Ознакомительная версия.
Обычному понятию восприятия, объектом которого являются внешние объекты, Беркли противопоставляет восприятие «в истинном и строгом значении слова». Из него Беркли первым делом исключает все пространственные свойства предметов – расстояние, положение, величину. «В истинном и строгом значении слова, – пишет он, – я не вижу расстояния самого по себе, и ничто из того, что я воспринимаю, не находится на расстоянии» [ [119] . То же затем утверждается о величине и о положении [120] . В итоге Беркли утверждает: видимый объект существует только в сфере духа. [121]
Беркли объявляет объектом восприятия само его чувственное содержание. Восприятие в берклеанском понимании – это прообраз ощущения в трактовке последующей идеалистической психологии, превращающей его в объект познания. Свойства объектов – вещей понимаются как особые «объекты» или «вещи» [ [122] , ощущение или восприятие этих свойств подставляется на место последних – в результате: ощущается – ощущение, воспринимается – восприятие! Восприятия теряют свое основное качество – быть знанием о бытии, о вещах как о чем-то существующем вне их.
Обособляя ощущение от объекта и подставляя его на место последнего, Беркли неизбежно приходит и к обособлению ощущений – зрительных, осязательных и т. д. – друг от друга, к отрицанию возможности зрительно и осязательно воспринимать те же свойства вещей.
В самом деле, если признать, что мы зрительно и осязательно познаем те же свойства (как это, на самом деле, и есть), то из этого необходимо следует, что познаваемый объект не тождественен ни с зрительными, ни с осязательными (ни с какими-либо другими) ощущениями. Поэтому Беркли и пишет: «Никогда не бывает, чтобы мы видели и осязали один и тот же объект (вещь). То, что видится, есть одна вещь, а то, что осязается, совершенно другая вещь». И далее: «объекты зрения и осязания суть две отдельные вещи». [123]
Таким образом, путем выключения из восприятия всего того, что воспринимается посредством взаимосвязи различных ощущений, Беркли приходит к выключению из своего редуцированного восприятия всех пространственных свойств объектов внешнего мира и к превращению их в «объекты», которые «не находятся и не кажутся находящимися вне духа, или на каком-либо расстоянии от него». [124]
Однако обособление ощущений друг от друга, к которому необходимо приводит попытка обособить их от объектов, ведет всю эту концепцию к гибельному для нее конфликту с фактами, с реально существующей и эмпирически констатируемой структурой восприятия, в которой ощущения различных видов («модальностей») фактически взаимосвязаны и как бы включены друг в друга.
В принципе та же, что у Беркли, подстановка ощущений на место объекта составляет основной ход ряда разновидностей эпистемологического монизма. Она же лежит, в частности, в основе теории «чувственных данных» ( sense – data – theory ), которая в последние годы стоит в центре гносеологической дискуссии, разворачивающейся в зарубежной, особенно англо-американской философии. [125] Мур (G. Moore), являющийся, наряду с Б. Расселом, одним из главных представителей и даже создателей теории чувственных данных, сам прямо указывает на совпадение того, что он разумеет под чувственными данными, с тем, что Беркли разумел под «прямыми» непосредственными объектами восприятия в «истинном и строгом значении слова». [126]
Чувственные данные объявляются этой теорией единственными непосредственными, достоверными объектами восприятия, «прямо» данными ему особыми «сущностями» ( essenses ). Гносеологическая проблема восприятия внешнего материального мира превращается в вопрос о том, может ли совершиться и каким образом переход от этих «прямых» объектов познания к материальным, физическим объектам. Фиктивные «объекты» – «чувственные данные» вклиниваются как завеса между чувственным познанием и его подлинными объектами – вещами и явлениями материального мира. В теории чувственных данных чувственные качества вещей признаются данными помимо дифференцирующей их аналитико-синтетической деятельности познания, превращаются в обособленные «сущности» и объявляются единственными прямыми и «бесспорными» объектами познания.
Так, теория «чувственных данных» восстанавливает фальшивые берклеанские подстановки: 1) ощущения и восприятия подставляются на место объектов; 2) свойства объектов – вещей материального мира – превращаются в особые объекты. Наконец, эта подстановка «чувственных данных» на место объектов используется для провозглашения их «нейтральности» по отношению к психическому и материальному.
Аналогичными путями идет и теория ощущения и восприятия неореализма. Неореалисты прямо объявляют ощущения «сущностями». Восприятие белых или красных, твердых или мягких и т. д. предметов распадается; вместо белых и красных, твердых и мягких и т. д. предметов в представлении неореалиста выступают «белизна», «краснота», «твердость», «мягкость». Эти образованные посредством слова абстракции от чувственных качеств вещей неореализм подставляет на место вещей и тоже превращает в особые «сущности». Чувственное содержание ощущений возводится (странная мистификация!) в ранг платоновской идеи: создается чувственный платонизм. Ощущения, препарированные таким образом, перестают быть знанием о существующем вне и независимо от них объективном мире. Они, как и подобает гипостазированным «сущностям», пребывают в «себе» и не раскрывают нам свойств объективно существующих вещей и явлений. Ощущения перестают быть тем, что составляет самое их существо и становятся тем, что противно их существу, – «сущностью», бытием в себе. Можно ли отойти дальше от того, что есть на самом деле?!
В действительности чувственные качества характеризуют свойства вещей , представляют собой знания субъекта о них. Они выражают свойства вещи как реальности, которая не может быть исчерпана никакой совокупностью свойств, данных субъекту. В процессе взаимодействия вещи с человеком и взаимодействия вещей каждая вещь выявляет бесчисленное количество все новых свойств, вступая во все новые связи и взаимоотношения с другими вещами. Существенным при этом является то, что в восприятие человека включается слово. Всякая вещь воспринимается как предмет, существенные свойства которого фиксированы в слове, ее обозначающем. Благодаря слову в воспринимаемый предмет включается и содержание, не данное непосредственно, чувственно. Оно включается в восприятие по механизму так называемого «вторичного возбуждения» (или возбуждения «второго порядка») [127] в силу связей, образующихся между непосредственно воспринимаемыми свойствами предмета и содержанием слова.
Включение слова в восприятие предмета совершается в ходе индивидуального развития. В процессе овладения речью у человека создаются натуральные рефлекторные связи между вещью и обозначающим ее словом. В результате в систему корковых связей, являющуюся нейродинамической основой образа вещи, включается новый компонент – закрепленные в значении слова связи второй сигнальной системы. Зрительно-осязательный образ вещи начинает включать и вбирать в себя содержание, закрепленное в обозначении вещи, подобно тому, как он вбирает в себя содержание других рецепций. Дело при этом заключается не в том, что восприятие сопровождается словом, называнием воспринимаемого (тогда слово бы выступало в сознании особо от восприятия), а в том, что смысловое содержание слова посредством рефлекторного замыкания объединяется с чувственным образом предмета (включается в единый комплексный раздражитель). Само слово при этом сплошь и рядом маскируется (пользуясь выражением И. П. Павлова) и как таковое особо не осознается ; его смысловое содержание включается в восприятие предмета как его компонент и осознается как смысловое содержание самого предмета , а не как содержание слова. Восприятие в результате взаимодействия второй и первой сигнальных систем вбирает в себя смысловое содержание слова, сбрасывая форму и функцию слова как особого языкового образования . Чувственное содержание образа становится носителем смыслового содержания. Слово относится не к образу, не к восприятию как таковому, а, так же как и самый образ, – к предмету, к вещи, которая в этом образе осознается. Именно поэтому вещь выступает в восприятии как предмет, обладающий не только непосредственно, чувственно данными свойствами. В силу этого – и исторического развития самих предметов восприятия – восприятие человека насыщается историческим содержанием и становится исторической категорией.
Таким образом, смысловое содержание включается в восприятие предмета. Известно, что именно роль смыслового содержания прежде всего подчеркивает теория восприятия семантического идеализма. Спрашивается: чем материалистическая трактовка этой проблемы отличается от идеалистической? Борьба материализма и идеализма здесь идет вокруг одного основного вопроса: что – чувственно данный предмет как материальная вещь или смысловое содержание, значение соответствующего слова – является первичным. Материалист признает первичным предмет, чувственно воспринимаемую материальную вещь и вторичным – связанное с ним смысловое содержание; идеалист, наоборот, объявляет смысловое содержание, значение первичным, а предмет – чем-то производным, конституируемым значением; в идеалистической теории восприятия значение выполняет определяющую функцию.
Ознакомительная версия.
