Может быть, у крыс все это замечательно работает, но как насчет людей? Есть ли какие-нибудь свидетельства того, что ранние переживания внедряются в человека на биологическом уровне и сохраняются в более позднем возрасте? Вскрытие тел самоубийц показывает, что у тех, кто в раннем возрасте подвергался насилию, экспрессия ГР в гиппокампе снижена по сравнению с теми, у кого не было подобной детской травмы. Особенно невероятным это открытие делает тот факт, что такая генетическая разница возникла у этих людей не в результате последних событий, приведших в конце концов к трагедии, а в результате событий детства, которые, собственно, и заставили эти гены замолчать.
Следует отметить, что не существует одного-единственного гена, отвечающего за реакцию на стресс, да и типов стресса множество, и действуют они на разных людей по-разному. В одном исследовании подростков, родители которых жаловались на стресс в период взросления детей, изучалось метилирование генов реакции на стресс-факторы среды. Эффект материнского стресса был заметен только в том случае, если этот стресс имел место, когда ребенок был младенцем. Отцы тоже давали метилирование генов, связанных со стрессом, но только если ребенок был в этот момент постарше, в дошкольном возрасте. Гораздо загадочнее то, что этот эффект ограничивался только девочками. Уже появлялись свидетельства того, что отсутствие отца сильнее сказывается на дочерях, чем на сыновьях, но это исследование дало, по сути, первые свидетельства того, что все дело здесь в эпигенетике.
16 октября 2006 г. Брэдли Уолдруп сидел в своем трейлере, пил и читал Библию. Он ждал свою бывшую жену, которая должна была привезти их четверых детей к отцу на уик-энд. Когда появилась Пенни со своим нынешним приятелем Лесли Брэдшоу, между мужчинами вспыхнула ссора, и Уолдруп впал в бешенство. Он восемь раз выстрелил в Брэдшоу, а затем погнался за бывшей женой и зарубил ее мачете. Это была одна из самых кровавых сцен, какие только доводилось видеть полицейским Теннесси. Но не этот факт выделяет сие ужасное преступление из числа других, помимо чистой жестокости: это был один из первых случаев, когда адвокату преступника удалось убедить суд в том, что Уолдрупа не следует приговаривать к высшей мере из-за генетического устройства обвиняемого. Адвокат утверждал, что Брэдли Уолдруп биологически предрасположен к крайней жестокости и насилию, потому что является носителем гена воина.
Этот ген открыл в Нидерландах в 1993 г. генетик Ханс Брюннер, к которому обратилась группа голландских женщин, встревоженных тем, что мужчины в их семье склонны к вспышкам ярости и к криминальной деятельности, включая поджог, попытку изнасилования и убийство.
Женщины хотели знать, нет ли тому какого-нибудь биологического объяснения. Брюннер быстро обнаружил, что все эти люди обладают вариантом моноаминоксидазы A, или геном МАО А, расположенным в X-хромосоме. В последующие годы появилось еще немало доказательств в поддержку связи между склонностью к агрессии и низкоактивной МАО А. Этот случай так и остался бы неопределенным «синдромом Брюннера», если бы не колумнист Энн Гиббонс, окрестившая этот ген «геном воина». Название, конечно, весьма эмоциональное, но неверное, поскольку это больше ленивый ген, не способный делать свою основную работу, которая состоит в гашении активности нейротрансмиттеров.
Вскоре после открытия гена воина ученые уже искали этот биологический маркер среди отбросов общества. Наибольшими шансами на его обладание были мужчины-бандиты, носившие ножи. В одном особенно зажигательном докладе, основанном на крохотной выборке мужчин, говорилось, что у маори — аборигенов Новой Зеландии, известных своим воинственным прошлым, — этот ген имеется. Неудивительно, что такая информация вызвала бурную реакцию общества.
Одна из проблем, связанных с подобными исследованиями, состоит в том, что их основой обычно служит собственноручно заполняемая анкета, а такие анкеты редко бывают точными. В одном весьма изобретательном исследовании проверялась связь между геном воина и агрессивным поведением: мужчинам предлагалось играть в онлайн-игру, где они могли назначать другому анонимному игроку наказание (тот должен был съесть острый соус чили). На самом деле они играли против компьютера, который был запрограммирован на то, чтобы всегда выигрывать, какие бы усилия ни прилагали мужчины-участники. Те, у кого ген МАО А был малоактивен, жаждали мщения и с гораздо большей частотой назначали наказание.
Ген воина можно связать с агрессивным поведением, но, как пишет автор научно-популярных книг Эд Йонг, «ген МАО А, конечно, может влиять на наше поведение, но это вовсе не кукловод». Конечно, можно попытаться объяснить агрессивное поведение таких людей, как Брэдли Уолдруп, геном воина, но проблема в том, что его носителем является примерно каждый третий мужчина европейского происхождения, а уровень преступности и конкретно убийств в этой категории населения не так высок. Почему же остальные обладатели этого гена не устраивают на улицах кровавую баню?
Ответ может дать эпигенетика. Гены действуют не в вакууме, а в определенной среде. Человек имеет максимальные шансы на развитие антисоциальности, если он является носителем малоактивного гена МАО А и пережил в детстве насилие. Исследователи проверили более 440 новозеландцев с низкоактивным геном МАО А и выяснили, что более чем у 80 % из них проявлялось антисоциальное поведение, но только в том случае, если в детстве они подвергались жестокому обращению. Только у двоих из десяти мужчин с одинаковой аномалией развивалось антисоциальное поведение, и только в том случае, если в детстве с ними плохо обращались. Лишь у двоих из десяти мужчин с одинаковой аномалией развилось антисоциальное поведение, если воспитывались дети в нормальных семьях, где редко прибегают к насилию. Это объясняет, почему не все жертвы дурного обращения начинают, повзрослев, издеваться над другими. Судя по всему, среда имеет решающее значение, когда речь идет о том, станут ли эти люди антисоциальными.
Что касается Брэдли Уолдрупа, стоило ли проявлять к нему снисходительность? Конечно, в детстве его обижали, но, вероятно, не больше, чем других мальчишек в том парке трейлеров в неблагополучном районе Теннесси. Скорее всего, примерно треть из них тоже является носителями гена. Во время преступления Уолдруп был пьян, а мы знаем, что алкоголь снижает способность человека сдерживать ярость и гнев, обусловленные лимбической системой. Но кто же должен отвечать за его действия?
Ясно одно: именно данные о гене воина убедили членов жюри признать Уолдрупа невиновным в убийстве, хотя очевидно, что они не до конца понимали природу взаимодействия гена со средой. После процесса казалось, что достаточно упомянуть присутствие гена воина и тяжелое детство, чтобы получилась хорошая защитная стратегия для суда. Однако на данные можно посмотреть и с другой стороны. Возможно, тех, кто генетически предрасположен к жестоким преступлениям, следует наказывать суровее, а не избавлять от наказания. Дело в том, что они, скорее всего, на этом не закончат и вернутся на скамью подсудимых, поэтому и средства сдерживания следует применять еще более жесткие. Ген воина и детство в обстановке насилия — факторы риска, делающие некоторых людей более склонными к агрессии, но, с другой стороны, заслуженное наказание — фактор, снижающий вероятность совершения преступления. Решения, которые мы принимаем в жизни, рождаются в результате совместного действия биологии, среды и случайных событий. Решать, что важнее, — задача общества в лице его законов и полиции, но было бы неверно считать, что на эти вопросы есть простые ответы.
Конечно, это банальность, но мы часто представляем себе жизнь как путешествие по дороге с множеством развилок и поворотов. Просто задумайтесь, где вы находитесь сегодня и как туда попали. Знали ли вы десять лет назад, что окажетесь в этом месте? Хотя некоторые вещи в жизни неизменны (смерть и налоги), а некоторые весьма вероятны, многие события в ней непредсказуемы. А некоторые надолго оставляют след.
Процесс развития человека от простого многоклеточного шарика до животного, состоящего из триллионов клеток, проходит под управлением инструкций, сформированных естественным отбором в ходе эволюции и записанных в наших генах. Однако геном — не чертеж готового организма, а скорее сценарий, который может меняться в зависимости от сопутствующих событий. И это не только события вне матки, но и события, происходящие внутри разворачивающейся последовательности строительных операций; именно поэтому однояйцевые близнецы получаются разными, несмотря на одинаковый набор генов. Начинают они, возможно, с одного и того же генома, но случайные события в ходе строительства тела направляют их на разные пути. Поэтому чем старше становятся однояйцевые близнецы, тем большие различия фиксируются у них в процессе метилирования генов. Даже клонированные дрозофилы, выращенные в одной пробирке, имеют в мозгу различия, хотя и должны вроде бы быть абсолютно идентичными. Если представить себе сложность нейронных сетей и массу синапсов с гуголами связей, представляется очевидным, что никакие два мозга ни при каких обстоятельствах не могут быть совершенно одинаковыми.
