Означает ли это, что каждый анализ должен быть «вечным», так как диалектика для сознания, кажется, не имеет предела? Точнее, это означает, что диалектика аналитического процесса продолжается, по меньшей мере, столь же долго, как сама жизнь. Данный процесс, как ни странно, является лишь вторичным результатом действительного анализа, происходящего между двумя участниками. Диалектика продолжается внутри души каждой личности, между эго и бессознательными доминантами, теми главными психическими силами, которые формируют характер и определяют судьбу. Диалектика вступает в действие еще до начала анализа и часто проявляется в качестве симптомов, всякий раз, когда эго не поглощает ее и относится к ней положительно. Развитие души проходит сквозь конфликтные ситуации, когда в какой-то один момент перевешивает эго, а в другой — бессознательное. Психическая энергия подобна изменяющемуся течению, усиливающемуся под влиянием анализа.
Аналитик обеспечивает появление противоположного полюса, когда пациент утрачивает контакт с противоположностью в самом себе. В дальнейшем все расщепленные силы бессознательного в пациенте констеллируются в анализе. Кажется, что, подобно магниту, аналитик притягивает их к себе. Он отстаивает существование бессознательного в пациенте теперь в открытую, так что сам аналитик становится главным объектом пациента, и мы наблюдаем то, что называется «переносом». Он продолжается до тех пор, пока с помощью диалектики анализанд не сможет воплотить реальности души, не нуждаясь в личности аналитика, который выполнял эту функцию для него. В дальнейшем он сам сможет поддерживать процесс обострения сознания, временами возвращаясь к аналитику, чтобы вместе с ним потрудиться на наиболее неорганизованном энергетическом поле.
Диалектик действует, как повивальная бабка, сказал в свое время Сократ, изобретший этот метод. Его присутствие помогает пациенту родить новую жизнь, развившуюся в нем самом. Аналитик лишь углубляет процесс, являющийся, в основном, собственностью самого анализанда. Исходным для всех межличностных отношений является внутренняя диалектика личности, отношение к бессознательному психическому.
Диалектический процесс развивается внутри каждого из участников отдельно и самостоятельно. Аналитик тоже имеет мечты, эмоции, обнаруживает симптомы, с которыми он должен поддерживать связь, точно также, как врач «следит» за новинками современной медицинской литературы. Аналитик таким образом пытается соблюдать максиму "врачу, исцелися сам", применяя методы собственной медицины к самому себе. Он пытается содержать в порядке собственное сознание, чтобы не оказаться бессознательным положении, имея дело с тем или иным своим пациентом. Если он начинает ошибаться, то впадает в те роли, которые пациенты устанавливают для него. В дальнейшем такие пациенты уже не могут отличать свои проекции от реальности аналитика, поскольку аналитик отождествился у них с их собственными фантазиями. Только оставаясь на своей собственной позиции с помощью собственной диалектики, сохраняя свое собственное видение, фантазии, эмоции и симптомы, аналитик сможет быть полезным анализанду.
Отношение анализа к телу как к источнику симптомов и эмоций отличается от медицинского подхода. Диагностик относится к телу как к объекту. Диагноз требует педантичного изучения этого объекта. В этом смысле немедицинский аналитик выступает как абсолютный лэй. Он не умеет со значительным видом выстукивать грудную клетку или пальпировать брюшную область. Это медицинское невежество послужило главной причиной, почему аналитик не-медик, — даже если он компенсировал это свое невежество необходимыми познаниями в органической психиатрии, — рассматривался как лэй. Он не умел ставить диагнозы; он не знал строения тела.
Кроме того, что тело является объектом, оно являет собой и некое переживание. Тело одновременно представляет собой и «нечто», и "самое себя". Переживание тела распространяется за пределы представления о «телеобразе». Оно исходит из предыстории всей осведомленности и внутреннего ощущения человеком собственной внешней реальности. Когда пациент представляет свое тело для определения диагноза, ему удается вытащить из него самого себя, присоединившись к осматривающему врачу в отстраненном обследовании себя, лежащего на столе. Или он съеживается от страха, обнаженный, чувствуя себя злополучной, внутренне не защищенной жертвой. Эти основные реакции выказывают то расщепление субъекта, которое составляет диагностический подход. Тело становится только объектом или только субъектом, в то время как в действительности оно представляет собой субъективный объект и объективный субъект. Эти переживания тела, особенно отделение от него и наблюдение за ним, — то, что анализ старается трансформировать. Поэтому аналитик весьма осторожно подходит к вопросу использования диагностического подхода, который, при всей его ценности в медицине, только сильнее расщепляет то, что анализ стремится вылечить.
Анализ также уделяет тщательное внимание телу. Он наблюдает за телом и прислушивается к нему как к некоему переживанию. Тело — это сосуд, в котором происходит процесс трансформации. Аналитик знает, что невозможно достигнуть устойчивых изменений, пока не осуществится воздействие на тело. Эмоции всегда неистовствуют в теле, и свет сознания требует эмоционального тепла. Эти проявления эмоций в теле на протяжении анализа — симптоматичны (не в диагностическом смысле) по отношению к стадиям в диалектике. Восприятие их в качестве диагностических наряду с медицинским подходом к лечению могут повредить процессу анализа. Высыпание кожной сыпи, нарушения кровообращения, жалобы на внутренние органы, боли и раздражения, — все они отражают появление новых областей переживаний тела. Они часто проявляются сначала под видом недомоганий, до тех пор, пока тело не будет услышано без его вынужденных пронзительных криков, молящих о признании его переживаний. Аналитик также обращает столь же заботливое внимание на собственное тело, прислушиваясь к сигналам собственной плоти, чтобы помочь собственной диалектике. Он пытается ощущать его в часы усталости и голода, сексуального возбуждения, внезапных спадов активности, раздражающей суетливости или развития симптомов и болезни. Его тело — звучащая дека. Такая чувствительность свойственна телу как переживание и уместна в работе аналитика. Хотя эта работа и не устанавливает диагноз, но вряд ли заслуживает определения "лэй".
Это рассуждение приводит к рассмотрению симптомов с диагностической и диалектической точек зрения. Для первой из них симптом — это клинический признак, для другой — символическое значение. Желудочная и головная боли — клинические признаки, но они также выражают различные значения, в соответствии с общим символизмом желудка и головы в определенной личности. Таким образом, диалектический процесс собирает информацию из симптомов, так же как диагноз обращается к ним как к признакам патологии. Устойчивые симптомы, такие, как например, заикание, повторные язвы, "кашель курильщика" устраняются диалектическим процессом, а слияние этих страданий также происходит с помощью символа.
Там, где медицина пытается найти средство для излечения симптома, так как он означает только неправильное функционирование, анализ исследует симптом из-за его символического значения. Симптомы — это не только функциональные дефекты. Подобно всем ранам, они также являются повреждениями, имеющими архетипическую предысторию, то есть, человечество испытывает одни и те же страдания, по крайней мере, с тех времен, с которых существуют записи исторических событий. Биография, мифология, литература и традиционные практические знания, — а не только медицина, — создали основу для симптоматологии. Испытывающий страдания может обрести смысл в существовании своих ран, реагируя на них символически. Он может даже больше не испытывать потребности в реверсивном (обратимом) симптоме, если символические аспекты симптома уже укоренились в его сознании. Впоследствии его внимание не будет болезненно, вольно или невольно, обращаться к той же самой старой, подтачивающей силы проблеме. Если наступает исцеление, то оно возникает как побочный продукт сознания.
Диагностика и диалектика, кроме того, пользуются разными методами. Изучая диагностические признаки, врач стремится к точности определения именно того, что поражено, где ощущается боль, количественного анализа и состава крови и т. п. Аналитик, с другой стороны, пытается расширить диапазон сознания, исследуя символическую предысторию симптомов. Метод первого — определение; метод второго — амплификация.
Определение констатирует наличие некоего явления и где оно отделяется от того, что отличается от него. Определение хирургически изымает чужеродные включения. Чем более точно и подробно можно определить некое явление, тем основательнее становятся наши знания о нем. Поскольку душа неоднозначна, а наше знание ее до сих пор остается неполным, точные определения — всегда оказываются поспешными. Главные проблемы, с которыми анализанд приходит на анализ, являются центральными проблемами любой жизни: любовь, семья, работа, деньги, эмоция, смерть. Секира определения может скорее изуродовать эти проблемы, чем освободить их от окружения. Определения все-таки более свойственны логике и естественной науке, где необходимо строго соблюдать соглашения относительно значений слов, и где определения служат замкнутым системам воздействий. Психическое не является замкнутой системой в данном смысле. Определение создает атмосферу беспокойства, пригвождая все по местам. Анализу лучше служит амплификация, высвобождающая предметы обсуждения из их обычных жестких рамок. Амплификация противопоставляет разуму парадоксы и переживания; она раскрывает сложности. Она стремится даже выстраивать символы. Эти рассуждения подводят нас ближе к психологической истине, всегда имеющей парадоксальный бессознательный аспект, в сравнении с определением, характеризующимся исключительной рациональностью сознания.
