На 43-м году вторичное состояние сознания (которое в целом превосходило по качеству первичное) стало преобладать и сделалось господствующей частью жизни. В продолжение его она помнила события, относящиеся к другому состоянию, но полное забвение о вторичном состоянии при возвращении к первоначальному часто бывало для нее тягостным, например, когда превращение одной личности в другую совершалось в карете по дороге на похороны: достигнув места назначения, больная не могла понять, кто из ее знакомых умер. В одном из своих ранних вторичных состояний Фелида забеременела и, придя в первичное, не могла понять, как это произошло. Душевные страдания, вызываемые этими пробелами в памяти, иногда достигали у нее большой интенсивности, так что однажды она даже покушалась на самоубийство.
Жанэ описывает еще более замечательный случай: «Леония Б., жизнь которой представляется скорее неправдоподобным романом, чем подлинной историей, с 3 лет начала страдать припадками сомнамбулизма. Начиная с 16 лет она постоянно подвергалась всевозможными лицами гипнотизированию; теперь ей 45 лет. Ее первичная нормальная жизнь протекала среди бедной деревенской обстановки, вторичная — в гостиных и приемных докторов. В настоящее время эта бедная крестьянка в нормальном виде представляет сосредоточенную, грустную особу, спокойную, неподвижную, чрезвычайно кроткую с окружающими и крайне робкую: при взгляде на нее и в голову не придет, какую личность она скрывает в себе. Но достаточно загипнотизировать ее, чтобы тотчас наступило полное превращение личности. Ее лицо становится неузнаваемым. Ее глаза, правда, закрыты, но острота других чувств заменяет ей зрение. Она весела, шумна, подвижна, иногда просто невыносима. Она сохраняет свой добрый характер, но обнаруживает чрезвычайную наклонность к резкой жестикуляции и иронии.
В высшей степени любопытно послушать ее после посещения гостями сеанса, на котором ее гипнотизировали. Она характеризует каждого из них, передразнивает их жесты, претендует на знание их смешных сторон и страстишек и про каждого рассказывает целую историю. К этому надо прибавить, что Леония обладает поразительным запасом воспоминаний, о существовании которых она даже не подозревает в нормальном состоянии, ибо тогда у нее полная амнезия. Она начинает утверждать, что ее имя не Леония, а Леонтина — имя, к которому ее приучили первые гипнотизеры. «Эта добрая женщина, — говорит она тогда, — не я: она слишком глупа». Себе самой — Леонтине или Леонии 2-й — она приписывает все ощущения, поступки, вообще все, пережитое ею в состоянии сомнамбулизма, связывая эти части довольно продолжительной своей жизни в одну историю. Леонии 1-й (так называет Жанэ эту женщину в состоянии бодрствования. — У. Д.) она приписывает все пережитое ею в часы бодрствования. Сначала я был поражен важным исключением из этого правила и был склонен думать, что в этой классификации ее воспоминаний есть, быть может, некоторая произвольность. В нормальном состоянии у Леонии (по ее словам) были муж и дети, но Леония 2-я, сомнамбулистка, признавая, что дети принадлежат ей, мужа приписывала «другой». Если и был понятен этот выбор между детьми и мужем, то все же факт оставался необъяснимым. Только впоследствии я узнал, что в молодости ее загипнотизировали перед первыми родами, а впоследствии она и сама произвольно впадала перед родами в сомнамбулическое состояние.
Таким образом, Леония 2-я была совершенно права, приписывая себе детей, ибо она действительно была их матерью, и закономерность, в силу которой состояние ее первичного транса составляло особую личность, не нарушалась. То же распространялось и на глубочайшее вторичное состояние транса. После возобновленных пассов и новой потери сознания пациентка делается совершенно новой личностью, приходя в состояние, названное мной Леонией 3-й. Она становится серьезнее и степеннее — вместо того чтобы резвиться, как дитя, она начинает медленно говорить и мало двигаться. Свое тождество с Леонией 1-й она и в этом состоянии отрицает. «Это не я, — по-прежнему говорит она, — она добрая женщина, только глупа». Она отрицает также свое тождество с Леонией 2-й. «Как вы можете находить во мне какое-либо сходство с этим полоумным существом? — говорит она. — К счастью, между нами нет ничего общего!»
3. В медиумизме наступление и исчезновение вторичного состояния совершается внезапно; это состояние обыкновенно непродолжительно — от нескольких минут до нескольких часов. Если вторичное состояние выразилось в достаточно сильной степени, то, придя в норму, пациент совершенно утрачивает всякое воспоминание о происходившем во время транса. Испытуемый в течение вторичного состояния говорит, пишет или действует как будто под воздействием посторонней личности и часто называет себя иным лицом и рассказывает его историю. Это чуждое влияющее начало в старину называлось обыкновенно «демон» и называется так теперь в некоторых религиозных сектах. У нас, американцев, этой личностью в самом страшном случае является какой-нибудь индеец или другое безвредное причудливо разговаривающее лицо. Часто оно выдает себя за духа некоего умершего человека, известного или неизвестного присутствующим, и тогда пациент является так называемым медиумом.
Медиумическое состояние во всех степенях представляет, по-видимому, особый вполне естественный вид изменения личности и в некоторых формах является обычным у лиц, не представляющих в других отношениях никаких бросающихся в глаза аномалий. Явление это очень сложно, и его лишь недавно начали изучать строго научным образом. Слабейшую степень медиумического состояния представляет автоматическое письмо; слабейшим проявлением можно считать случаи, когда субъект сознает те слова, которые пишет, но чувствует какой-то внешний импульс, принуждающий его писать. Далее следует бессознательное письмо, производимое даже во время чтения или разговора.
К низшим фазам медиумизма относятся также речь и игра на музыкальных инструментах по наитию; здесь также нормальная личность субъекта сознательно принимает участие в ряде действий, хотя их инициатива исходит как будто со стороны. В высшей фазе наступает полный транс: у медиума изменяются голос, характер речи и т. д. — и при пробуждении не сохраняется о минувшем трансе никаких воспоминаний до наступления нового транса. Интересно, что речи, произносимые медиумами в трансе, сходны у различных индивидов. У нас в Америке влияние обнаруживается особенно часто в виде курьезной болтливой личности, говорящей на своеобразном жаргоне, в виде индейца, который называет дам squaw’s, мужчин — brawe’s, дом — wigwam и т. д.; иногда попадается личность интеллигентная, более высокого полета, тогда ее речь переполнена туманным, водянистым философствованием оптимистического характера, где встречаются фразы о духе, гармонии, красоте, законе, прогрессе, развитии и др.
Несмотря на разнообразные характеры медиумов, добрая половина речей, произносимых ими в трансе, до того стереотипна, что кажется, будто все они принадлежат одному автору. Я не знаю, отличаются ли бессознательные формы личности особенной восприимчивостью к влиянию некоего «духа времени», Zeitgeist’a, который вдохновляет их, но указанный нами факт стереотипности мысли наблюдается во всех вторичных состояниях личности, развиваемых в спиритических кружках. Медиумический транс вначале не отличается от действий гипнотического внушения. Субъект входит в роль медиума просто потому, что присутствующие ожидают от него действий, соответствующих данной обстановке. Производит эти действия он с большей или меньшей живостью в зависимости от способности играть роль. Странно только, что лица, не знакомые со спиритическими традициями, в состоянии транса производят то же самое: говорят от имени умерших, переживают эмоции нескольких своих предсмертных агоний, сообщают сведения о своей счастливой жизни в «стране вечного лета» и изобличают недостатки у лиц, участвовавших в сеансе.
Я не имею никакой теории, которую мог бы предложить для объяснения многих фактов, увиденных собственными глазами. Тем не менее я убежден на основании многочисленных наблюдений над одним медиумом в состоянии транса, что «дух» может быть совершенно не похож на нормальную личность испытуемого. Могу указать случай, где «духом» был некий французский доктор, который, как я убедился, знал всевозможные обстоятельства жизни, а также живых и умерших родных и знакомых бесчисленного множества участников сеансов, которых женщина-медиум никогда не встречала прежде и не знала даже по имени[8]. Я высказал мое голословное, не подтвержденное никакими доказательствами мнение по этому вопросу не ради того, чтобы склонить других в пользу моих взглядов, но вследствие убеждения, что серьезное изучение явлений транса крайне важно для психологии. Надеюсь, что мои личные заявления такого рода побудят, может быть, двух-трех читателей подвергнуть исследованию эту сферу явлений, которую так называемые жрецы науки обыкновенно не удостаивают внимания.
