Разводы совершаются теперь все чаще не только в первом браке, но и во втором, третьем, четвертом. И тогда накапливается калейдоскоп биологических отцов, отчимов, опекунов, приемных отцов, а сегодня, когда все больше смешиваются мужские и женские роли, появляются новые комбинации отчимов и мачех или возникают ситуации, когда гомосексуальный партнер может играть роль и матери, и отца. Вопрос о том, что происходит, находится все еще в процессе исследования, но по этому поводу ведутся многообразные и бурные теоретические дискуссии.
Если принять мое предположение, что патология брака за последние сорок — пятьдесят лет связана со следующей бредовой фантазией: в браке два «Я» становятся одним существом и растворяются в «Мы» — можно представить, что это привело к сильному подавлению индивидуальных потребностей. Часто муж и жена исполняли функции отца и матери, так и не став личностями. Когда испарилось религиозное ощущение святости брака и появилось стремление к индивидуации, развод стал способом вырваться из цепей такого рабства, где двое отказываются от своего лица и становятся никем ради того, чтобы стать частицами симбиотического союза под названием брак.
Когда бредовая идея о святости брака потеряла силу, антитезой рабству брака стала независимая жизнь в одиночестве. Брак разрушался, когда муж или жена уходили, или один из них совершал самоубийство, или они продолжали жить — спина к спине, пребывая в глубокой и тщательно спрятанной горечи. Когда все увидели, что такой род изоляции социально и культурно приемлем, людям стало легче решать вопрос индивидуации посредством развода. К сожалению, последствия рабства мужа или жены не исчезали. То, что супруги вложили друг в друга, нельзя забрать назад, а способность вложить себя в новое отношение отравлены подозрением и паранойяльными чувствами ко всякому браку как таковому. Попытка решить эту проблему, ведя совместную жизнь с кем-то без обязательств — что превращается в сексуальную игру без настоящей близости, — удовлетворяла только частично. И, к сожалению, когда, стремясь к полнейшему удовлетворению, такой союз заканчивался браком, тогда исчезала иллюзия свободы, существовавшая многие годы, пока они были любовниками.
В сущности, можно сказать, что в нашей культуре мы перешли от бредовой идеи святости «Мы» к бредовой идее святости «Я». На са-мом деле человек очень долго должен учиться тому, как стать частью «Мы», не разрушая самого себя. Сначала ты учишься любить себя, потом — похожего на тебя человека, и лишь после появляются смелость любить непохожего, желание быть ранимым, стремление бороться за то, чтобы быть самим собой и одновременно — вместе с другим. Тогда брак становится не взаимным усыновлением, превращающим двух 16-летних в одного 32-летнего, но настоящим процессом создания команды — докторской степенью в области человеческих взаимоотношений, предполагающих все более полную обращенность к другому с тем, чтобы все полнее выражать самого себя. Как говорит Мартин Бубер, полное выражение своего «Я» возможно только в свободных взаимоотношениях с другим. Давая обещание не покидать по-ле этой битвы, человек находит в себе все больше сил и все больше становится сам собой. Так, диалектическим образом, я больше становлюсь тем, кто «Я» есть, когда больше вхожу в то единство, которое есть «Мы».
Инфраструктура семьи: город и колесо
Понять семью — все равно что попытаться понять и описать словами город. На вид город — вещь простая и обозримая. Одни дома выше, другие ниже, одни старые, другие новые, есть дома с совершенно прямыми линиями, дома уникально построенные, необычные, бывают дома явно заброшенные. Можно войти вовнутрь и осмотреть интерьер: запертые двери, открытые двери, разбитые окна. Все вроде бы просто.
Но если вы поговорите со специалистом, вам откроется новая точка зрения на то, что такое город. Обычно это называют «инфраструктурой». Снаружи — улицы, тротуары, крышки люков, мосты, движение машин, особенности улиц. А под асфальтом, внутри, система канализации, развивавшаяся последние лет сто, нагроможденные друг под другом сооружения: системы циркуляции нечистот, ветви электрических кабелей разной степени сохранности, газопровод с его ответвлениями и ржавыми трубами, система водоснабжения и пожарные краны, сеть труб отопления. Проектирование, строительство и ремонт этих систем почти столь же сложны, как и архитектурные работы на поверхности. Есть подвалы и фундаменты, и подвалы под подвалами, уходящие на два-три этажа вниз, и надо думать о том, как снабдить их всем необходимым, надо думать и о строительстве фундаментов. Влияние всех этих инфраструктур огромно, хотя обычный человек их и не замечает.
Такая метафора приложима и к семье. Терапевт, встречаясь с семьей, может размышлять о ней как о бессознательном отдельного человека или целой культуры. Так же размышляет и специалист по инфраструктурам, приехавший в незнакомый город и пытающийся понять, как тот функционирует. Такая вещь, как пригород, тоже влияет на жизнь города, находясь за его пределами, но в состоянии постоянного взаимообмена. Такова же и социальная среда семьи — расширенная семья, сеть знакомств и отношений на работе влияют на семейную мифологию, передаваемую из поколения в поколение. Мифология состоит из бесконечного количества психосоциальных факторов, она включает в себя то, как семья справляется с болезнями, смертью, рождением, контактами с другой семьей, возникающими благодаря бра-ку, работе, географии (соседи); отношение семьи к ближайшим малым группам, к обществу, политике, к незнакомым; что делает семья со стрессом в его разнообразных видах, со стыдом, с секретами; как принимает решения; насколько выражена репрессия и каковы ее методы. Могут ли в семье свободно говорить на личные темы или их прячут, каково словесное общение — является ли оно средством выразить радость совместной жизни или чем-то священным (например, можно сравнить скупость словесного общения в культуре Новой Англии и увлечение словами в еврейской культуре); что представляет собой отношение семьи к вопросам религии и к деньгам.
Трудно говорить о структуре семьи, поскольку здесь сплетается множество разных факторов. Воспользуюсь еще одной метафорой. Представьте себе огромное колесо фургона. Одна семья, проходящая у меня терапию, сказала, что такая картинка — точное описание их союза. Ось, находящаяся в центре и связывающая колесо с фургоном, — это мать. Спицы между центром и периферией колеса — дети, отделяющие обод и шину, отца, от оси, но также и соединяющие их в одно триединое целое. Интересно поразмышлять дальше — о расширенной семье как двух- или четырехколесной повозке, которую можно назвать семейным сообществом или сообществом семей.
Эта метафора позволяет увидеть любопытные вещи. Поддержка, взаимосвязь, близость матери и детей, связь матери с расширенной семьей через эмоциональную, биологическую и психологическую близость — сильно отличаются от позиции шины (отца), связывающей семью с землей, с внешним миром. Такая картинка помогает понять, как под воздействием стресса семья разваливается. Одна из спиц выпадает, теряется или ломается, и все колесо становится неустойчивым. Когда выпали или поломаны несколько спиц, стабильности еще меньше. Но (продолжим эту метафору), если ось, шина и спицы соединены равномерно, колесо продолжает вращаться, и его части не превращаются в рабов своих взаимоотношений или взаимоотношений остальных частей и их динамики.
Запутанная сеть, которую мы плетем
Стоит попытаться лучше увидеть и понять взаимоотношения семьи и ее социальной среды (будь то среда друзей, соседей, производственные отношения). Такому пониманию мешает великая ложь о том, что «у нас одинаковый взгляд на мир». За этой ложью стоит тот факт, что семья вынуждена подчиняться культуре и законам, не говоря уже о страхе наказания и об искушении поднять восстание. Еще глубже лежит влияние семейного гипноза, давление общественного сознания, школы, работы, структуры языка, которому нас научили без нашего согласия, с его двумя уровнями вербального сообщения и невербального подкрепления. Там находится и тенденция отвергать или обеднять наше межличностное взаимодействие — когда мы даем и принимаем. В отношения семьи и окружающего ее общества вплетаются муки труда и террор требований общества, подчиняющего себе людей с помощью страха, что иначе они останутся в изоляции.
Люди пытаются справиться с этой путаницей с помощью псевдоадаптации к таким реальностям, как «мы» и «они» — приятная улыбка конформизма; заключение контрактов, которые потом тайно нарушаются или изменяются; одурманенность культом псевдогероев (спортсменов, гуру и спасителей); соблазн системы поощрений — денежных, политических, профессиональных.
