[12] Опровергнуть его можно лишь посредством психаналитических методов. Тот, кто их не применяет, никогда не докажет несостоятельность теории Фрейда. Только те методы, которые предложил он, позволяют доказать, что в истерии могут присутствовать другие факторы, помимо сексуальных, или что эти методы совершенно не подходят для выявления интимного психического материала.
[13] При таких условиях может ли Ашаффенбург обосновать свою критику?
[14] Мы часто слышим об «экспериментах» и «наблюдениях», но ничто не свидетельствует о том, что наш критик сам использовал эти методы, а главное – применял их более или менее уверенно. Он приводит ряд – надо признать – воистину ошеломляющих примеров фрейдистской интерпретации, которые не могут не поставить в тупик новичка. Он сам указывает на неадекватность цитат, вырванных из контекста; полагаю, будет не лишним еще раз подчеркнуть, что в психологии контекст – это все. Фрейдистские интерпретации суть результат бесчисленных наблюдений и умозаключений. Если вы представите такие результаты обнаженными, лишенными их психологических предпосылок, никто, естественно, не сможет их понять.
[15] Когда Ашаффенбург говорит, что эти интерпретации произвольны, и утверждает, что возможны другие интерпретации или что обсуждаемые факты ничем не подкреплены, он волен доказать на своем собственном материале, что те или иные феномены допускают совершенно иные толкования. Тогда все сразу станет ясно, и все поблагодарят его за помощь в разрешении столь важного вопроса. То же самое относится к проблеме «забывания» и другим симптоматическим действиям, которые Ашаффенбург переносит в сферу мистицизма. Эти явления чрезвычайно распространены; мы сталкиваемся с ними практически ежедневно. Если так, критику не составит труда показать на конкретных примерах, каковы истинные причины этих явлений. Ассоциативный эксперимент снабдит его любым количеством материала. Опять-таки, это конструктивная работа, достойная всяческой благодарности.
[16] Как только Ашаффенбург удовлетворит этим требованиям, то есть опубликует психаналитические исследования с совершенно иными результатами, мы примем его критику и вернемся к обсуждению теории Фрейда. Пока же этого не произошло, я полагаю его возражения безосновательными.
[17] Ашаффенбург утверждает, что психаналитический метод представляет собой самовнушение как со стороны врача, так и со стороны пациента.
[18] Помимо того, что критик обязан продемонстрировать свое доскональное знание метода, он должен предоставить убедительные доказательства, что метод построен на самовнушении. Такими доказательствами мы пока не располагаем. В более ранних работах[5] я уже указывал, что разработанный мной ассоциативный эксперимент дает в целом аналогичные результаты и что психанализ по сути ничем не отличается от ассоциативного эксперимента. Об этом же в своей критике говорит и сам Ашаффенбург. Его утверждение, будто эксперимент использовался мной только в одном случае, ошибочно; я применял его в ходе анализа многих пациентов, о чем свидетельствуют мои собственные работы и недавние работы Риклина[6]. Ашаффенбург может в любое время проверить мои утверждения и утверждения Фрейда, раз уж они совпадают с моими собственными, опытным путем и, таким образом, получить более или менее адекватное представление об основах психанализа.
[19] О том, что мои эксперименты не имеют ничего общего с самовнушением, говорит сам факт их использования в экспериментальной диагностике фактов. Ассоциативный эксперимент, и без того сложный, безусловно, весьма далек от полноценного психанализа. Однако путем тщательного изучения ассоциативного эксперимента – в развитие которого существенный вклад внес сам Ашаффенбург – можно сделать выводы, важные для последующего анализа. (Во всяком случае, так было со мной.) Только завершив это напряженное и трудное обучение, критик будет вправе приступить к исследованию теории Фрейда на предмет признаков самовнушения. В этом случае он не только сможет более сочувственно отнестись к несколько аподиктической манере изложения Фрейда, но и понять, насколько трудно описывать все эти тонкие психологические материи. Письменное изложение никогда не сможет воспроизвести сущность психанализа даже приблизительно, не говоря уже о том, чтобы воспроизвести ее таким образом, чтобы немедленно развеять все сомнения читателя. Когда я впервые взялся за труды Фрейда, со мной произошло то же, что и со всеми остальными: я усыпал страницы вопросительными знаками. Аналогичная участь ждет всякого, кто впервые берется за отчет о моих ассоциативных экспериментах. К счастью, однако, любой желающий может повторить их и испытать на себе то, во что не верил прежде. К сожалению, это не относится к психанализу, ибо он предполагает необычную комбинацию специализированных знаний и психологических процедур, которыми не все владеют, но которые могут быть в определенной степени освоены.
[20] Поскольку мы не знаем, обладает ли Ашаффенбург таким практическим опытом, к обвинению в самовнушении, равно как и к обвинению в произвольности интерпретаций, нельзя отнестись сколько-нибудь серьезно.
[21] Ашаффенбург полагает, что исследование сексуальных идей пациента во многих случаях аморально.
[22] Это очень деликатный вопрос, ибо всякий раз, когда мораль смешивается с наукой, мы можем лишь противопоставить одно убеждение другому. Если посмотреть на проблему с утилитарной точки зрения, необходимо спросить себя: половое просвещение вредно при любых обстоятельствах или нет? На этот вопрос нельзя дать общий ответ, поскольку можно привести столько же примеров «за», сколько и «против». Все зависит от человека. Одни люди могут воспринять определенные истины, другие – нет. Каждый опытный психолог обязательно учтет этот факт. Любая жесткая формула здесь неприменима. Помимо того обстоятельства, что есть много пациентов, которым сексуальное просвещение не причиняет ни малейшего вреда, немало и тех, кто затрагивает эту тему по собственному желанию, без всякого давления со стороны аналитика. Наконец, бывают пациенты (и таких у меня было несколько), к которым никак нельзя подступиться, предварительно не подвергнув их сексуальные обстоятельства тщательному рассмотрению. По моему опыту, это приводит к весьма неплохим результатам. Посему мне кажется несомненным, что во многих случаях обсуждение сексуальных вопросов не только не вредит, но и идет во благо. С другой стороны, я без колебаний признаю, что в некоторых случаях сексуальное просвещение приносит больше вреда, чем пользы. Решение, с какими пациентами лучше воздержаться от обсуждения сексуальных вопросов, следует оставить на усмотрение аналитика. На этом, я полагаю, проблему морали можно считать разрешенной. «Высшие» нравственные соображения зачастую проистекают из вопиющего схематизма, а потому их применение на практике должно показаться неуместным с самого начала.
[23] Что касается терапевтического эффекта психанализа, то научная корректность теории истерии или аналитического метода не зависит от того, каким будет терапевтический результат. В настоящее время лично я убежден, что психанализ Фрейда является одним из нескольких возможных методов лечения и что в некоторых случаях он позволяет достичь большего, чем другие.
[24] Относительно научных открытий психанализа я могу сказать следующее: никого не должны отпугивать кажущиеся гнусности и сенсационные цитаты. Как и любой человек, Фрейд, вероятно, склонен ошибаться, однако это никоим образом не исключает возможности того, что истина скрыта в грубой оболочке, о значении которой в настоящее время мы не можем сформировать никакого адекватного представления. Великие истины редко достаются нам без фантастических оберток. Достаточно вспомнить о Кеплере и Ньютоне!
[25] В заключение я хотел бы предостеречь против позиции Шпильмайера[7], заслуживающей самого сурового осуждения. Когда некто провозглашает ненаучной не только теорию, экспериментальные основы которой он даже не исследовал, но и тех, кто взял на себя труд ее проверить, свобода научных исследований оказывается под угрозой. Неважно, ошибается Фрейд или нет, он имеет право быть услышанным. Справедливость требует, чтобы утверждения Фрейда были проверены. Но отвергнуть их без всяких на то оснований, а затем предать забвению – ниже достоинства беспристрастного и непредвзятого ученого.
