йогов. Разумеется, если это удается, таким образом отрекаются от любых других видов деятельности, принося в жертву саму жизнь, обретая вновь, только иным путем, счастье покоя. Тем же путем следуют и в отношении более умеренных целей, когда стремятся всего лишь контролировать влечения. В этом случае контролерами становятся высшие психические инстанции, подчиняющиеся принципу реальности. При этом полностью от удовлетворения влечений не отказываются: определенная защита от невзгод достигается благодаря тому, что неудовлетворение ставших контролируемыми влечений не воспринимается так же мучительно, как отсутствие удовлетворения влечений несдерживаемых. Однако взамен безусловно сужается возможность достичь наслаждения. Переживания счастья при удовлетворении первозданных влечений, не укрощенных Я, несравненно интенсивнее, чем при утолении влечений обузданных. Неодолимость извращенных импульсов, как, пожалуй, и притягательность запретного плода, вообще находит в этом психоэкономическое объяснение.
Другая техника защиты от страданий использует доступные нашему психическому аппарату перемещения либидо, благодаря которым оно функционирует гораздо гибче. Задача состоит в таком перемещении цели влечения, чтобы оно могло обойти ограничения со стороны внешнего мира. Тут свое содействие предлагает сублимация. Наибольшего успеха достигают люди, умеющие достаточно повышать долю удовольствия от психической и интеллектуальной деятельности. Тогда судьба почти лишена способности нанести индивиду большой урон. Удовольствия, сходные с радостью художника от творчества, от воплощения в материале образов своей фантазии, восторг исследователя от решения каких-то проблем и от постижения истины обладают специфическим качеством, которое мы, несомненно, когда-нибудь сможем охарактеризовать с позиции метапсихологии. В данный же момент мы можем высказаться только образно: они кажутся нам «утонченнее и возвышеннее», но их интенсивность уменьшилась по сравнению с удовольствием от реализации грубых, примитивных побуждений – они не сотрясают нашу плоть. Впрочем, слабость этого метода заключается в том, что он не общеупотребителен и доступен лишь немногим. Он предполагает специфические способности, а в развитом виде такие способности встречаются не так уж часто. И даже этим немногим людям данный метод не способен обеспечить полную защиту от невзгод. Он не окружает их непреодолимой для ударов судьбы броней и обычно отказывает, если источником страданий является собственное тело [12].
Если даже в этом методе явно проступает стремление обрести независимость от внешнего мира путем обретения удовлетворения с помощью внутренних, психических процессов, то в следующем методе подобные черты заметны еще сильнее. Тут связь с реальностью ослабевает гораздо больше, удовольствие доставляют иллюзии, которые таковыми и признаются, притом что их отклонение от реальности не мешает наслаждаться ими. Область, в которой рождаются эти иллюзии, – сфера деятельности фантазии. В свое время, когда происходило формирование чувства реальности, она решительно отвергла требование проверки на реальность и осталась предназначенной осуществлять трудновыполнимые желания. Во главе этих удовлетворений с помощью фантазии находится наслаждение произведениями искусства, которые благодаря посредничеству художника [13] становятся доступными даже нетворческим индивидам. Люди же, восприимчивые к произведениям искусства, склонны не очень высоко оценивать его в качестве источника наслаждения и средства утешения. Однако легкое наркотическое опьянение, в которое нас погружает искусство, неспособно добиться большего, чем мимолетное отвлечение от жизненных тягот, и недостаточно сильно, чтобы мы забыли о реальных бедствиях.
Активнее и основательнее действует другой метод, видящий единственного врага в реальности – источнике всяческих бед, с которыми не удается сосуществовать, а потому приходится разрывать все отношения. Отшельник полностью отрешается от этого мира и не желает иметь с ним ничего общего. Можно, однако, сделать и больше – постараться этот мир преобразовать, построить вместо него мир иной, в котором будут искоренены его невыносимые черты и заменены иными, соответствующими собственным желаниям. Тот, кто в порыве отчаяния выбрал этот путь к счастью, ничего, как правило, не достигает: действительность гораздо сильнее его. Он становится параноиком, который чаще всего для реализации своей мании не находит ни одного сподвижника. Однако кое-кто утверждает, что любой из нас в какой-то момент своей жизни ведет себя подобно параноику, исправляя невыносимые для него стороны мира с помощью некоего идеала и перенося это мечтание в реальность. На особое положение претендует случай, когда весьма значительное количество людей коллективно предпринимает попытку обеспечить себе гарантированное счастье и защиту от бедствий путем подобного обряда преобразования реальности. Таким же массовым обрядом мы обязаны признать и религии человечества. Естественно, подобного рода пустое мечтание не признает таковым никто из тех, кто эти религии разделяет.
Не думаю, что этот перечень методов, с помощью которых люди старались достигнуть счастья и избежать невзгод, исчерпывающий; уверен также, что имеющийся материал можно классифицировать и по-другому. Один из таких методов я еще не привел, но не потому, что забыл о нем, а из-за того, что займусь им в другой связи. Как же можно было забыть именно об этой технике искусства жить?! Ее отличает самое удивительное соединение весьма характерных черт. Разумеется, и она домогается независимости от судьбы – лучше всего назовем это так – и, следуя этому замыслу, переносит удовольствие во внутренние психические процессы, используя при этом только что упомянутую перемещаемость либидо, но не отворачивается от внешнего мира, а наоборот, любыми способами цепляется за его объекты и добывает счастье на основе эмоционального отношения к ним. При всем том эта техника не довольствуется как бы уставшей от своей нереализуемости целью избежать неудовольствия – скорее, минует ее, не обращая внимания, и твердо придерживается изначального страстного стремления к достижению положительного счастья. Возможно, к этой цели она и в самом деле ближе любого другого метода. Разумеется, я имею в виду ту ориентацию жизни, которая помещает любовь в ее центр, предвкушая всякого рода удовольствия от способности любить и быть любимым. Такая психическая установка достаточно близка нам всем; одна из ее форм – половая любовь – приобщила нас к сильнейшему переживанию буквально ошеломляющего наслаждения, предложив тем самым образец нашей тяги к счастью, что совершенно естественно, когда мы упорно ищем его на том же пути, на котором с ним впервые встретились. Слабая сторона этой житейской техники вполне очевидна, иначе никому даже не пришло бы в голову пренебречь этим путем к счастью ради какого-то другого. Мы ведь никогда не бываем более незащищенными от горестей, чем когда любим, никогда не бываем настолько безнадежно несчастными, чем когда утрачиваем любимый объект или его любовь. Но этим не исчерпывается житейская техника, основывающая на любви суть счастья, по этому поводу можно еще много чего добавить.
К этому следует присовокупить интересный случай, когда житейское счастье ищут в первую очередь в наслаждении красотой, где бы она ни появлялась перед нашими органами чувств или нашим разумением, будь то красота человеческих форм или поз, объектов природы или ландшафтов, художественных или
