— Насчет ума давайте поговорим.
— Запишите свой вопрос. А потом посмотрите, чем вы занимаетесь последние двадцать лет. Просто интересно — на что вы тратите свою жизнь.
— Нет, ну не двадцать лет.
— Пять лет.
— Да. Лет пять я задаю себе этот вопрос.
— То, чем вы занимались сегодня, — это то, чем вы занимались все свои годы.
— Да.
— Запишите все свои вопросы и ответы, и это будет то, что вы делали всю предшествующую жизнь, и то, что вы будете делать всю оставшуюся жизнь. Не надо даже к гадалке ходить. Все. Все здесь. Вот все ваши реакции, которые вы сейчас выдаете, — это все, что вы делали и будете делать всегда. Какое разнообразие? Какая новизна? Посмотрите друг на друга. Где неизвестное? Еще пару встреч, и мы будем друг друга знать как облупленных. Ничего нового уже никто не скажет. Только он рот открывает — уже все смеются, потому что знают, что он скажет. Вот так. На этой «радостной» ноте позвольте сегодня и закончить.
Голова и хвост змеи
Некогда жила змея, голова и хвост которой все время спорили между собой.
Голова говорит хвосту: "Меня должно считать старшей!" Хвост отвечает: "Я тоже достоин быть старшим". Голова говорит: "У меня есть уши, чтобы слышать, глаза, чтобы смотреть, рот, чтобы есть, при движении я впереди остального тела — вот почему меня должно считать старшей. А ты не имеешь таких достоинств, тебя нельзя считать старшим". Хвост в ответ: "Если я позволю тебе двигаться, то ты сможешь двигаться. А что, если я трижды обмотаюсь вокруг дерева?" Он так и сделал. Голова не смогла двигаться в поисках пищи и чуть не умерла от голода. Она сказала хвосту: "Ты можешь отпустить меня, я признаю тебя старшим".
Хвост, услыхав эти слова, тут же отцепился от дерева. Голова снова говорит хвосту: "Раз ты признан старшим, то посмотрим, как ты пойдешь первым". Хвост пошел вперед, но не сделал и нескольких шагов, как свалился в огненную яму, и змея погибла в огне.
Одно и то же положение дела
Однажды Ананда спросил Будду… Он жил с ним десять лет и был очень удивлен тем, что Будда оставался в одном и том же положении всю ночь. Его руки оставались в одном и том же месте, куда он их клал, когда ложился спать. Ананда был удивлен и ошеломлен тем, что тот оставался в той же самой позе в течение всей ночи. Однажды он сказал:
— Нехорошо мне вставать и смотреть на тебя, я не должен такого делать, но мне любопытно все, связанное с тобой, и я — в замешательстве: ты остаешься в одной и той же позе. Спишь ли ты или продолжаешь оставаться сознательным?
И Будда ответил:
— Сон случается с телом, я остаюсь бдительным по отношению к нему. Вот сон приходит, вот он пришел, вот он углубился, все тело расслабилось, но моя сознательность остается.
Четыре слуги
Цзы-си спросил у Учителя: "Что за человек Иен-ю?" — "По доброте своей он лучше меня". — "А Цзы-кун?" — "По красноречию он лучше меня". — "Цзы-лу?" — "По смелости он лучше меня". — "Цзы-чан?" — "По достоинству он лучше меня".
Цзы-си поднялся со своего коврика и спросил: "Тогда почему эти четверо служат вам?" — "Садись, и я скажу тебе. Иен-ю добр, но он не может сдерживать импульс, когда тот не ведет к добру. Цзы-кун красноречив, но не может держать свой язык. Цзы-лу храбр, но не может быть осторожным. Цзы-чан держит себя с достоинством, но не может отбросить чопорность в компании. Даже если бы я смог собрать добродетели этих четверых людей вместе, я бы не хотел поменять их на свои собственные. Вот почему они служат мне с чистым сердцем".
Характер
Ученик дзен пришел к Банкэю и пожаловался:
— Учитель у меня такой необузданный характер. Как мне исправить его?
— Это у тебя что-то уж очень странное, — ответил Банкэй, — ну-ка дай мне на него взглянуть.
— Я не могу показать его сразу сейчас, — ответил ученик.
— А когда ты сможешь? — спросил Банкэй.
— Он проявляется неожиданно, — ответил ученик.
— Тогда, — заключил Банкэй, — он не может быть твоей истинной природой, иначе ты бы смог показать мне его в любой момент. Ты родился без него, и родители его также не передавали. Подумай хорошенько.
Два учителя дзен
Когда-то в Токио жили два учителя дзен. Учитель Унсе поступал всегда в согласии с тем, чему учил, был строг к себе, не имел никаких страстей и слабостей.
Танзан был его полной противоположностью. Он ел, когда был голоден, если был сонным, то спал даже днем, и не сторонился сакэ, если у него была охота выпить. Однажды Унсе пришел к Танзану, который как раз потягивал из бутылки.
— Как дела, брат?! — весело крикнул Танзан. — Выпьешь со мной?
— Я никогда не пью, — ответил Унсе.
— Человек, который не пьет, не человек, — высказал мысль Танзан.
— Ты смеешь называть меня нечеловечным лишь потому, что я не предаюсь порокам?! — рассердился Унсе. — Если я нечеловечен, то кто же я?
— Будда, — отвечал Танзан, покатываясь со смеху.
Совершенный мастер
Некий человек решил, что он будет искать совершенного Мастера. Он прочел много книг, посещал мудреца за мудрецом, слушал, обсуждал и практиковал. Но всегда он оказывался сомневающимся и неуверенным. Через двадцать лет он встретил человека, каждое слово и каждое действие которого соответствовали идее полностью реализованного человека. Путешественник не стал терять времени.
— Ты, — сказал он, — кажешься мне совершенным Мастером. Если ты им являешься, то мое путешествие пришло к концу.
— Действительно меня называют таким именем, — сказал Мастер.
— В таком случае я прошу принять меня в ученики.
— Этого, — сказал Мастер, — я сделать не могу. Потому что в то время как ты можешь требовать совершенного Мастера, он в свою очередь требует только совершенного ученика.
Изгнание
Кто-то сказал Бахауддину Накшбанди:
— Изгнание ученика, должно быть, причиняет вам страдание.
Он ответил:
— Наилучшим способом проверки и помощи ученику, если это возможно, может быть его изгнание. Если тогда он обращается против вас, у него есть шанс обнаружить собственную поверхность и недостатки, которые привели к изгнанию. Если он прощает вас, он имеет возможность заметить, нет ли в этом чего-то от святошества. Если он восстанавливает внутреннее равновесие, он будет в состоянии принести пользу нашему делу (Учению) и, в особенности, извлечь пользу для себя самого.
Формула
Один знаменитый учитель дал ученику формулу и сказал:
— Повторяй ее, вставая утром, в полдень и вечером. До тех пор, пока ты останешься моим верным учеником, можешь быть уверен, что твои мирские дела и здоровье будут процветать.
Услышав это, другой последователь мудреца страстно захотел, чтобы ему было дано то же самое. Мудрец сказал ему:
— Прежде всего это предписание избирательно, и не каждый может извлечь из него пользу. Во-вторых, даже если бы оно было необходимо тебе, то способ твоего обращения ко мне по этому вопросу делает невозможным дать тебе это.
Ученик сказал:
— Как бы следовало обратиться к вам, если бы я был в правильном состоянии?
Мудрец сказал ему:
— Гораздо более предположительно. Самого меня, конечно, мало волнует, каким образом ты обращаешься с просьбой. Это лишь совпадение, что грубость твоего обращения раздражила бы любого, если бы ты обратился с просьбой о какой-нибудь более материальной вещи.
— Но ты мог бы узнать, исследуя свое поведение, которое не должно быть ни грубым, ни заискивающим, что ум, подобный твоему, не может в данный момент принять и работать с таким упражнением.
Таинственность
Талиб сказал:
— Люди, которые ничего не знают или знают очень мало и которым надо учиться, а не учить, любят создавать атмосферу таинственности. Они могут поощрять распространение слухов о самих себе и делают вид, что действуют по неким тайным причинам. Они всегда стараются усилить ощущение таинственности.
— Но это таинственность ради таинственности, а не внешнее проявление скрытого знания.
— Те, кто действительно обладает скрытыми тайнами, как правило, выглядят и ведут себя подобно обычным людям.
— Поэтому те, кто усиленно создают атмосферу таинственности, могут быть уподоблены паутине, они только ловят мошек. Являетесь ли вы, подобно мухам, пищей паука?
Жизнь и дела Мастеров
Дервиша самого высокого уровня спросили:
— В чем причина того, что люди тратят так много времени и сил на изучение жизни и деятельности Мастеров прошлого, ведь информация об их жизни может быть неточна, их поступки, вероятно, предназначены для своего времени, а их слова, наверное, полны скрытого смысла?
Он сказал: