Дэнни Кей. Дэнни Кей… ну, это Дэнни Кей, вот и всё. Мы с ним отлично поладили, ведь мы оба из Бруклина. Дэнни нельзя не полюбить, подобно множеству артистов, которые своей славой в большой степени обязаны своей искренности. В повседневной жизни Дэнни Кей точно такой же, как на сцене и на экране.
Однажды, когда он был гостем моей радиопередачи, нам позвонила женщина из Толедо и сказала ему:
— Я в жизни не представляла, что смогу с вами поговорить. Я не хочу задавать вам вопросов, а хочу вам кое-что рассказать. Вас любил мой сын. Он хотел быть похожим на вас. Он во всем подражал вам, вы для него были центром вселенной. — И тут она нас огорошила: — Его убили в Корее, когда ему было девятнадцать лет. Во время этой войны он служил на флоте. Мне прислали его личные вещи, в том числе и вашу фотографию — это была единственная фотография, которую он держал в своем рундуке. Я вставила эту фотографию в рамку вместе с его последней фотографией и уже тридцать лет каждый день вытираю с них пыль. Мне казалось, вам будет интересно это узнать.
Дэнни, сидя в студии, плакал, я тоже. Наша слушательница тоже плакала. Потом Дэнни спросил:
— У вашего сына была любимая песня? Она ответила:
— Да, «Дина».
И Дэнни спел одну из своих самых знаменитых песен для этой матери жертвы корейской войны — безо всякого аккомпанемента, даже без рояля, и сквозь слезы.
Это была одна из самых прекрасных минут, которые мне довелось пережить в эфире, именно потому что она была так человечна. И произошло это благодаря Дэнни, его открытости — в данном случае не стремлении говорить о себе, а желании сочувствовать другому и искренне проявлять свои эмоции, к чему многие люди иногда бывают не готовы.
Розанна Арнольд. Розанна нравится мне как личность, и в то же время мне ее жалко. Она беспокойная женщина. Но она очень многогранный человек с разносторонними интересами и преуспела не только в качестве комической актрисы, но и как предприниматель, который владеет и управляет двумя телепередачами и несколькими компаниями.
Мне нравится интервьюировать Розанну. Она, безусловно, знает свой предмет, всем известно, как страстно она относится к своей работе, у нее отличное чувство юмора, которое она не прочь обратить и против себя, и, разумеется, бойцовские качества.
Во время своего последнего выступления в передаче «Ларри Кинг в прямом эфире» она допустила грубую ошибку, которая меня удивила, поскольку она опытный телевизионщик. Она была чересчур накрашена и плохо шла на визуальный контакт: все время отворачивалась от меня и камеры. Выше я уже говорил о важности визуального контакта. На телевидении он не менее важен, чем в беседе с глазу на глаз. Телезрители посмеются над излишним количеством макияжа или просто не обратят на него внимания, но нежелание смотреть в глаза собеседнику и в камеру, в особенности если речь идет о такой неоднозначной фигуре, как Розанна, создает у зрителей впечатление, что гостья студии что-то скрывает или у нее есть причины избегать взгляда ведущего и объектива камеры.
Порой люди, которые, казалось бы, должны быть интересными и у которых есть что рассказать, оказываются плохими или посредственными гостями. У них также есть чему поучиться, даже если вы не предполагаете, что вас когда-либо будут интервьюировать в телевизионном ток-шоу. Человек, который все время «бренчит на одной ноте», будь то политическая, эмоциональная или философская, — это плохой собеседник.
Анита Брайант[30] могла бы быть и лучшим гостем, чем оказалась. По-моему, раньше она была отличным собеседником, но к тому времени, когда я пригласил ее на свое ток-шоу, все ее мысли были заняты религией. Само собой разумеется, для нее это имеет большое личное значение. Однако «новообращенные» люди оказываются не слишком хорошими гостями ток-шоу, поскольку Бог и религия — это, кажется, единственный предмет, о котором они хотят говорить. Нужно немало потрудиться, чтобы вывести их за пределы этой единственной темы или заставить говорить о ней так, чтобы это было понятно другим.
Боб Хоуп разочаровал меня по другой причине. Хоуп одержим не какой-то одной темой, а каким-то одним стилем — он стремится на любой вопрос ответить каламбуром.
Как я уже говорил, в неформальной обстановке он так не поступает, но перед включенной камерой, кажется, считает себя обязанным играть. Боб отвечает на вопросы короткими фразами и слишком часто щеголяет афоризмами. Его невозможно заставить говорить на общие темы или о себе. Я пытался завести с ним беседу на театральные темы, которые могут быть интересны нашим телезрителям, но он предпочитает сыпать шуточками. Для комика это вполне естественно, но для хорошего интервью каламбуров мало.
Уильям Рашер — хороший гость, поскольку отвечает трем из четырех моих критериев, но он плохой гость, поскольку действует мне на нервы. Думаю, так же он действует и на наших зрителей, кроме тех, кто придерживается крайне правых взглядов. Раньше он был издателем The National Review, а сейчас твердолобый, догматичный публицист.
Те, кто родился в Бруклине, поймут меня, если я скажу, что Рашер меня «достает». «Достает» — это не глагол, особенно в Бруклине. Это слово означает, что личность того или иного человека действует на вас, как звук пальца, трущего мокрое стекло.
Крайне правые политические взгляды Рашера не являются причиной того, что он плохой гость ток-шоу. Немало открытых защитников правых взглядов в то же время отличные гости. Один из них — это Ньют Гингрич,[31] также можно упомянуть Пэта Бьюкенена[32] и Дэна Квейла.[33] Они разделяют многие взгляды Рашера, но готовы посмеяться, отреагировать на «подначку» и выслушать совершенно другое мнение зрителя, звонящего по телефону, или другого гостя.
Рашер не таков, и порой он способен на откровенную низость. Когда умер Ричард Никсон, Фил Маккомбс из The Washington Post процитировал высказывание Рашера: «Самое жесткое, что я сказал о Никсоне, — это что он не более виновен в том, что лишен каких-либо принципов, чем ребенок, мать которого принимала талидомид,[34] в том, что он родился без рук».
Сравните эту фразу с высказываниями тех, кто в политическом спектре стоит левее Рашера, а по значимости в политической жизни сравнимы с ним, например с Фрэнком Манкевичем, пресс-секретарем Бобби Кеннеди. Говоря о Никсоне, Манкевич сказал: «Я думал, его самооценка ниже, чем у любого другого преуспевающего американского политика. Это был Вилли Ломэн американской политики», имея в виду персонажа из «Смерти продавца», который жаловался, что его любят, но не очень. Это сбалансированный взгляд на Никсона, с которым согласятся миллионы американцев… Подобно большинству советников Джона и Роберта Кеннеди, в шестидесятых годах Манкевичу не раз приходилось сражаться со сторонниками Никсона и им самим не на жизнь, а на смерть. Отношения между этими двумя лагерями были очень напряженными, и все же Фрэнк не сказал, что на дух Никсона не переносит или что тот никчемный негодяй. Он дал спокойную, обоснованную оценку Никсона — человека и президента, с которой согласятся многие американцы, помнящие его эпоху.
Между тем комментарий Рашера говорит больше о Рашере, чем о Никсоне.
Но если меня спрашивают, кто наихудший из моих гостей, я отвечаю всегда однозначно — Роберт Мичем.
Как-то вечером он участвовал в моем телевизионном ток-шоу, и мне до сих пор не понять, почему он вел себя именно так. Мичем всегда играл роль «крутого», немногословного героя типа Джона Уэйна — правда, Мичем иногда был «плохим парнем» в черной шляпе, а Уэйн всегда носил белую. Но у них было и нечто общее. Оба выступали в амплуа «настоящего мужчины», скупого на слова, но деятельного. Однако то были их роли. В жизни они были не такие. А может, все-таки были?
Мне не доводилось интервьюировать Уэйна, но с Мичемом я говорил. Именно так — говорил только я. До сих пор не знаю, разыгрывал он меня или просто был не в настроении и не хотел приходить тем вечером в студию, а может быть, он плохо поужинал или еще что-нибудь.
Как бы то ни было, он не ответил по-настоящему ни на один мой вопрос. Вот, например:
— Вам нравилось сниматься в фильме Джона Хьюстона?
— Нормальный режиссер.
— А есть ли разница между съемками у Джона Хьюстона и у какого-нибудь Джона Смита?
— Нет. Пожалуй, нет.
На следующие несколько вопросов он отвечал также односложно: что бы я ни спрашивал, на всё только «да», «нет», «пожалуй».
Я спросил его о Роберте де Ниро, одном из самых знаменитых актеров нашего времени.
— Я с ним не знаком.
Этот ответ меня шокировал и разочаровал. Разочарован я был прежде всего из-за телезрителей, поскольку Мичем теперь народный герой, почти культовая фигура. И за себя. Когда я с Герби Коэном и другими друзьями — например, Дэви Фридом, Ху-Ха и Беном Трусишкой — по субботам ходил на детские утренники в театр Бенсона, Мичем был нашим кумиром. Видеть, как он заползает в дыру и действует так, будто не хочет иметь ничего общего ни с кем из людей, было для меня настоящим нокаутом, не говоря уже о зрителях.
