я знаю», — бормочет Питер, собираясь уйти и оставить учительницу в недоумении относительно того, правильно ли были поняты ее слова. Она просит об обратной связи: «Ты мог бы повторить, что я только что сказала?» Питер отвечает: «Вы сказали, что мне придется пропустить футбол и остаться после уроков, потому что вам не понравилась моя домашняя работа». Убедившись, что Питер понял ее не так, учительница пытается переформулировать свои слова, но ей нужно тщательно обдумать следующую реплику.
Такими утверждениями, как «ты меня не слушал», «я сказала не это» или «ты меня неправильно понял», учительница может вызвать у Питера ощущение, что его ругают.
Когда вы попросили собеседника повторить ваши слова и он пытается выполнить эту просьбу, выражайте одобрение.
Учительница видит, что Питер искренне отозвался на ее просьбу, поэтому она может сказать: «Спасибо, что поделился тем, как это прозвучало для тебя. Я вижу, что высказалась не так ясно, как мне хотелось бы. Позволь мне попытаться еще раз».
Когда мы только начинаем просить других повторить услышанное, это может казаться неуместным или странным, потому что такие просьбы — редкость. Когда я настаиваю на том, что наша способность попросить об этом важна, люди часто высказывают сомнения. Они опасаются таких реакций, как «ты что, глухим меня считаешь?» или «бросай свои психологические штучки».
Если собеседник не хочет повторять ваши слова, войдите в его положение.
Чтобы не получать такой реакции, мы можем заранее объяснить людям, почему мы иногда можем просить их пересказать наши слова. Мы говорим, что проверяем не их способность слушать, а свою способность ясно выражаться. Но если слушатель говорит: «Я тебя услышал, я не тупой!», у нас есть возможность сосредоточиться на чувствах и потребностях слушателя и спросить (вслух или про себя): «Ты проявляешь раздражение, потому что хочешь, чтобы твою способность понимать уважали?»
Просьба о честной реакции
После того как мы открыто высказались и нас поняли нужным для нас образом, мы часто хотим узнать реакцию человека на сказанное нами. Наша потребность в честном ответе чаще всего принимает одно из трех направлений:
• Иногда мы хотели бы знать о чувствах, вызванных нашими словами, и о причинах этих чувств. Мы можем спросить о них так: «Я хотел бы знать, что ты чувствуешь, выслушав меня, и почему ты чувствуешь себя именно таким образом». Если мы проявляем уязвимость, нам часто хочется знать:
1) реакцию слушателя;
• Иногда нам хочется знать мысли, возникающие у слушателя в ответ на наше высказывание. В таком случае важно уточнить, какие именно мысли вас интересуют. Например, вариант «я хотел бы, чтобы ты сказал, будет ли успешным мой проект, и если нет, что может этому помешать» — лучше, чем просто «ПОДЕЛИСЬ, пожалуйста, своим мнением о том, что я сейчас сказал». Если мы не уточняем, что именно хотим узнать, собеседник может отвечать очень долго и так и не коснуться интересующей нас темы.
2) мысли слушателя;
• Иногда нам хочется знать, хочет ли человек предпринять определенное действие, которое мы посоветовали. Такая просьба может прозвучать следующим образом: «Я хотел бы узнать, готов ли ты отложить нашу встречу на неделю».
3) намерения слушателя: захочет ли он совершить конкретное действие.
• Использование ННО требует, чтобы мы осознавали ту особую форму честности, которой ждем в ответ, и чтобы просили о ней четко и ясно.
Просьба, обращенная к группе
Особую важность приобретает обращение к группе, когда мы просим, чтобы ее участники откровенно показали свой уровень понимания и честности в ответ на наше высказывание. Если у нас отсутствует ясное осознание того, какой ответ нам нужен, мы можем спровоцировать бессмысленный разговор, который не удовлетворит ничьи потребности.
Время от времени меня приглашают работать с группами граждан, обеспокоенных проявлениями расизма в их районах. В таких группах часто звучит жалоба на то, что встречи скучны и бесплодны. Эта непродуктивность дорого обходится членам групп. Их ресурсы ограничены, а посещение собраний требует затрат на то, чтобы добраться до места и организовать на это время присмотр за детьми. Многие люди, раздраженные долгими, никуда не ведущими обсуждениями, покидают группы, заявляя, что эти собрания — пустая трата времени. Кроме того, институциональные изменения, к которым они стремятся, обычно являются долгим и сложным процессом. В результате, когда собрание все-таки удается организовать, важно оптимально использовать это время.
Я знал членов такой группы, организованной для внесения изменений в местную систему школьного обучения. В группе считали, что многие элементы школьной системы дискриминируют учеников по расовому признаку. Собрания не приносили результатов, из группы уходили люди, поэтому меня пригласили, чтобы я понаблюдал за обсуждением. Я предложил, чтобы они провели собрание как обычно, и пообещал сообщить, если увижу возможности применения ННО.
Один мужчина открыл собрание, предложив группе ознакомиться со статьей из газеты. Речь шла о том, что в одном из этнических меньшинств мать пожаловалась на отношение директора школы к ее дочери. Одна из участниц собрания в ответ поделилась историей, которая произошла с ней во время обучения в той же школе. Один за другим участники собрания делились похожим личным опытом. Двадцать минут спустя я спросил у членов группы, удовлетворяет ли это обсуждение их потребности. Никто не дал утвердительного ответа. «На этих собраниях всегда так! — раздраженно сказал один из участников. — Я могу заняться чем-то более полезным, нежели сидеть здесь и слушать вечно один и тот же бред».
Тогда я обратился к мужчине, который начал это обсуждение: «Скажите, пожалуйста, какой реакции вы ожидали от группы, когда принесли эту статью?»
«Мне казалось, что это интересно», — ответил он. Я объяснил, что меня интересует ожидаемая им реакция группы, а не его мнение о статье. Немного подумав, он сдался и сказал: «Не знаю, чего я хотел».
Я считаю, что именно поэтому двадцать минут драгоценного времени группы были потрачены на бессмысленный разговор. Когда мы обращаемся к группе, не имея ясного представления о том,
