защитить окружающих.
Отказ от вышеупомянутых режимов обычно требует определенных изменений в поведении, а также толерантности к риску, который представляет клиент для окружающих. Исправительные учреждения печально известны своей нетерпимостью к любым рискам. Это вполне понятно: если бы Кейт причинила вред другой заключенной или кому‑то из персонала, когда она не находилась бы в режиме пристального наблюдения, в произошедшем была бы виновата тюрьма. Сотрудники тюрьмы должны находиться в безопасности, и насилие на рабочем месте обязано быть сведено к минимуму, даже если это тюрьма или психиатрическая больница с интенсивным наблюдением. Я знаю коллег, которые подверглись нападению со стороны клиентов; нагрузка на специалистов может быть огромной – иногда настолько, что у них самих развивается ПТСР. Даже при отсутствии физических нападений угрозы и вербальная агрессия весьма распространены, и они могут вызвать сильный стресс. Уравновесить потребности Кейт с потребностями тюремного персонала и других заключенных было трудно. К сожалению, люди, которые выходят на свободу после длительного тюремного заключения, часто испытывают трудности с адаптацией и повторно совершают преступления, а затем снова попадают в тюрьму и оказываются в том же цикле.
Системы, где находятся такие сложные люди, как Кейт, обычно отражают внутренний хаос человека. Мы проводили множество встреч и конференций, где обсуждалась Кейт; пробовали различные методы лечения и не добивались успеха; пробовали различные вмешательства, практически не наблюдая прогресса. Кейт стояла на одном месте, а мы вместе с ней. В этом не было ее вины, и это вовсе не означало, что мы не хотели ей помочь. Проблема заключалась в том, что сложность ее нужд и укоренившийся характер некоторых ее поступков затрудняли поиск решения. Эта ситуация была примером того, как трудно иногда помочь человеку, чье представление о помощи отличается от вашего и которого мало интересуют скрупулезные планы служб, работающих с ним. Существовала явная оппозиция между желанием Кейт получить больше свободы, ее поведением, а также потребностью системы в поддержании безопасности других людей. С этим сложно было справиться.
Отношение Кейт к тюремному заключению было двойственным. Она часто говорила, что хочет снова оказаться на свободе, но в глубине души ей нравилось пребывание в тюрьме. Она хорошо приспособилась к жизни там – занималась рисованием, училась и следовала распорядку дня – и часто отказывалась делать то, что требовалось для выхода из‑под режима пристального наблюдения. Возможно, ее жизнь еще никогда не была такой стабильной, и двери камеры не только держали ее в заключении, но и не пускали к ней опасных людей. Мир никогда не был добр к ней, и я с грустью наблюдала, насколько более сдержанной и спокойной она была в тюрьме. В мире, где я работаю, очень много таких людей, как Кейт, и пережитые травмы часто находятся в основе их трудностей.
Конечно, я не хочу сказать, что тюрьма – это хорошее место. Тюремное заключение влечет за собой значительные отрицательные последствия для многих людей, и поведение человека иногда гораздо эффективнее корректируется сочетанием лечения, всеобъемлющей поддержки, сосредоточения на базовых вещах, например жилье и здоровье, а также медицинского наблюдения. Лишение свободы используется как тупое оружие, и в некоторых сообществах, например сообществе австралийских аборигенов, уровень тюремных заключений непропорционально высок, что свидетельствует о социальных проблемах, требующих иного решения. Следует отметить, что австралийцы часто жаждут крови и требуют посадить кого‑то за решетку, не задумываясь о вреде, вызванном лишением свободы и иногда передающимся из поколения в поколение. Хотя Кейт обрела некоторое успокоение в тюрьме, многие заключенные отмечают, что они случайно подверглись повторной травматизации или, что еще хуже, стали жертвой санкционированного государством насилия в тюрьмах и других исправительных учреждениях.
Тем не менее, есть люди, которые не могут прервать цикл жизненных трудностей, и тюрьма (при отсутствии иной среды, где человек находится в заключении, но при этом получает поддержку) иногда способна разорвать цикл вредоносного поведения или стать смирительной рубашкой для по‑настоящему жестоких людей и психопатов. Она позволяет защитить окружающих и их самих от опасных импульсов. Есть люди, которые нуждаются в жестких ограничениях, характерных для определенной среды, и в эпоху недостаточного финансирования найти такие службы вне пенитенциарной системы иногда невозможно.
Оценив Кейт, я пришла к выводу, что она была тяжело травмированной и ее трудности передавались из поколения в поколение. Ее беды начались задолго до ее рождения, и вполне вероятно, что такой жизненный путь был неизбежным. Комплексные отношенческие травмы часто бывают межпоколенческими. Говоря простым языком, травмированные люди травмируют окружающих. Маловероятно, что у матери, которая избивает и пытается убить своего ребенка, было счастливое и безопасное детство. Точно так же маловероятно, что родители матери были любимыми и чувствовали себя защищенными. Таким образом травмы переходят из поколения в поколение, иногда их интенсивность снижается со временем (как правило, только в том случае, если их идентифицируют, называют и лечат), но чаще она лишь усиливается.
Нарушения привязанности и насилие в раннем детстве радикально меняют то, как человек воспринимает и понимает мир.
Мозг ребенка – это губка, скопление аморфного серого вещества, и в первые годы своей жизни малыш активно учится, наблюдая за другими людьми. Он получает знания о языке, формах и звуках окружающего мира, о привязанности, внимании, самоуспокоении, эмпатии и человечности. Родители, имеющие тяжелые травмы, часто не могут предоставить ребенку то, что ему необходимо для изучения мира. Они сами недополучили родительского внимания и оказались в дистрессе и хаосе собственной жизни. В лучшем случае они просто игнорируют своих детей, а в худшем – прибегают к активному насилию.
Я работала с людьми, которых оставляли в одиночестве в детской кроватке на несколько дней, из‑за чего у них не сформировались нормальные двигательные, отношенческие и когнитивные навыки. Во время ключевых периодов их развития они недополучили важнейших знаний, и еще на довербальном этапе боялись остаться одни и чувствовали, что одиночество могло привести к смерти. Даже пренебрежительное отношение, вызванное психическим расстройством, алкогольной/наркотической зависимостью или чрезмерной занятостью родителей, может отрицательно сказаться на восприятии ребенком себя и окружающего мира, а также его регуляторных способностях. «Люди плохие, я плохой(-ая), мне всегда будут причинять боль, никого никогда не будет рядом, нужно нападать первым(-ой), брать то, что нужно, никому не доверять», – вот некоторые из убеждений, сформировавшихся у таких людей, как Кейт и Мэдисон, и они закодированы на глубоких невербальных уровнях. У этих людей отсутствует способность к самоуспокоению и регуляции своих импульсов и чувств, и такие внутренние установки определяют их поведение.
Иногда люди с очень тяжелыми травмами направляют гнев и страдания на собственное тело. Они ранят,
