Данный сборник статей также иллюстрирует другой принцип, положенный в основу настоящего собрания сочинений. Снова и снова Юнг сталкивался с интересом широкой публики к психоанализу, а позже – и к аналитической психологии. Именно поэтому редакция сочла возможным публиковать вместе сугубо научные труды и научно-популярные статьи.
Работа над томом IV была глубоко омрачена двойной тяжелой утратой: вечером 5 июня 1949 года скончался от сердечного приступа издатель собрания сочинений Альберт Рашер, проводивший отпуск в Южной Италии, а утром следующего дня испытал внезапное недомогание редактор ПСС, доктор Франц Риклин, которому даже пришлось покинуть торжества в память восьмой годовщины со дня смерти К. Г. Юнга. 1 августа доктор Риклин оставил сей мир, тоже от сердечного приступа. Вышло так, что все три первоначальных редактора собраний сочинений Юнга, Марианна Нихус-Юнг, Лена Гурвиц-Айснер и доктор Франц Риклин, а также издатель Альберт Рашер, с именем которого неразрывно связана публикация работ Юнга, не дожили до завершения издания. Сотрудники издательства сердечно благодарят переводчика статей III, XI и XIII, написанных автором на английском и французском языках, Клауса Тиле-Дорманна, а также составителей указателя Мари-Луизу Аттенхофер и Йоста Хорни, и заверяют, что продолжат работу над собранием сочинений в согласии с заповедями ушедших.
I
Теория истерии Зигмунда Фрейда: ответ Ашаффенбургу[1]
«Die Hysterielehre Freuds: Eine Erwiderung auf die Aschaffenburgsche Kritik», Münchener medizinische Wochenschrift (Мюнхен), LIII (1906).
[1] Если я пытаюсь ответить на весьма сдержанную и осторожную критику теории истерии Фрейда, высказанную Ашаффенбургом[2],то делаю это исключительно ради того, чтобы вместе с ненужным не отвергнуть и нужное. Ашаффенбург, разумеется, не утверждает, что вклад в психологию Фрейда сводится к его теории истерии. Тем не менее в медицинских кругах (включая психиатров) Фрейда в основном знают по исследованиям истерии, а потому враждебная критика в адрес этой теории вполне может бросить тень на другие его научные достижения. С самого начала хочу отметить, что мой ответ адресован не лично Ашаффенбургу, но всему направлению научной мысли, взгляды и стремления которого нашли красноречивое выражение в его недавней лекции.
[2] Критические замечания Ашаффенбурга ограничены исключительно той ролью, которую сексуальность, согласно Фрейду, играет в формировании психоневрозов. Сказанное им, следовательно, не относится к более широкому спектру психологии Фрейда, то есть к психологии сновидений, шуток и нарушений обычного мышления, вызванных чувственно окрашенными констелляциями. Оно касается только психологии сексуальности, детерминант истерических симптомов и методов психоанализа[3]. Уникальные достижения Фрейда во всех этих областях не подлежат сомнению; оспаривать их рискнет лишь тот, кто не дал себе труда проверить рассуждения Фрейда экспериментально. Хотя я употребил слово «достижения», это не означает, что я безоговорочно подписываюсь под всеми теоремами Фрейда. Впрочем, ставить неординарные вопросы – заслуга сама по себе, и зачастую немалая. В этом смысле достижения Фрейда не под силу опровергнуть даже самым убежденным его противникам.
[3] Дабы не быть излишне многословным, я оставлю в стороне все те моменты, которые не затрагивает критика Ашаффенбурга, и ограничусь теми, к которым она имеет непосредственное отношение.
[4] Фрейд полагает, что корень большинства психоневрозов кроется в психосексуальной травме. Это утверждение – чушь?
[5] Ашаффенбург придерживается общепринятого мнения, что истерия – это психогенное заболевание. Следовательно, она уходит своими корнями в психику. Было бы излишним указывать на то, что сексуальность есть неотъемлемый компонент психики – компонент, о значении которого мы не можем составить абсолютно никакого представления, учитывая нынешнее неудовлетворительное состояние эмпирической психологии. Единственное, что не вызывает сомнений, так это вездесущность сексуальности. Существует ли какой-либо другой психический фактор, какое-либо другое базовое влечение, кроме голода и его производных, которое играет столь же важную роль в человеческой психологии? Я не могу назвать ни одного. Разумеется, такой большой и весомый компонент психики должен порождать столь же большое количество эмоциональных конфликтов и аффективных расстройств. В реальной жизни во всяком случае мы не находим никаких доказательств противоположного. Таким образом, точка зрения Фрейда, согласно которой в основе истерии лежат психосексуальные конфликты, на первый взгляд представляется весьма правдоподобной.
[6] Далее, Фрейд утверждает, что все случаи истерии сводятся к сексуальности. Что можно сказать по этому поводу?
[7] Фрейд не исследовал все существующие типы истерии. Если так, его суждение подлежит общему ограничению, применимому к эмпирическим аксиомам. Он, несомненно, нашел подтверждение своих взглядов в случаях, которые ему довелось наблюдать, однако они составляют бесконечно малую долю всех случаев истерии. Можно даже предположить, что существует несколько форм истерии, с которыми Фрейд до сих пор не сталкивался. Наконец, не исключено, что материал, констеллированный в работах Фрейда, приобрел несколько однобокий характер.
[8] С разрешения автора мы можем, следовательно, слегка подправить его утверждение: бесконечно большое количество случаев истерии проистекает из сексуальных источников.
[9] Кто-нибудь доказал, что это не так? Под «доказательством» я, естественно, подразумеваю применение психаналитических методов Фрейда, а не просто тщательное обследование пациента с последующим заявлением, что ничего сексуального найти не удалось. Все подобные «доказательства», разумеется, заведомо непригодны. В противном случае мы были бы вынуждены признать, что человек, разглядывающий бактериальную культуру сквозь увеличительное стекло и утверждающий, что никаких бактерий в ней нет, абсолютно прав. С точки зрения логики применение психаналитических методов есть условие sine qua non[4].
[10] Ашаффенбург настаивает, что истерия сугубо травматического происхождения не содержит в себе ничего сексуального и восходит к другим, четко определенным травмам. Данное возражение кажется мне вполне обоснованным. Однако границы травматической истерии, как показывает пример Ашаффенбурга (падение цветочного горшка, за которым следует афония), очень широки. Такой подход заставляет нас отнести к категории «травматической» истерии бесчисленное множество случаев: только представьте, как часто легкий испуг вызывает новый симптом! Неужели Ашаффенбург допускает, что некто окажется столь наивным, что станет искать причину симптома в столь незначительном аффекте? Едва ли. Очевидный вывод состоит в том, что пациентка страдала истерией задолго до этого инцидента. Когда, например, у девочки, которая идет по улице и слышит внезапный выстрел, развивается абазия, мы можем смело предполагать, что это стало просто последней каплей, переполнившей сосуд. Чтобы правильно интерпретировать первопричину расстройства, не требуется особых интеллектуальных усилий. Стало быть, эти и множество других подобных случаев отнюдь не доказывают неправоту Фрейда.
[11] Совсем иначе обстоит дело в случае физических травм и истерий по поводу страховых выплат. Здесь травма и перспектива получения денег совпадают; в такой эмоциональной ситуации весьма вероятно возникновение определенной формы истерии. Вполне возможно, что воззрения Фрейда в этих случаях неприменимы. В отсутствии иных наблюдений, я склоняюсь именно к такому мнению. Впрочем, если мы претендуем на абсолютную беспристрастность и абсолютную научность, мы, конечно, сперва должны показать, что почва для истерии в самом деле не была подготовлена некой сексуальной констелляцией, то есть что в ходе анализа ничего подобного не обнаруживается. Так, утверждение о травматической природе истерии в лучшем случае доказывает только то, что не все проявления истерии имеют сексуальное происхождение. Последнее, однако, не противоречит основному постулату Фрейда, модифицированному выше.
