является невротическим симптомом.
В качестве главного инструмента исследования Гэйлин использовал метод психиатрического интервью, и здесь он верен фрейдистскому принципу, который гласит: «Только перестав задавать вопросы, ты обнаружишь правду». Лишь изредка он
позволяет себе направить беседу в определенное русло, а именно в то, которое интересует его. Но главным образом он слушает своих собеседников, — слушает, желая понять их мысли и чувства.
Его исследование демонстрирует как сильные стороны, так и ограниченность метода психиатрического интервью. Жизнь каждого человека можно очертить наглядно и ярко, но у нее свой собственный язык, и понять ее можно, только разговаривая на этом языке, — поэтому так трудно найти обобщения, которые были бы применимы сразу ко всем случаям. Гэйлин воздерживается от интерпретаций, позволяя клиенту самому написать свой портрет. Если говорить об установленных фактах, то в научном плане одним из самых многообещающих моментов представляется следующая биографическая деталь: почти все его испытуемые — первые сыновья у своих родителей. Это позволяет предположить, что ощущение своей ответственности, особые полномочия, заложенные в роли первенца — мужчины, который должен заменить своего отца, — стали мотивационной основой их поступка.
Симпатии Гэйлина на стороне пацифистов, и, как мне кажется, не столько потому, что они настроены против войны вообще, сколько потому, что они отказались участвовать именно в этой грязной, отвратительной войне. Уверен, что симпатии читателей тоже будут окрашены общим неприятием вьетнамской авантюры. Однако было бы неверно думать, что нравственное превосходство, которое мы признаем за мужчинами, отказавшимися пойти на эту войну, именно сейчас, в данный конкретный момент американской истории, автоматически обеспечивает моральным иммунитетом всех тех, кто отказался или откажется участвовать в других войнах.
В готовности этих людей отдать себя в руки закона и отправиться в тюрьму есть, несомненно, элемент мученичества, однако их поступок отличается от акта самопожертвования тем, что он не обрывает жизнь, а только «приостанавливает» ее. Мы не знаем, как они оценят этот опыт в ретроспективе, как он будет вплетен в общую канву их жизни. В данной связи полезно было бы поговорить с людьми, уклонявшимися от участия в прежних войнах, поскольку они могут оценить значение своего поступка более отстраненно и объективно. Особенно интересным мог бы стать разговор с теми, кто отказался отправиться на фронт во время Второй мировой войны, ведь в то время подавляющее большинство населения неодобрительно воспринимало уклонение от службы в армии.
Мы восхищаемся моральной позицией пацифистов, но не нельзя считать их поступок достаточно действенным политическим актом. Они не приобрели сторонников в тюрьме, их личное решение не внесло сбой в хорошо отлаженную работу военной машины: если выпадает один винтик, его просто заменяют другим. Таким образом, мы имеем дело с высоконравственным, но политически неэффективным поступком одиночки, восставшего против системы. Бремя эффективного сопротивления несут те, кто готов жертвовать моральными принципами ради достижения актуальных политических целей. Побег из тюрьмы, организация коллективных акций, готовность подмочить свою репутацию в глазах окружающих — вот цена максимально эффективного сопротивления, и подтверждением тому служит деятельность людей крупного калибра, таких, например, как Вилли Брандт, бежавший из Германии и боровшийся против нацизма в норвежском подполье. Некоторые немцы не могут простить ему этого, но народ избрал его премьер-министром. Посмотрим, предоставят ли американцы такие же политические возможности тем, кто в годы войны скрывался в Канаде.
Поскольку в обществе всегда будут индивидуумы, которые по моральным соображениям отказываются от службы в вооруженных силах, государство должно неустанно работать над совершенствованием законов. До последнего решения Верховного суда вера во Всевышнего была необходимым условием для освобождения призывника от военной службы. Философские убеждения — тоже своего рода религия, и они могут быть достаточным основанием для освобождения от воинской обязанности, но в этом случае человек должен быть противником войны как таковой. Однако такое решение не учитывает процесса формирования моральных суждений. Человек может по моральным соображениям желать участвовать в одной войне, но считать постыдным участие в другой. Существующая реальность должна найти отражение в законе. Закон должен признать за гражданином право избирательного участия в войнах. Техническая сложность состоит в необходимости разработки процедуры, которая позволила бы четко определить, чем вызван отказ от воийской службы — моральными соображениями или банальным личным интересом. И наконец, вместо того чтобы наказывать уклоняющихся от призыва жестоким и бессмысленным тюремным заключением, нам следует искать конструктивные пути решения проблемы. Таким решением могла бы стать возможность альтернативной службы. Верю, что впечатление, полученное от книги Гэйлина, даст импульс движению в этом направлении.
Что делает возможным существование группы? Каждый член группы — это личность со своими собственными целями и мотивами, что не мешает группе функционировать эффективно, иногда даже гармонично. Должно быть, причина этого кроется в том, что каждый член группы корректирует свое поведение, соотнося его с поведением других ее участников, и социальные психологи пытаются понять природу и меру этой корректировки. Групповые эффекты, то есть влияние группы на поведение человека (причем как малой группы, так и большой, которую мы называем толпой), и станут предметом нашего исследования.
Эти замечания носят общий характер и не освобождают от необходимости поиска ясного пути изучения групповых эффектов. Лично для меня примером убедительной исследовательской парадигмы стали эксперименты по изучению группового давления, которые поставил Соломон Аш.
В экспериментах Аша группе, состоящей из четырех-шести человек, показывали отрезок определенной длины, после чего каждый член группы должен был сказать, который из трех других отрезков равен по длине эталонному. В группе был только один «наивный испытуемый», все остальные были в сговоре с экспериментатором и, следуя его инструкции, каждый раз давали неверный ответ. Согласно замыслу, наивному испытуемому всегда приходилось выслушать мнение большинства, прежде чем объявить свой ответ. Аш обнаружил, что при такой форме социального давлений значительное число испытуемых отказывается доверять собственным безошибочным впечатлениям и соглашается с мнением группы.
Мне посчастливилось работать у профессора Аша и вместе с ним как в Гарварде, так и в Принстоне. Аш был великолепен, он действовал на людей вдохновляюще, не столько в ходе академических лекций, сколько в свободном общении, когда он просто обнажал перед собеседником свои мыслительные процессы. Это человек блестящего ума и огромной интеллектуальной силы.
Большинство работ, представленных в данном разделе, следует воспринимать как вариации на тему эксперимента Аша. Я употребляю слово «вариации» как музыкальный термин, — то же самое мы имеем в виду, когда говорим, что Брамс написал вариации на темы Гайдна. Так же как в музыке, автор психологической вариации может лишь слегка переработать тему мастера, так что она
