблюдателя исключительно декоративно, но, предположительно, они могут отражать какие-то черты личности. Длинная и ухоженная борода Зудермана говорит о его тщеславии, неухоженные волосы
Рис. 7. Иоганн Брамс
Рис. 8. Антон Брукнер
Бетховена — о его презрении ко всякой внешности; но у большинства людей их волосы и борода в физиогномическом отношении совершенно бесполезны.
Почти то же самое относится и к коже. Розовая и свежая кожа молодой девушки, конечно, более привлекательна, чем покрытая угревой сыпью желтая старческая, но скрывающаяся под этой кожей душа может оказаться намного ценнее, чем душа молодой девушки. Несколько более ценно с диагностической точки зрения развитие жирового слоя под кожей. Если развитие жирового слоя связано с обильной едой, недостатком физической работы и флегматическим темпераментом, то это отражает частично определенные стороны личности. Но если это связано с изменениями из-за проблем с эндокринной системой, то есть представляет собой наследственное проявление, то вряд ли это можно использовать для диагностики личностных качеств.
Из этих рассуждений можно было бы сделать вывод, что трезво настроенный исследователь отклоняет многие пути, по которым шли богато одаренные фантазией физиогномисты прошлого. Исключением из этих неприменимых методов является только работа лицевых мышц.
Мышца, которая часто и интенсивно напрягается, становится толще. Одновременно она стягивает кожу лица в морщины. Морщины обычно располагаются косо по отношению к расположению мышцы. Чем более кожа бедна жиром, тем более отчетливо проступают морщины. У детей морщины появляются лишь в момент сокращения мышцы и их возникновение преходяще. Но когда определенное сокращение мышцы повторяется в течение жизни из раза в раз, морщины «устанавливаются», их можно наблюдать и в спокойном состоянии; они придают лицу совершенно определенное характерное выражение. Такие морщины характерны главным образом для взрослых.
В то же время работа лицевых мышц может видоизменять отдельные части лица. А именно, они могут влиять на кожу около глаз, придавая характерную форму бровям и влияя на ширину и форму глазной щели.
Очень большое влияние лицевые мышцы могут оказывать на рот; они могут совершенно преобразовывать его. Мягкие, красиво изогнутые губы могут превратиться в уродливый резко очерченный рот, который может рассказать больше о душевной жизни его обладателя, чем самая подробная история его жизни. Вообще всякий человек, даже не обладающий специальными знаниями, может прочитать очень многое по выражению человеческого лица. Впечатление, которое производит на нас другой человек, основывается на характерных особенностях его жизни, которые отразились на его лице.
Мирза-Шафи говорит:
Каждое человеческое лицо
скрывает свою историю,
свою ненависть и любовь,
они отчетливо написаны на нем.
Его внутренняя суть
выходит на свет —
но не каждый может, прочитав ее,
понять.
Но это не вполне справедливо. Однако если вместо «каждое человеческое лицо» сказать «многие человеческие лица», то исследователь вполне может согласиться с поэтом.
Этот язык человеческого лица в общем-то у всех народов одинаков — это общемировой язык. Даже если кто-то и не понимает чужого языка, из говорящих черт лиц представителей этого народа он многое может узнать о внутренних переживаниях его представителей, если, конечно, он в состоянии истолковать их правильно. Для большинства людей — это вопрос чувства и опыта. У людей, например, переживших тяжелые, печальные переживания уголки рта всегда опущены вниз. И, наоборот, у радостных натур они обычно подняты чуть вверх. По направлению уголков рта тотчас можно определить, относится ли человек к серьезным или, скорее, веселым и радостным натурам. В приведенном примере все ясно. Однако на большинство вопросов, которые ставит физиогномика, не так-то легко ответить, и поэтому у нас до сих пор нет научной физиогномики. И хотя я пытаюсь заложить основы физиогномики такого рода, я отчетливо представляю себе трудности, связанные с этими исследованиями.
В основном форма лица определяется суммой наследственных признаков: расой, семьей, конституцией, характером, темпераментом. Но опыт и переживания, окружение, профессия, язык и болезни проявляются через новые линии черт лица, создают новые формы. Эти новые черты появляются в результате работы лицевых мышц. Многие мышцы, например, мышца смеха, risorius, напрягаются лишь при веселом и радостном настроении. Они вытягивают углы рта вверх и вовне, и если это происходит часто, такое положение закрепляется. По этому признаку даже в преклонном возрасте можно узнать радостную и веселую натуру. Противоположным образом действует мышца страдания, т. triangularis, которая вытягивает углы рта вниз и вовне. Если бы все остальные лицевые мышцы обладали бы столь же однозначным действием, научное основание физиогномики было бы очень простым. Однако многие мышцы сокращаются одинаково при различных, а подчас совершенно противоположных душевных состояниях, как, например, щечная мышца, т. buccinator, — при слезах и при смехе, при попытках овладеть собой и при озлобленности. Поэтому толкование тех морщин, которые возникают в результате действия m. buccinator, весьма осложняется.
Далее, значительную сложность составляет разграничение наследственно обусловленных черт от изменений, возникших в течение жизни. Особенно это относится к воздействию характера и темперамента. Характер и темперамент изначально принадлежат к наследственно обусловленным признакам. Многие считают, что в течение жизни они вообще не меняются. Другие же исследователи считают изменение характера и темперамента возможным. Я придерживаюсь именно этого мнения. Особенное впечатление произвели на меня два опыта с одним старым служащим, жизненный путь которого был хорошо мне известен.
Его отец был вздорным человеком и поэтому существенно портил свою семейную жизнь. Сын унаследовал этот буйный темперамент своего отца. Однако в возрасте одиннадцати лет он убедился, насколько вздорный характер отца приносит несчастье всей семье и ему самому, и в результате принял решение всегда подавлять в себе появляющийся и нарастающий гнев. К двадцати годам он сумел стать человеком, хорошо владеющим собой, каким и оставался до преклонного возраста.
