— А какой помощи? Здесь надо самой разбираться. Я спрашиваю: «Кто извне показывает тебе о наличии у тебя этой части?»
— Мне кажется, себя достаточно жестко Люда ведет, я все это вижу. И я испугалась вчера Лену, когда она Аню спросила, готова ли она. Она так спросила, что я не знала, что она сейчас сделает.
— И каждый подумал о своем. Один — что сейчас она ее ударит, другой — что заставит сказать что-то страшное. Каждый подумал о том, чего боится именно он.
— Потом, у меня очень жесткий муж, собственно говоря, я вышла за него замуж, потому что это был единственный мужчина из моего окружения, которого я не сломала. Сейчас я просто пытаюсь наблюдать и вижу, что многие ситуации решаю насилием. Я это вуалирую, надеваю маску интеллигентности, но при этом насилие не перестает быть насилием. У меня даже любовь с насилием. «Вот на тебе мою любовь, зараза! Смотри, какая у меня любовь, на тебе мою любовь!»
— Как в твоей жизни проявляется то, чего ты так боишься? Чикатило как проявляется?
— Со мной лично ничего плохого не происходило.
— Что ты лично делаешь по отношению к другим, что можно сравнить с этим.
— Провал в памяти.
— Ум попал в тупик: «Ничего такого мы не делаем». Рассказывай.
— Я заставляю, фактически совершаю насилие.
— Ты заставляешь себя любить. Он тоже заставлял себя любить таким образом. Он мог любить только того, кого убьет. Он делал это из своего понимания любви. Как ты это делаешь? Тебе надо убить, и тогда ты будешь любить труп?
— Не пробовала.
— Убить-то можно не только физически. Ты сама сказала, что вышла замуж потому, что это единственный мужчина, которого ты еще не сломала. Значит, остальных ты ломала. Как?
— Я разными способами подавляла их волю. Когда они начинали делать все, что я хочу, они переставали меня интересовать. То есть я заставляла их выполнить свою волю, и после этого они мне становились не нужны.
— Что делает убийца? То же самое. Он убивает жертву, а дальше она ему уже не интересна. Но он их любит, собирает фотографии и так далее. Видеть ясно — это значит начать видеть то, что вам кажется в себе ужасным.
— Чем искуснее мы это делаем, тем больше мы боимся этого вовне.
— У тебя это происходит с мужчинами или с женщинами?
— Ступор. Не знаю. Я вообще, наверное, милитаристка в отношениях. Я всех подавляю и всегда доминирую, несмотря на возраст, рост, вес. «Посмотрите, ребята, я здесь главная!» С женщинами, мужчинами, но приятно с людьми вдвое старше себя ставить себя главной. Да, я это делаю.
— А как? Как с мужчиной, например? Как можно над ним доминировать? Над каким мужчиной здесь можно доминировать?
— Если честно, то я не рассматривала.
— Посмотри.
— Сан Саныч не мужчина, что ли?
— Мужчина, но я думаю, что это сложно.
— А как ты можешь доминировать надо мной?
— Нужно перевести в личностные отношения, и тогда я начну пробовать разные способы, и в зависимости от того, как это работает, найду слабое место, использую его и придавлю.
— Какое у меня слабое место?
— Сложно сказать. Не знаю.
— Видите, мы творим и не знаем, что творим. Ничего сказать не можем.
— Мне приходится усиленно рыться и вспоминать.
— То есть делается это изощренно, очень искусно — и при этом никакого понимания. Это делается подсознательно, но очень четко. Увидеть, как ты это делаешь, значит восстановить свою память. То есть все эпизоды, связанные с той частью себя, которая является врагом для сознательной части, полностью убираются. Их просто нет.
— Как я добиваюсь того, чего хочу? На самом деле я просто пру как трактор. Лес, поле, даже будь сзади выжженная полоса, если у меня есть цель, я к ней попру.
— Как с мужчиной это можно делать? Тут же надо учитывать особенности.
— Любимый способ — заставить хитростью сделать так, как я сказала.
— А как можно заставить? Он говорит: «Нет». Значит, надо его напугать. Это идет на страхе. Значит, надо нажать на что-то. Или кнутом, или пряником. Или лишить чего-то, чего он очень хочет, или дать.
— Я сейчас не могу вспомнить те педали, на которые я нажимаю. В игру «Я с тобой разойдусь» я стала играть совсем недавно. И то мы по большому счету ее уже исчерпали, причем достаточно быстро, а во что играли до этого я даже не могу вспомнить. Вслух, наверное, это не произносилось, но всегда было внутреннее манипулирование тем, что он живет в моей квартире. Это всегда тонко, мимолетом подчеркивалось.
— Значит, нужно иметь дело с человеком, на которого можно действовать способом, который у тебя уже выработан. Но это опять делается подсознательно. Такой человек находится, но он уже изначально на крючке и поэтому ему не надо много об этом говорить, потому что он уже такой. А как непросто это увидеть, да?
Сыграем в жертву и насильника?
— Я сейчас вспоминаю свою начальницу, которая, как мне казалось, противоположна мне: чопорная, стерва, жесткая, сухая, бесчувственная, закрытая и при этом еще никакая. Я увидела это и то, насколько я себе этого не разрешаю. Я здесь увидела у женщины злой взгляд и вспомнила, что сестра последнее время проявляет ко мне постоянную жестокость. Я кровать не постелила — она орет: «Иди стелить постель!» — «Ну, подожди пять минут, я поем»
— «Нет, иди, стели сейчас эту постель, я больше не могу!» — «Алечка, ну как ты можешь быть такой жестокой? Еще пять минуточек подожди!» — «Я сказала — все!» А я думаю: «Я молодец, сдержалась, у меня даже не было позыва ответить ей ничего злого». А сейчас я смотрю, во мне так много злого и я так боюсь злобно смотреть на человека.
— Заставь сейчас кого-нибудь здесь сделать что-то также злобно, как сестра тебя заставляет стелить постель.
— Хорошо. Я могу. «Вот ты, принеси эту бутылку мне сейчас! Ты вот эту бутылку мне сейчас дала быстро. Что ты смеешься? Быстро мне бутылку сюда. Ты что, не понимаешь, что я сказала? Принеси сейчас же мне бутылку, я хочу пить! На тебя что, вообще не действует то, что я сейчас говорю?!»
— Я в своем собственном состоянии. Я даже не могла отреагировать на тебя — меня разбирает смех.
— Ты принеси бутылку, а потом сиди в своем состоянии.
— Не работает.
— Как это «не работает»? Ты же вымогаешь.
— Она уже слезами уливается. Она защищает смехом свою боль.
— Бутылку мне принесла!
— Неси бутылку, а то хуже будет!
— Может помочь тебе? Принеси бутылку, в конце концов! Потом сядешь, я от тебя просто отстану, тебе же будет проще. Ты бутылку не несешь почему? Я не шучу…Мне нужна бутылка! Слышишь, ну давай же бутылку!
— Я должна реагировать или нет? Я не знаю.
— Ты все время смотришь — должна ты или не должна. Принеси бутылку, и все!
— Она же убьет тебя.
— Убить я и сама могу.
— По тебе не видно, скажу честно.
— Я маскируюсь.
— Сложно принести бутылку, что ли?
— Нет, но я просто не терплю, когда меня заставляют.
— Поэтому она к тебе и привязалась. Так ты войди в эту роль, прими ее, потому что эта роль — тебе враг. А ты сыграй ее. Смотри, ты не можешь это сделать. Она не могла перейти в эту роль, а ты не можешь перейти в другую. Так ты исполни эту роль — прими ее как друга.
— Какую роль?
— Какую я тебе предлагаю. Возьми бутылку и дай ее мне. Прими эту роль! Прими то, что я тебе сейчас приказываю!
— Она требует, приказывает тебе принести бутылку. Тебе трудно принять эту роль, а ты прими ее.
— Униженно подойди, униженно возьми эту бутылку, и как раб принеси ее сюда к моим ногам. Дай мне бутылку… Ну?!
— Не будет тебе духовного развития, если ты не можешь разотождествиться со свой привычной ролью.
— Ты опять сейчас вся правильная. Давай бутылку-то!
— Не укрепляй эту роль еще больше!
— Подними жопу свою уже, встань! Тебе же не смешно. Вставай, бутылку неси мне!
— Мне действительно смешно.
— Чтобы войти в эту роль, надо выйди из той, с которой ты отождествилась.
— Я сейчас не в состоянии перейти в другую роль.
— Надо не говорить, а просто встать и сделать это.
— Не на пол ее ставь, а дай мне ее сюда!
— Ты делай, что она требует, и отслеживай свое состояние. Сделай буквально то, что она требует.
— На коленях поползла теперь до этого стула.
— Войди в роль и прочувствуй.
— Встань на коленки.
— Да глупо это!
— Так будь глупой и прочувствуй это состояние!
— Это для меня неестественно.
